Сражение на реке Шахе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение на реке Шахе (Шахэ)
Основной конфликт: Русско-японская война
Дата

5—17 октября 1904 года

Место

К югу от Мукдена, на реке Шахэ

Итог

Исход неопределённый, отступление русских войск

Противники
Российская империя Японская империя
Командующие
А. Н. Куропаткин Ивао Ояма
Силы сторон
210 000 170 000
Потери
5084 убито,
30506 ранено и контужено,
4869 пропало без вести[1]
~20 000, из них убитыми 3951

Сражение на реке Шахе (Шахэ), также Шахэйское сражение — крупное сражение Русско-японской войны. Бои шли с 5 по 17 октября (по новому стилю) 1904 года. Ни наступление русской армии, ни предпринятое позже контрнаступление японской армии не достигли успехов.





Ход сражения

В середине сентября 1904 командующий русской Маньчжурской армией (свыше 200 тысяч человек, 758 орудий, 32 пулемёта) генерал Куропаткин по требованию царя решил предпринять наступление против японских сил (1, 2 и 4-я армии, всего до 170 тысяч человек, 648 орудий, 18 пулемётов), возглавляемых маршалом Ивао Ояма[2], с целью помочь осаждённому Порт-Артуру и попытаться изменить ход войны в пользу России.

Нанесение главного удара возлагалось на Восточный отряд: генерала Г. К. Штакельберга (1-й, 2-й и 3-й Сибирские корпуса) и отряд генерала Ренненкампфа. Его задача — атаковать с фронта и охватить правый фланг японцев в районе Бэньсиху. Западный отряд ген. А. А. Бильдерлинга наносил вспомогательный удар вдоль железной дороги Ляоян — Мукден.

22 сентября (5 октября) русские войска начали наступление. К исходу 23 сентября (6 октября) на правом фланге они достигли Шахе, а на левом подошли к передовым позициям противника и завязали за них упорные бои. Японское командование не ожидало наступления русской армии, но, разгадав намерения русского командования, решило вырвать инициативу. 27 сентября (10 октября) японцы перешли в контрнаступление, нанеся главный удар 2-й и 4-й армиями по войскам Западного отряда (6-й Сибирский, 17-й и 10-й армейские корпуса). В ходе встречных боёв 29 сентября (12 октября) они оттеснили Западный отряд за Шахе. 30 сентября (13 октября), не сумев сломить сопротивление 1-й японской армии, начал отход Восточный отряд. Последующие боевые действия, носившие преимущественно встречный характер, проходили с переменным успехом. 5(18) октября, понеся большие потери (русские — 40 тысяч человек, японцы — до 20 тысяч), обе стороны приостановили атаки и приступили к укреплению занимаемых позиций. Установился 60-километровый позиционный фронт, что было новым явлением в военном искусстве.

На результатах сражения на реке Шахе сказалось то, что для нанесения главного удара русские выделили всего 1/4 своих войск, примерно такое же количество сосредоточивалось на вспомогательном направлении. Половина оставалась в резерве. Выявились неподготовленность обеих сторон к ведению встречных боёв и их неумение овладеть инициативой, осуществить смелый манёвр и обеспечить взаимодействие войск. Сражение продемонстрировало также возросшее значение разведки, ночных боёв и стрельбы артиллерии с закрытых позиций. По размаху (фронт и глубина около 60 км, продолжительность 14 суток) оно, по существу, представляло собой операцию. Существенного влияния на ход войны сражение не оказало[3][4].

В этом сражении погиб известный военный корреспондент того времени Евгений Яковлевич Максимов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сражение на реке Шахе"

Примечания

  1. Война с Японией 1904—1905 гг. Санитарно-статистический очерк. 1914.
  2. Шахе, река в Маньчжурии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [mouse-trap.ru/rjw_manjjyria.shtml Русско-японская война -> бои в Маньчжурии]
  4. [battle.oruzie.su/shahe Сражение у реки Шахэ]

Литература


Отрывок, характеризующий Сражение на реке Шахе

Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.