Северный альянс
 |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
| Объединённый исламский фронт спасения Афганистана | |||||||
| перс. جبهه متحد اسلامی ملی برای نجات افغانستان Jabha-yi Muttahid-i Islāmi-yi Millī barā-yi Nijāt-i Afghānistān | |||||||
| Альянс, В 1992-2001 гг. - официально признанное правительство Афганистана | |||||||
| |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
| Гимн Гимн Северного альянса | |||||||
| Столица | Панджшер | ||||||
| Крупнейшие города | Файзабад Тахар | ||||||
| Язык(и) | Дари | ||||||
| Население | 2.500.000 | ||||||
Объединённый исла́мский фронт спасе́ния Афганиста́на (перс. جبهه متحد اسلامی ملی برای نجات افغانستان Jabha-yi Muttahid-i Islāmi-yi Millī barā-yi Nijāt-i Afghānistān), также известный как Се́верный алья́нс — объединение ряда полевых командиров Афганистана, сформировавшееся в конце 1991 года.
История создания
Джамиати-Ислами возникла на основе одной из семи партий моджахедов, имевшей в 1980-х годах резиденцию в пакистанском городе Пешаваре. Хезбе вахдат, призванная защищать интересы хазарейцев, образована в 1989 путём слияния шиитских политических группировок, базировавшихся в 1980-х годах в иранской столице Тегеране.
Тогда становилось все более ясно, что Москва не только сокращает поддержку Кабула, но и готова на шаги, которые вели к крушению режима Наджибуллы[1]. Вслед за этим в сентябре 1991 года госсекретарь США Джеймс Бейкер и новый министр иностранных дел СССР Борис Панкин подписали соглашение о прекращении поставок оружия конфликтующим сторонам в Афганистане с 1 января 1992 года. Были также прекращены поставки из СССР боеприпасов и топлива. В декабре 1991 года СССР прекратил своё существование.
Лидер афганских таджиков Ахмад Шах Масуд, узбекский лидер Абдул Рашид Дустум, глава партии хазарейцев-шиитов «Хезб-е вахдат» («Партия единства») Абдул Али Мазари и лидер афганских исмаилитов Мансур Надери подняли восстание против Кабула на севере страны, и в апреле 1992 года коммунистическая власть перестала существовать. Альянс действовал стремительно и успел войти в Кабул до прибытия туда отрядов пуштунских моджахедов, обеспечив себе прочные позиции в столице. Созданное там правительство (Масуд занял в нём пост министра обороны) с представительством почти всех ключевых партий сопротивления оказалось, однако, недолговечным и, раздираемое внутренними противоречиями, вскоре развалилось. Последовала сильная смута с военными столкновениями между враждовавшими друг с другом «партиями» и «фронтами». Конец ей положило движение «Талибан», захватившее в 1996 году Кабул.
Северный альянс был реанимирован Ахмад Шах Масудом после того, как мировое сообщество стало опасаться талибов.
Ахмад Шах Масуд сумел заручиться поддержкой многих западных стран и их союзников, после чего, получив относительно новые вооружения, сумел взять под свой контроль около 15 % процентов территории страны на севере Афганистана, в основном это были территории, населённые этническими таджиками и узбеками.
По меньшей мере с 1999 г. Северный Альянс установил тесные связи с ЦРУ, о чём писал в своей книге «В центре шторма» директор ЦРУ Джордж Теннет: «В течение двух лет, предшествовавших 11 сентября, группы ЦРУ, развёрнутые в Панджшерском ущелье на севере Афганистана, пять раз встречались с разными полевыми командирами, прежде всего с Ахмад-Шахом Масудом, главой Северного Альянса».
Северный Альянс после гибели Ахмад Шах Масуда
9 сентября 2001 года два террориста-смертника под обличьем тележурналистов, бравших интервью у лидера Северного альянса, привели в действие взрывное устройство, вмонтированное в телекамеру. В течение недели положение вещей тщательно скрывалось от общественности, даже близкие родственники Масуда, люди из его окружения, высокопоставленные дипломаты в один голос уверяли, что афганский военачальник ранен, но его жизнь вне опасности. Эти сведения не подтвердились: Масуд скончался от полученных ранений. 16 сентября 2001 года он был похоронен в Панджшерском ущелье.
Преемником Масуда стал 44-летний генерал Мухаммад Фахимхан. 13 сентября генерал был официально представлен в Душанбе официальным лицам Ирана, России, Индии, Таджикистана, Узбекистана, срочно собравшимся на совещание по поводу обстановки в Афганистане. Мухаммад Фахимхан хорошо известен. Он окончил теологический факультет Кабульского университета, воевал ещё против Советской армии, в 1992 году назначен министром безопасности, в последнее время был советником Ахмад Шаха Масуда.
Напишите отзыв о статье "Северный альянс"
Примечания
- ↑ Гареев М.А. Афганская страда. — М.: Инсан, 2002. — С. 332. — ISBN 5-85840-312-3 УДК 930.24 ББК 66.4(0) Г20.
Ссылки
- [www.fas.org/irp/world/para/northern_alliance.htm Northern Alliance] FAS
- [news.bbc.co.uk/1/hi/world/south_asia/1652187.stm Who are the Northern Alliance?] BBC 13 November, 2001
- [news.bbc.co.uk/1/hi/world/south_asia/1552994.stm Afghanistan’s Northern Alliance] BBC 19 September, 2001,
- [www.hrw.org/reports/2001/afghan2/Afghan0701-01.htm#P195_43109 Human Rights Watch on the UIF]
- [11.strana.ru/stories/01/09/18/1577/62934.html Справка: Северный альянс — антиталибская коалиция](недоступная ссылка)
- [antiterror.ntvru.com/article/28.html Что такое Северный альянс]
Отрывок, характеризующий Северный альянс
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
