Слоан, Ганс

Ганс Слоан
англ. Sir Hans Sloane, 1st Baronet
Дата рождения:	16 апреля 1660(1660-04-16)
Место рождения:	Киллилей (англ. Killyleagh), графство Даун, Ирландия
Дата смерти:	11 января 1753(1753-01-11) (92 года)
Место смерти:	Лондон
Страна:	Великобритания
Научная сфера:	медицина, биология, физиология, ботаника

Систематик живой природы

Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «Sloane» С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается. [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=12871-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Сэр Ганс Слоан, или Ганс Слоун, устар. Ганс Слон (англ. Sir Hans Sloane, 1st Baronet, 1660—1753) — английский медик, натуралист, коллекционер, член Лондонского королевского общества, с 1727 по 1741 годы его президент. На основании его коллекции книг, манускриптов, исторических находок был создан Британский музей. Иностранный член Российской академии наук, почётный член Российской академии наук.

Биография

Родился 16 апреля 1660 года в поселке Киллилей, графство Даун, Северная Ирландия. Отец был главой колонии шотландских поселенцев. Его отец скончался, когда ему было всего 6 лет.

В молодости Ганс начал собирать коллекцию из предметов естественной истории и различных диковинок. Вместе с этим увлечением, он заинтересовался естествознанием и решил изучать медицину, для чего приехал в Лондон. Занимаясь научной деятельность, в первую очередь, он занялся ботаникой, лекарственным веществам и аптечным делом.

После четырёх лет, проведенных в Лондоне, Ганс отправляется в путешествие по Франции, во время которого он задерживается на время в Париже и в Монпелье. Также во Франции он получает степень доктора медицины в университете города Оранжа в 1683 году.

Он возвращается в Лондон с большой коллекцией растений и диковинок.

Вскоре его избирают членом Королевского научного общества. Он привлекает внимание врача Томаса Сиденгама, который поделился с ним своим опытом врачебной практики.

В 1687 году Слоан стал членом корпорации врачей и в том же году уезжает на Ямайку в должности врача в свите герцога Албемарля. Вскоре после приезда герцог скончался, и Слоан пробыл на Ямайке ещё 15 месяцев. За это время он сумел описать около 800 новых видов растений. По результатам своих исследований он издал в 1696 году детальный каталог на латыни, а с 1707 по 1725 года описал свои впечатления от путешествия в книге «A Voyage to the Islands Madera, Barbados, Nieves, St Christophers and Jamaica».

В 1693 году Слоан стал секретарем Королевского научного общества и на протяжении 20 лет редактировал «Научные труды» общества («Philosophical Transactions»).

Слоан женился на вдове Элизабет Лэнгли. У них было четверо детей, из которых до зрелого возраста дожили только две дочери — Сара и Элизабет.

Изобретение шоколадного молока

Впервые какао-бобы Слоан увидел во время пребывания на Ямайке. Местные туземцы растирали их в порошок, затем смешивали с водой и употребляли получившийся напиток. Самому Слоану вкус этого напитка показался тошнотворным, однако он придумал способ смешивания его с молоком для придания более приятного вкуса. Рецепт шоколадного молока он привез с собой в Англию.

Врачебная практика

Врачебная практика Слоана в высших слоях общества была прибыльным занятием. Он был лечащим врачом троих правителей подряд: королевы Анны, Георга I и Георга II.

В 1716 году Слоан получил титул баронета и стал первым врачом, получившим наследственный дворянский титул. В 1719 году стал президентом Королевской корпорации врачей и занимал эту должность на протяжении 16 лет.

Научная деятельность и Британский музей

В 1727 году Ганс Слоан сменил сэра Исаака Ньютона на посту президента Королевского научного общества, который оставил в возрасте 80-ти лет. В 1712 году Слоан приобрел особняк в Челси близ Лондона и разбил там Аптекарский огород. За свою жизнь Слоану удалось собрать внушительную коллекцию разнообразных диковинок и антикварных ценностей. После его смерти 11 января 1753 года все это собрание, согласно его завещанию, было сделано достоянием общественности. В этом случае должно было соблюдаться одно условие: парламент должен был заплатить его душеприказчику 20 тысяч фунтов стерлингов, что составляло ничтожную часть стоимости коллекции. В итоге, в 1759 году эта коллекция была открыта для всеобщего обозрения в учрежденном в связи с этим Британском музее в Блумсбери.

Сэр Ганс Слоан был погребен на территории старой церкви в Челси 18 января 1753 года рядом со своей женой Элизабет, которая умерла несколькими годами ранее.

Труды

• [www.botanicus.org/title/b12077926 Catalogus plantarum quae in insula Jamaica], London 1696
• Voyage to the Islands Madera, Barbadoes, Nieves, St. Christophers and Jamaica] [www.botanicus.org/title/b12082429 Vol.1] [www.botanicus.org/item/31753000820115 Vol.2], London

Память о Слоане

• В честь Ганса Слоана был назван один из видов бабочек, обитающий на Ямайке — Urania sloanus.
• Его именем названы площадь Слоана в Лондоне и площадь сэра Ганса Слоана в его родном городке Киллилей.

Ссылки

• [www.nhm.ac.uk/research-curation/research/projects/sloane-herbarium/hanssloane.htm Natural History Museum: About Hans Sloane]

Отрывок, характеризующий Слоан, Ганс

Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.