Грищук, Леонид Степанович

Леонид Степанович Грищук
1 секретарь Львовского областного комитета КП(б) Украины
27.11.1939 — конец июня 1941
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность вакантна до освобождения Львовской области от немецко-фашистских захватчиков в 1944 г., затем Грушецкий, Иван Самойлович
Рождение:	1906(1906) Киевская губерния
Смерть:	22 мая 1960(1960-05-22)
Партия:	КПСС

Леонид Степанович Грищук (1906 — 22 мая 1960, Киев) — украинский советский партийный и военный деятель. Член ВКП(б) с 1930 года.

Биография

Украинец. Родился в крестьянской семье в киевской губернии.

В начале 1920-х гг трудился на сельскохозяйственных работах.

В 1925 работал слесарем на бакинских нефтепромыслах, затем — на текстильных предприятиях г. Киева.

В 1930 был принят в партию и назначен председателем коммуны «Большевик» в с. Шпитьки (теперь Киево-Святошинского района Киевской области).

В 1931—1933 гг. — заместитель директора трикотажной фабрики «Укрфизкультвоенспорта», затем председатель правления предприятия, и заместитель директора суконной фабрики «Промткач» г. Киева.

В 1933—1936 работал на Дальнем Востоке в штабе 2-й бригады Центрального управления дорожного строительства при СНК СССР (Цудортранса) (г. Хабаровск). Затем — секретарем Военного трибунала Военно-Морских Сил Тихого океана во Владивостоке.

В 1937—1939 гг. был председателем районного военного комиссариата (РВК) Киевского сельского района, потом первым секретарем Киевского сельского райкома КП(б)У.

После присоединения Западной Украины к УССР, постановлением Политического бюро ЦК КП(б) Украины (№ 860-оп) 27 ноября 1939 Л. С. Грищук был избран 1 секретарем Львовского областного комитета КП(б) Украины. Таким образом, стал первым в советский период областным руководителем львовских коммунистов. Был избран депутатом Народного Собрания Западной Украины от Тернополя. С 17 мая 1940 по 25 января 1949 — избирался членом ЦК КП(б) Украины. Находился на посту 1 секретаря Львовского обкома КП(б) Украины до начала Великой отечественной войны. Активно проводил в жизнь решения ВКП(б) и, в частности, по проведению массовых депортаций населения с территории Западной Украины, в первую очередь, семей осадников и лесной стражи.

В телеграмме И.Сталина от 3 июля 1940 г. секретарю Львовского обкома Грищуку (копия секретарям ЦК компартии Украины Хрущеву и Бурмистенко) сообщалось:

«До ЦК ВКП(б) дошли сведения, что органы власти во Львове допускают перегибы в отношении польского населения, не оказывают помощи польским беженцам, стесняют польский язык, не принимают поляков на работу, ввиду чего поляки вынуждены выдавать себя за украинцев и тому подобное. Особенно неправильно ведут себя органы милиции. ЦК ВКП(б) предлагает вам за вашей личной ответственностью незамедлительно ликвидировать эти и подобные им перегибы и принять меры к установлению братских отношений между украинскими и польскими трудящимися. Советую вам созвать небольшое совещание из лучших польских людей , узнать у них о жалобах на перегибы, записать эти жалобы и потом учесть их при выработке мер улучшения отношений с поляками»

20 февраля 1941 был избран членом Центральной Ревизионной Комиссии ЦК ВКП(б) (постановление XVIII-й конференции ВКП(б) от 15 — 20 февраля 1941 г.) Находился в её составе до 5 октября 1952 г.

Участник войны. С конце июня 1941 - в рядах Красной Армии. С начала июля 1941 г. — член военного совета 6 армии, которая в составе Юго-Западного фронта сражалась на львовском направлении на рубеже Крыстынополь, Грабовец, а с 25 июля 1941 в составе Южного фронта с боями в июле — августе 1941 года отступала, сдерживая немецкие войска.

2 августа 1941 года во время Сражения под Уманью вместе с частями 12-й армии член военного совета Л. С. Грищук попал в окружение. Он уничтожил партийный билет и, будучи в гражданской одежде, вышел из окружения, добрался до Киева и проживал на оккупированной территории до июля 1942 г. по документам, полученным от оккупационных властей на имя Филиппа Филипповича Пулинца. Позже уехал из города на жительство в Тетиевский район Киевской области, также оккупированный немцами. Устроился на работу сторожем, экспедитором Кашперовского сахарного завода.

После освобождения Киева от фашистов, с 13 ноября 1943 по 1944 г. находился в партизанском отряде.

Вернувшись в Киев, с 1 мая 1944 г работал директором швейной фабрики детской одежды, затем в строительном тресте Киевского Совнархоза.

Впоследствии в конце 1952 г. был исключен из ВКП(б), как человек, уничтоживший свой партбилет и находившийся на оккупированной фашистами территории.

Примечания

1.[www.memo.ru/history/polacy/filipp1.htm С. Г. Филиппов.ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОРГАНОВ ВКП(б) В ЗАПАДНЫХ ОБЛАСТЯХ УКРАИНЫ И БЕЛОРУССИИ в 1939—1941 гг.]

Литература

• Who’s Who in the USSR 1965-66. Edited by A. I. Lebed, Dr. H. E. Schulz and Dr. S. S. Taylor, The Scarecrow Press Inc., New York & London, 1966

Ссылки

• [www.knowbysight.info/GGG/02238.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
• [wap.nemirov41.forum24.ru/?1-5-0-00000008-000-10001-0 Воспоминания участников боёв]
• [tetiy.at.ua/publ/istorija_tymoshni/istorija_tetieva/bojovi_nakazi_1941_roku/3-1-0-44 Боевые приказы 1941 г.]
• [vrazvedka.com/book/novobranec.htm В. А. НОВОБРАНЕЦ. ЗАПИСКИ ВОЕННОГО РАЗВЕДЧИКА.Журнал «ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ».N: 4(52) −12(60), 2004 г. — 1(61)-3(63), 2005)]

Отрывок, характеризующий Грищук, Леонид Степанович

Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.