Спиридов, Алексей Григорьевич

Алексей Григорьевич Спиридов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Военный губернатор Архангельской губернии
19 апреля 1811 года — 13 ноября 1813 года
Предшественник:	Мартин Петрович Дезин
Преемник:	Алексей Федотович Клокачев
Рождение:	10 октября 1753(1753-10-10)
Смерть:	18 марта 1828(1828-03-18) (74 года)
Военная служба
Годы службы:	1762—1828
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	Российский Императорский флот
Звание:	адмирал
Командовал:	66-пушечный корабль «Азия», 66-пушечный корабль «Вячеслав», 66-пушечный корабль «Св. Георгий Победоносец»
Сражения:	Чесменское сражение, Русско-шведская война (1788—1790), * Эландское сражение
Награды:	4-й ст. 1-й ст.

Алексе́й Григо́рьевич Спиридов (1753 — 18 марта 1828) – русский адмирал из рода Спиридовых. В 1792-1811 гг. главный командир Ревельского порта.

Биография

Сын адмирала Григория Алексеевича Спиридова от брака его с Анной Матвеевной Нестеровой.

В 1760 году поступил в Морской кадетский корпус и в 1760—1761 годах на 100-пушечном корабле «Св. Дмитрий Ростовский» и 80-пушечном корабле «Св. Андрей Первозванный» под командованием своего отца капитана 1-го ранга Г. А. Спиридова плавал от Кронштадта до Кольберга. В 1762 году находился на брандвахтенном фрегате «Ульриксдаль» на Кронштадтском рейде и в том же году был произведен в чин мичмана. В 1768 году в чине лейтенанта командовал галеотом в плавании из Кронштадта в Ригу.

В 1769 году на 66-пушечном корабле «Св. Евстафий Плакида» под командованием капитана 1-го ранга А. И. Круза совершил переход их Кронштадта в Архипелаг и в следующем году участвовал в Морейской экспедиции, был контужен при высадке десанта у крепости Корон. В должности генеральс-адъютанта при графе А. Г. Орлове участвовал на корабле «Трех Иерархов» в Чесменском сражении и был послан в С.-Петербург с реляцией о победе. Был пожалован табакеркой и двумя тысячами рублей. В следующем году был назначен генеральс-адъютантом майорского ранга при вице-президенте Адмиралтейств-коллегии графе И. Г. Чернышеве и командовал придворными яхтами. В 1772 году в должности кавалера при посольстве князя Г. Г. Орлова находился в Молдавии и участвовал в переговорах с турками.

После окончания русско-турецкой войны совершил две компании в 1775—1776 годах на 74-пушечном корабле «Св. Великомученик Пантелеймон». В 1777 году был произведен в чин капитана 2-го ранга и назначен командиром 66-пушечного корабля «Азия», командуя которым совершил переход из Кронштадта в Ревель, а в следующем году — обратно из Ревеля в Кронштадт. В 1779 году был произведен в чин капитана 1-го ранга и командуя 66-пушечным кораблем «Вячеслав» в составе эскадры под флагом контр-адмирала С. П. Хметевского плавал от Кронштадта до мыса Норд-Кап и перезимовав в Копенгагене вернулся на следующий год назад. В 1780—1781 годах командуя 66-пушечным кораблем «Азия» в составе эскадры под командованием контр-адмирала И. А. Борисова совершил переход в Ливорно и обратно. По возвращению из плавания был назначен заведующим интендантской экспедицией и в следующем году был произведен в чин капитана бригадирского ранга. В 1782—1784 годах командуя 66-пушечным кораблем «Св. Георгий Победоносец» в составе эскадры адмирала В. Я. Чичагова совершил плавание из Кронштадта в Средиземное море и обратно. В 1783 году был произведен в чин капитана генерал-майорского ранга, а в следующем году был перечислен в чин контр-адмирала. В 1785 году, держа флаг на корабле «Мстислав» перевел эскадру из двух кораблей и трех фрегатов из Архангельска в Кронштадт.

После начала русско-шведской войны командовал арьергардом в Гогландском сражении. На следующий год держа флаг на корабле «Двенадцать Апостолов» крейсировал в Балтийском море и участвовал в Эландском сражении. В мае 1790 года на 100-пушечном корабле «Чесма» в качестве советника при вице-адмирале А. И. Крузе участвовал в Красногорском и Выборгском сражениях.

В 1791 году находясь в С.-Петербурге временно замещал вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа И. Г. Чернышева и в том же году «За беспорочную выслугу, в офицерских чинах, 18-ти шестимесячных морских кампаний» был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1792 году был назначен командиром Ревельского порта и в следующем году был произведен в чин вице-адмирала. После воцарения императора Павла I награждён в 1797 году орденом Св. Анны 1-й степени и 1799 году был произведен в чин адмирала. Был отправлен в отставку, но вскоре снова был принят на службу и назначен главным командиром Ревельского порта.

В царствование императора Александра I был назначен также Ревельским генерал-губернатором и в 1807 году был пожалован орденом Св. Александра Невского. 19 апреля 1811 года был назначен военным губернатором Архангельской губернии, а 7 июля того же года — главным командиром Архангельского порта. В 1812 году ему были пожалованы алмазные знаки к ордену Св. Александра Невского. В сентябре следующего года был снова назначен Ревельским генерал-губернатором и главным командиром Ревельского порта и занимал эту должность до своей смерти. Умер в Ревеле 18 марта 1828 года в возрасте 74 лет. Похоронен на Александро-Невском кладбище в Ревеле.

От брака с Екатериной Фёдоровной фон Швебс адмирал Спиридов имел сына и троих дочерей, из которых Екатерина была замужем за графом Николаем Степановичем Толстым (1796—183?), а Мария (1800—1878), фрейлина, — за графом Василием Дмитриевичем Олсуфьевым (1796—1858). Сын этой последней — генерал А. В. Олсуфьев.

Литература

• Спиридов, Алексей Григорьевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Широкорад А. Б. [militera.lib.ru/h/shirokorad1/index.html «Северные войны России»]
• Скрицкий Н. В. Русские адмиралы, ИД «Рипол Классик»

Отрывок, характеризующий Спиридов, Алексей Григорьевич

Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру: