Сердюк, Зиновий Тимофеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зиновий Тимофеевич Сердюк<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Первый секретарь ЦК КП Молдавии
6 февраля 1954 года — 29 мая 1961 года
Предшественник: Дмитрий Спиридонович Гладкий
Преемник: Иван Иванович Бодюл
Первый секретарь Львовского областного комитета Компартии Украины
апрель 1952 года — февраль 1954 года
Предшественник: Василий Данилович Чучукало
Преемник: Михаил Константинович Лазуренко
Первый секретарь Киевского областного комитета КП(б) Украины
март 1947 года — февраль 1949 года
Предшественник: Никита Сергеевич Хрущёв
Преемник: Алексей Андрианович Грыза
 
Рождение: 2 (15) ноября 1903(1903-11-15)
село Арбузинка,
Херсонская губерния ныне Николаевская область, Российская империя
Смерть: 8 августа 1982(1982-08-08) (78 лет)
Москва, РСФСР, СССР
Партия: КПСС
 
Награды:

Зино́вий Тимофе́евич Сердю́к (19031982) — советский партийный деятель, генерал-майор (1943).

Член КПСС с 1925 года. Член ЦК КП Украины (1938—54). Кандидат в члены ЦК КПСС (1939—56). Член ЦК КПСС (1956—66). Кандидат в члены Политбюро ЦК КП Украины (1949—54). Член Политбюро и первый секретарь ЦК КП Молдавии (1954—61).





Биография

Родился в с. Арбузинка Херсонской губернии (ныне — Николаевская область), в семье крестьянина-бедняка.

С 1917 года — рабочий на Юго-западной железной дороге. В 1923 вступил в комсомол. В 1923—1928 был на профсоюзной и комсомольской работе в Одесской губернии.

В 1928—1931 учился в Высшей школе профдвижения, затем на профсоюзной работе в Москве. В 1934—1935 — заместитель командира ледокола «Русанов» по политической части. В 1935—1936 — заместитель начальника Политического отдела Главного управления северного морского пути при СНК СССР.

Сын Н. С. Хрущёва Сергей Хрущёв в книге "Никита Хрущев. Реформатор" писал: "Отец знал Сердюка с 1938 года (с переходом Хрущёва с работы в Москве на Украину - Прим.)... В [Киевском] обкоме ему приглянулся тридцатипятилетний смышленый, расторопный Сердюк. Он стал правой рукой отца, а на следующий год его избрали Секретарем Киевского обкома. С тех лет они дружили".

В годы Великой Отечественной войны член военных советов нескольких армий.

С 22 марта 1947 года по февраль 1949 года — первый секретарь Киевского областного комитета КП Украины. В 1949—1952 — секретарь ЦК КП Украины. В 1952—1954 — первый секретарь Львовского областного комитета КП Украины.

С 6 февраля 1954 года по 29 мая 1961 года — первый секретарь ЦК КП Молдавии.

С 1961 года первый заместитель Председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.

С декабря 1965 года — персональный пенсионер союзного значения.

На XVIII—XIX съездах КПСС был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, а на XX[1] и XXII съездах — членом ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 1-6 созывов. Депутат Верховного Совета Молдавской ССР 4-5 созывов.

Награды

Напишите отзыв о статье "Сердюк, Зиновий Тимофеевич"

Примечания

  1. [www.vkpb2kpss.ru/book_view.jsp?idn=002417&page=536&format=html Материалы 20 съезда КПСС. Стенографический отчет.]

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20041109223109/www.lgz.ru/archives/html_arch/lg262003/Polosy/art15_1.htm ПОРТФЕЛЬ "ЛГ" - Гамлетовские муки Сердюка] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3992 дня) — историякопия)
  • Биографии:
    • [www.knowbysight.info/SSS/05325.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898-1991]
    • [www.hrono.ru/biograf/serdyuk.html На сайте Хроно.Ру]
    • [wwhp.ru/serdyk-zt.htm На сайте "Всемирный исторический проект"] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3992 дня))
  • [findagrave.ru/obj.php?i=45 Могила Зиновия Сердюка на Троекуровском кладбище, г. Москва]
Предшественник:
Гладкий, Дмитрий Спиридонович
Первый секретарь ЦК КП Молдавской ССР
6 февраля 1954 года29 мая 1961 года
Преемник:
Бодюл, Иван Иванович

Отрывок, характеризующий Сердюк, Зиновий Тимофеевич

Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.