Съезд в Исадах

Съезд в Исадах — княжеский съезд в 1217 году, организованный Глебом и Константином Владимировичами, с целью уладить междоусобные споры. Закончился убийством 6 претендентов на княжеский престол.

История

Предпосылки

Междоусобная борьба в Рязанском княжестве между рязанскими и пронскими князьями началась после смерти Глеба Ростиславича во владимирской тюрьме (1177), когда княжество унаследовали пятеро его сыновей. В Рязанском княжестве пересекались черниговские и владимирские интересы.

Рязанские князья, наиболее активно сопротивлявшиеся распространению на Рязань владимирского влияния, состояли в династических союзах с лидерами черниговских Ольговичей: Роман Глебович рязанский, пытавшийся в 1180 году подчинить Пронское княжество, был женат на дочери Святослава Всеволодовича киевского, а Михаил Всеволодович пронский затем — на дочери Всеволода Святославича Чермного.

В 1207 году, после предельного обострения отношений с Ольговичами, Всеволод Большое Гнездо сжёг Рязань, обманом пленил Романа и Святослава Глебовичей, двух сыновей последнего, а также Ингваря и Юрия Игоревичей, затем посадил в княжестве своих наместников. Из последующего сообщения летописи об отсылке рязанцами во Владимир «остальных» князей с княгинями, в частности, Рыжов К. В. делает вывод о пленении и Романа Игоревича. Между тем Войтович Л. не упоминает о нахождении Романа Игоревича в плену.

В 1210 году между Всеволодом Чёрмным и Всеволодом Большое Гнездо был заключён мир, скреплённый женитьбой преемника последнего, Юрия, на черниговской княжне. После смерти отца (1212) Юрий отпустил из плена рязанских князей, и во Владимиро-Суздальском княжестве началась междоусобная война, где Юрий с помощью муромцев боролся против своего брата Константина, поддерживаемого смоленскими князьями, и последний одержал победу в 1216 году. Об участии рязанских князей в том конфликте сведений нет, но в период второго княжения Юрия во Владимире Ингварь Игоревич отстоял Рязань против Глеба Владимировича с владимирской помощью (1219), а рязанцы участвовали в военных акциях владимирских князей вместе с муромскими (1232).

Вопрос о рязанском князе

Мнения историков относительно того, кто в период 1212—1217 годов занимал рязанский престол, разнятся.

В известии об освобождении рязанских князей из владимирского плена сообщается о смерти Романа Глебовича: «того же лета Георги Всеволодичь высажа ис погреба князи рязанстии и дружину их: седоша бо лет 6, Роман ту и умре. Георги же, одарив их золотом, и сребром, и коньми и дружину их такоже одари, утвердився с ними крестным целованием, пусти их въсвояси». Российский историк Татищев В. Н. считал, что Роман Глебович умер в 1216 году от длительной болезни, и этим объяснял необходимость съезда в Исадах в 1217 году. Л. Войтович также придерживается версии, что Роман Глебович умер в 1216 году во владимирском плену, но считает (как и Рыжов К. В.) рязанским князем в период 1212—1217 годов Романа Игоревича, погибшего на съезде.

В качестве организатора съезда однозначно назван Глеб Владимирович, но именование его летописью Рязанским само по себе не является указанием на занимаемый стол, а о времени и обстоятельствах потери им Рязани затем неизвестно, как неизвестно о времени и обстоятельствах вокняжения в Рязани Ингваря Игоревича. По версии Рыжова К. В., Ингварь стал рязанским князем в связи с гибелью своего старшего брата Романа Игоревича в Исадах.

Съезд

Съезд произошёл 20 июля 1217 года, в день памяти святого пророка Ильи. Лаврентьевская летопись рассказывает о событиях под 6725 мартовским годом, Новгородская первая летопись — под 6726 ультрамартовским.

По приглашению рязанских князей Глеба и Константина Владимировичей в Исады съехались с боярами ближними и почётной дружиной князь рязанские и пронские. Во время пира в шатры ворвались дружинники Глеба и Константина Владимировичей и их сообщники-половцы и перебили всех гостей.

Жертвы

В Исадах, как гласит летопись, злодеи убили «пять братаничей, а шестаго брата роднаго».

Жертвами расправы стали согласно Лаврентьевской летописи «Изяслав, Кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб и Роман», Ингварь же приехать не успел. Такой же перечень присутствует в Синодальном списке Новгородской первой летописи. Это были потомки князя Глеба Ростиславича Рязанского, преимущественно (или исключительно) его внуки — дети его сыновей (Романа, Игоря, Владимира, Всеволода, Святослава, Ярослава), но чьим именно сыном был каждый из жертв убийства — точно не ясно.

Расшифровка отчеств даётся по Татищеву В. Л.:

1. Изяслав Владимирович — родной брат убийцы Глеба; в других эпизодах его отчество «Володимирич» указывается.
2. Михаил Всеволодович — отчество не вызывает сомнений.
3. Ростислав Святославич — отец точно неизвестен. Ф. Б. Успенский предполагает, что он мог быть сыном Романа Глебовича — старшим из внуков.
4. Святослав Святославич — отец точно неизвестен. Ф.Б. Успенский сомневается в «отцовстве» Святослава Глебовича, поскольку тогда бы этот сын действительно бы носил отчество «Святославич», а в системе именования Рюриковичей существовало табу на то, чтобы давать сыну языческое имя живого отца
5. Глеб Игоревич — отец точно неизвестен; им может быть любой из Глебовичей (кроме Владимира, у которого уже был сын с таким именем). Н. Баумгартен считает его сыном Игоря, то есть родным братом Романа и Ингваря.
6. Роман Игоревич — отчество «Игоревич» упоминается в других эпизодах. Брат спасшегося Ингваря.

Ф.Б. Успенский уточняет, что хотя князь Константин, согласившийся помогать организатору резни Глебу Владимировичу, именуется его «братом», необязательно, что он был его родным братом (и сыном Владимира Глебовича), а не двоюродным. Отчества этого Константина в источниках не указано.

Последствия

После смерти родственников на рязанский престол взошёл Ингварь Игоревич, который вместе с братом Юрием не был на съезде. В 1219 году он разбил Глеба и приведённых им половцев, затем, запросив помощь у великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича, разбил их ещё раз. Проиграв борьбу за Рязань, Глеб бежал к половцам, где вскоре умер, сойдя с ума..

Константин спустя 20 лет участвовал в борьбе за Галич на стороне Ростислава черниговского.

Отрывок, характеризующий Съезд в Исадах

– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.