Сеймур, Элизабет
| Элизабет Сеймур | |
| англ. Elizabeth Seymour | |
 | |
| «Портрет неизвестной женщины», предположительно Элизабет Сеймур. Художник — Ганс Гольбейн Младший[1]. | |
|---|---|
| Дата рождения: |
ок. 1511 |
| Дата смерти: | |
| Отец: |
сэр Джон Сеймур |
| Мать: |
леди Маргарет Уэнтворт |
| Супруг: |
1. Энтони Отрэд |
| Дети: |
От 2-го брака: |
Элизабет Сеймур, маркиза Уинчестер (англ. Elizabeth Seymour, Marchioness of Winchester; ок. 1511—1563) — фрейлина при дворе Тюдоров, младшая сестра королевы Джейн Сеймур, третьей жены Генриха VIII.
Содержание
Биография
Элизабет Сеймур была дочерью сэра Джона Сеймура и его жены, леди Маргарет Уэнтворт. Она родилась в наследственном владении Сеймуров Вулфхолле предположительно в 1511 году[2] и была младшей сестрой Эдуарда, Томаса и Джейн Сеймуров.
В возрасте тринадцати лет она была выдана замуж за сэра Энтони Отрэда, губернатора острова Джерси, который умер в 1534 году. Этот брак был бездетным.
В то время Элизабет, как и её сестра Джейн, уже состояла в свите королевы Анны Болейн, второй супруги Генриха VIII. С конца 1535 года король проявлял пристальный интерес к Джейн, и через несколько месяцев, 30 мая 1536 года, они обвенчались в Уайтхолле (спустя одиннадцать дней после казни Анны Болейн). Родственникам новой королевы были пожалованы почётные титулы и доходные должности, а Элизабет и леди Энн Сеймур, жена Эдуарда, стали особо приближёнными фрейлинами Джейн, умершей вскоре после свадьбы, 24 октября 1537 года.
В 1537 году Эдуард Сеймур организовал помолвку Элизабет с Грегори Кромвелем, 1-м бароном Кромвелем, сыном Томаса Кромвеля, главного советника Генриха VIII и одного из самых могущественных людей в королевстве. В 1538 году состоялась свадьба. Брак ознаменовался рождением пятерых детей.
В начале 1540 года Элизабет вернулась ко двору, чтобы приветствовать очередную супругу короля, Анну Клевскую, и вновь занять место фрейлины. После аннулирования брака Анны и Генриха и казни Томаса Кромвеля в середине 1540 года, она по-прежнему оставалась в своей должности и продолжала служить следующим жёнам короля — Кэтрин Говард и Катарине Парр.
Её братья, Томас и Эдуард, бывшие влиятельнейшими государственными деятелями при своём племяннике-короле Эдуарде VI, были казнены по обвинению в измене ещё во времена его правления. В 1551 году леди Элизабет овдовела.
Предположительно в 1554 году она в третий раз вышла замуж — за Джона Паулета, 2-го маркиза Уинчестера, чей отец, Уильям Паулет, занял пост лорда-казначея после казни брата Элизабет — лорда-протектора герцога Сомерсета. Подозревали, что Уильям Паулет был одним из участников заговора против Сеймура и имел непосредственное отношение к его опале.
Леди Элизабет Сеймур скончалась в 1563 году в возрасте около 52 лет.
Портрет
На протяжении долгого времени портрет дамы кисти Ганса Гольбейна Младшего идентифицировался исключительно с Кэтрин Говард, пятой женой Генриха VIII. С этим мнением соглашались и историки викторианской эпохи. Современный исследователь Антония Фрэзер выдвинула гипотезу, что на портрете скорее всего изображена леди Элизабет Сеймур. В пользу этой теории указывает тот факт, что дама на картине одета во вдовий наряд — у Элизабет, в отличие от Кэтрин Говард, был повод его надеть (после смерти первого мужа в 1534 году). Отмечается также сходство с портретом Джейн Сеймур (тоже работы Гольбейна). Указан и возраст леди — 21 год. Дата рождения Кэтрин точно не установлена, обычно указывается период от 1521 до 1525 гг., а в начале 1542 года она уже была обезглавлена. Даже если принять во внимание самую раннюю дату, то в двадцать один Кэтрин была либо в заключении, либо уже казнена. Существует также версия, что это портрет леди Маргариты Дуглас, дочери старшей сестры Генриха VIII, Маргариты Тюдор.
Национальная портретная галерея в Лондоне, экспонирующая этот портрет, всё ещё не приняла окончательного решения относительно установления личности дамы, изображённой на нём, и именует его как «Портрет неизвестной женщины, ранее предполагаемый как портрет Кэтрин Говард»[1].
Напишите отзыв о статье "Сеймур, Элизабет"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.npg.org.uk/collections/search/portrait.php?LinkID=mp07116&page=1&role=art&rNo=20 Unknown woman, formerly known as Catherine Howard] (англ.). npg.org.uk. Проверено 21 сентября 2010. [www.webcitation.org/66gua26m6 Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ [www.thepeerage.com/p2416.htm#i24151 Elizabeth Seymour] (англ.). thepeerage.com. Проверено 21 сентября 2010. [www.webcitation.org/66gubJyFf Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
Ссылки
- [www.tudorplace.com.ar/Bios/ElizabethSeymour.htm Elizabeth Seymour: TudorPlace.com] (англ.). [www.webcitation.org/66gucYswv Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Сеймур, Элизабет
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
