Стессель, Анатолий Михайлович

Анатолий Михайлович Стессель
Дата рождения	28 июня (10 июля) 1848(1848-07-10)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	18 (31) января 1915(1915-01-31) (66 лет)
Место смерти	Хмельник (Винницкая область), Литинский уезд Подольская губерния
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Годы службы	1866—1906
Звание	генерал-лейтенант, генерал-адъютант
Командовал	9-й стрелковый полк 16-й пехотный Ладожский полк 44-й пехотный Камчатский полк 3-я Восточно-Сибирская стрелковая бригада 2-я пехотная дивизия Квантунский укрепленный район
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1877—1878) Ихэтуаньское восстание Русско-японская война
Награды и премии	Российские (лишён всех наград в 1908 году): 3-й ст. 4-й ст. Иностранные

Барон Анато́лий Миха́йлович Сте́ссель (нем. происхождение фамилии, 28 июня [10 июля] 1848, Санкт-Петербург — 18 [31] января 1915, Хмельник, Подольская губерния, Литинский уезд) — русский генерал-адъютант (11 августа 1904 года), генерал-лейтенант (24 апреля 1901 года), комендант Порт-Артура во время Русско-японской войны.

Биография

Родился 28 июня 1848 года, сын отставного полковника и внук Царскосельского коменданта генерал-лейтенанта Ивана Матвеевича Стесселя. Из остзейского дворянского рода.

Окончил 1-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию (1864) и 1-е Павловское военное училище (1866) откуда выпущен подпоручиком.

Участник русско-турецкой войны 1877—1878.

Командовал 9-м стрелковым (1892—1897), 16-м пехотным Ладожским (1897) и 44-м пехотным Камчатским (1897—1899) полками. Командуя 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригадой (1899—1903), отличился при подавлении Боксерского восстания (1900—1901). В ходе взятия Тяньцзиня был ранен и контужен.

Начальник 2-й пехотной дивизии (04.05.1903—12.08.1903).

С 12 августа 1903 по 30 января 1904 года исполняющий обязанности коменданта крепости Порт-Артур. С 14 февраля 1904 года начальник Квантунского укрепленного района (Артур-Цзиньчжоуского укреплённого района).

Стесселя считали …, занявшим ответственный пост [коменданта Порт-Артура] лишь благодаря покровительству командующего А. Н. Куропаткина. Тем не менее, лейтенант флота Лепко в своей записке генералу Стесселю, считал, что должна быть внимательно разобрана вся Порт-Артурская эпопея, выявлены истинные виновники падения крепости, свалившие всё на генерала Стесселя.

Сын — Александр (23.7.1876—1.6.1933, Париж) — полковник. Окончил 1-й Московский кадетский корпус (1894) и 3-е военное Александровское училище (1896). Награждён орденом Св. Георгия 4-й степени (26.11.1916), Георгиевским оружием (4.3.1917). В Гражданскую войну — на Юге России. Комендант Одессы (дек. 1919 — янв. 1920). В 1921 году эмигрировал во Францию. Был женат на Раисе Васильевне, дочери генерала В. Ф. Белого.

Сдача порта Дальний

Без боя японцам сдан порт Дальний. Начальник Квантунского укреплённого района А. М. Стессель не позаботился ни разрушить портовые сооружения, ни вывезти снаряжение. В руки японцев попали нетронутыми около сотни складов, электростанция, железнодорожные мастерские, большое количество рельсов и подвижного состава, значительные запасы угля и 50 грузовых судов. Через Дальний в течение всей войны японцы направляли для своих войск в Маньчжурии пополнения, вооружение, боеприпасы и продовольствие. Здесь базировались и японские миноносцы.

Из воспоминаний Главнокомандующего вооружёнными силами на Дальнем Востоке Генерала-адъютанта А. Н. Куропаткина (1848—1925):

Пользуясь готовую базою в г. Дальнем, он [противник] подвёз огромные береговые орудия. Флот наш оказал нам главное содействие не на море, а как и в Севастополе, на сухом пути, и при всех этих условиях, выведя из строя противника силы вдвое большие сил гарнизона, Порт-Артур пал только через год после открытия военных действий и то преждевременно.

Сдача Порт-Артура

Несмотря на то, что общее руководство крепостью осуществлял Стессель, ведущую роль в обороне крепости вскоре стал играть генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко.

По прошествии 4-х штурмов и гибели русской эскадры у стен крепости, Стессель получил письменное предписание от генерала А. Н. Куропаткина покинуть Порт-Артур и прибыть в распоряжение штаба Маньчжурской армии, однако он просил позволить ему и дальше руководить обороной.

После длительной осады Порт-Артура и сразу после гибели Генерал-майора Р. И. Кондратенко (начальника сухопутных сил крепости, возглавлявшего оборону крепости), сдал Порт-Артур японцам. Как вспоминает Генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин,

Продовольственные запасы в Порт-Артуре были собраны большие. Даже после преждевременной сдачи Порт-Артура оказалось, что мы ещё располагали запасами на 1½ месяца. Кроме того, местное начальство имело кредиты на заготовление ещё большего количества запасов, препятствий же к тому не представлялось, так как местные средства в муке, ячмене, рисе, скоте были весьма велики. …мы обирали существующие крепости, чтобы создать в Порт-Артуре сильную артиллерию в несколько сот орудий, и создали её. …мы создали крепость настолько сильную, что береговое её вооружение держало весь японский флот на почтительном расстоянии, а сухопутная береговая оборона выдержала сильное боевое испытание, при самых невыгодных условиях…

Порт-Артур мог ещё держаться, так как его гарнизон, насчитывающий 24 тысячи боеспособных солдат и матросов, проявлял невиданную стойкость и решимость защищаться. В крепости имелось ещё достаточное количество вооружения и боеприпасов (610 исправных орудий и более 200 тыс. снарядов к ним), на месяц оставалось запасов продовольствия. Несмотря на протест Военного совета, вечером 20 декабря акт о капитуляции был подписан Стесселем и Фоком. Согласно этому акту, весь гарнизон крепости попадал в плен. Форты, укрепления, корабли, оружие и боеприпасы должны были оставаться нетронутыми и подлежали сдаче японцам.

Когда капитан Цунода посещал Стесселя в Порт-Артуре, генерал сказал, что число пленных после капитуляции составит примерно 8 тысяч, самое большее 10 тысяч. На четвёртый день (8 января 1905 года) реальное число военнопленных в пять раз превышало число, названное русским генералом. Услышав, что оно превышает 43 000 человек (исключая давших клятву больше не воевать и отпущенных на свободу), он был изумлён.

Следствие о сдаче крепости

За сдачу крепости в 1906 году отдан под военный трибунал.

По итогам следствия было сформулировно обвинение:

• в неподчинении приказам верховного командования (о передаче командования и отбытии в Маньчжурскую армию)
• во вмешательстве в права и обязанности коменданта крепости
• в непринятии мер по увеличению продовольственных запасов в крепости
• в ложных донесениях командованию о своём личном успешном участии в боях
• в ложном донесении императору с объяснениями причины сдачи крепости, хотя на военном совете от 16 декабря 1904 года факты, изложенные в донесении, были неоднократно опровергнуты
• в заведомо ложных и несправедливых награждениях орденами Святого Георгия генералов Фока, Надеина и Рейса.
• в сознательной сдаче крепости на невыгодных и унизительных для России условиях вопреки мнению военного совета, не исчерпав всех доступных средств к обороне, а также сдаче укрепленных сооружений, ослабляющих оборону крепости
• в том, что, сдав крепость врагу, Стессель не разделил участь гарнизона и не пошёл с ним в плен.

Следственная комиссия, разбиравшая порт-артурское дело, нашла в действиях Стесселя признаки целого ряда преступлений, и обвинение состояло из множества пунктов. Однако на суде оно почти полностью развалилось, сократившись до трёх тезисов:

1) сдал крепость японским войскам, не употребив всех средств к дальнейшей обороне;

2) бездействие власти;

3) маловажное нарушение служебных обязанностей.

Под «бездействием власти» подразумевалось следующее: в Порт-Артуре генерал-лейтенант А. В. Фок в насмешливом тоне критиковал действия неподчинённых ему лиц, а Стессель этого не пресёк. За это «бездействие власти» Стесселю потом дали месяц гауптвахты.

Третий пункт был назван маловажным самим же судом.

Остался лишь один пункт (первый), причём (см. формулировку) — в нём нет ничего про трусость, бездарность, некомпетентность или предательство. Более того в приговоре Верховного военно-уголовного суда по делу о сдаче крепости Порт-Артур признано, что крепость «выдержала под руководством генерал-лейтенанта Стесселя небывалую по упорству в летописях военной истории оборону». Когда Стессель был амнистирован Николаем II, целый ряд бывших защитников Порт-Арутра приветствовали это решение. Об этом свидетельствует, например, телеграммы участника обороны Порт-Артура штабс-капитана Длусского в адрес Стесселя: «От души поздравляю с освобождением своего любимого боевого начальника». А вот что пишет другой артурец, командир судна «Силач» Балк: «Вспоминая боевое время, сердечно поздравляю Вас с милостью государя императора». Стессель не был трусливым, ранен во время Русско-Турецкой войны (1877—1878), во время взятия Тяньцзиня в Китайском походе (1900—1901) — ранен и контужен. Кроме того, Стессель постоянно ходатайствовал перед верховным командованием о награждении офицеров и солдат — защитников крепости, тем самым он стремился поддерживать боевой дух гарнизона. 7 февраля 1908 года приговорен к расстрелу, замененному на 10-летнее заключение в крепости. Отбыв чуть больше года в заключении, 6 мая 1909 года освобожден по повелению Николая II.

Любопытные факты

• Во Франции, ещё до сдачи Порт-Артура и суда, была частным образом выпущена медаль «Защитникам Порт-Артура», на которой отчеканили фамилию «Стессель». При сдаче крепости А. Стессель был освобождён японской стороной и вернулся в Россию.
• В России Пуришкевич написал на приговор эпиграмму:

Я слышал — Стессель Анатоль Посажен за измену в крепость. Какая, говорю, нелепость: Он сдаст и эту, ma parole!

Похоронен в городе Хмельник, Винницкой области.

Награды

• Орден Святого Георгия 4-й степени (8 июля 1900)
• Орден Святого Георгия 3-й степени (14 августа 1904)
• Орден Святого Станислава 3-й степени (1869)
• Орден Святой Анны 3-й степени (1873)
• Орден Святого Станислава 2-й степени с мечами (1877)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1882)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1889)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1893)
• Орден Святого Станислава 1-й степени с мечами
• Орден Святой Анны 1-й степени
• Медаль «В память русско-турецкой войны 1877—1878»
• Медаль «В память коронации императора Александра III»
• Медаль «В память царствования императора Александра III»
• Медаль «В память коронации Императора Николая II»
• Медаль «За труды по первой всеобщей переписи населения»
• Медаль «За поход в Китай»
• Орден «За храбрость» 4-й степени (Болгария)
• Орден Красного орла 2-й степени с мечами (Пруссия)
• Орден Восходящего солнца 2-й степени (Япония)
• Орден Pour le Mérite (Пруссия) (10.01.1905)

5 марта 1908 года исключён из службы с лишением чинов и орденов.

Литература

1. Куропаткин А. Н. Записки о Русско-японской войне // . — М.: Вече, 2015. — 480 с. — (Военные мемуары). — 1000 экз. — ISBN 978-5-4444-2222-9.
2. Ларенко П. Н. Обвинительный акт по делу генерал-лейтенанта А. М. Стесселя // [militera.lib.ru/db/larenko_pn/10.html Страдные дни Порт-Артура]. — М.: АСТ, 2005. — 764 с. — (Военно-историческая библиотека). — 3000 экз. — ISBN 5–17–031322–5.
3. Мультатули П. В., Залесский К. А. Русско-японская война 1904-1905 гг. // . — М.: Российский институт стратегических исследований, 2015. — 816 с. — 800 экз. — ISBN 978-5-7893-0215-6.
4. Фёдоров В. А. История России. 1861-1917. — М.: Издательство Юрайт, 2012. — 482 с.
5. [library6.com/3596/item/345661 Дело о сдаче крепости Порт-Артур японским войскам в 1904 г. Отчет.]. — СПб.: Изд-во В.Березовского, 1908. — 481 с. Комментированная публикация отчета о судебном процессе Стесселя.

Ссылки

• [visualrian.ru/images/item/139684 Фото А. Стесселя]

Отрывок, характеризующий Стессель, Анатолий Михайлович

– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.