Муромское княжество

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Муромо-Рязанское княжество, Муромское княжество
княжество

1127 — 1392




Столица Муром
Язык(и) древнерусский
Религия православие, финно-угорская мифология
Население восточные славяне, мурома
Форма правления монархия
князь
К:Появились в 1127 годуК:Исчезли в 1392 году

Муромское княжество — княжество, существовавшее на Руси в XI — XIV веках. Столица — город Муром. Название его происходит от финно-угорского племени мурома, которое впервые упоминается в Повести временных лет под 862 годом в составе Новгородской Руси. Муромское княжество занимало территорию бассейнов рек Мотры, Пры, Велетьмы и низовья реки Тёши.

С начала XI века до 1127 года (с перерывами) Муромское княжество было волостью киевских и черниговских князей, затем центром особого княжества, включавшего также Рязань и получившего в историографии название Муромо-Рязанское княжество. Центр этого княжества в 1150-е годы переместился из Мурома в Рязань, затем в 1160-е годы Муромское княжество обособилось от Рязанского, но в историографии рассматривается вместе с ним вплоть до монгольского нашествия.





История

В ХXI веках Муром был крупным торговым центром. Первым удельным муромским князем был Глеб Владимирович. После его гибели городом сначала управлял великокняжеский наместник, а с 1024 года, когда Муромская земля вошла в состав Черниговского княжества, Муромом управляли черниговские наместники.

В 1088 году на некоторое время Муром был захвачен волжскими болгарами. В конце XI века Муромская земля стала ареной борьбы сыновей Владимира Мономаха с Олегом Святославичем, к 1097 году добившимся для себя и своих братьев восстановления прав на Черниговскую и Муромскую земли.

Муромо-Рязанское княжество

В 1127 году, после изгнания Ярослава Святославича Всеволодом Ольговичем из Чернигова, Муромское княжество обособилось в линии потомков Ярослава. После его смерти (1129 год) муромский стол последовательно занимали его сыновья Юрий, Святослав и Ростислав. Последний, перейдя по смерти брата в Муром, в Рязани посадил своего младшего сына Глеба (1145), нарушив тем самым вотчинные права Святославичей, и те нашли защиту у Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича. Ростислав вступил в союз с главным противником Долгорукого, Изяславом Мстиславичем, и летопись дважды упоминает о признании муромо-рязанскими князьями старшинства младшего брата Изяслава, Ростислава Смоленского, в 1147 и 1155 (когда Ростислав Мстиславич после смерти брата ненадолго стал князем киевским) годах.

В 1146 году Ростислав вторгся в Суздальскую землю, чтобы отвлечь Юрия Долгорукого и позволить тем самым Изяславу Мстиславичу изгнать Святослава Ольговича из Северской земли. Ростислав и Андрей Юрьевичи во главе суздальских войск вступили на Рязанскую землю, Ростислав вынужден был бежать в степи к половцам, муромский престол занял Владимир Святославич, рязанский — Давыд Святославич, а после его смерти (1147) — Игорь Святославич. Ростиславу удалось с помощью половцев вернуть Рязань в 11481149 годах, Муром — лишь в 11511152 годах, причём восстановление его власти во всём Муромо-Рязанском княжестве стало возможным, по разным версиям, в результате поражения Юрия Долгорукого в битве на р. Руте (1151)[1] либо ценой признания зависимости от Юрия, что выражалось в участии Ростислава в походе последнего на Чернигов (1152)[2].

В 1153 году, ещё при жизни Изяслава Мстиславича, Юрий поднялся в очередной поход на юг, но Ростислав снова вторгся в Суздальскую землю. Юрий захватил Рязань, посадил там сына Андрея, но вскоре Ростислав с половцами выгнал его. После смерти Ростислава в 1153 году старшим в роду оказался Владимир Святославич, и Никоновская летопись называет его великим рязанским князем.

В составе Муромо-Рязанского княжества

См. также Великое княжество Рязанское

После смерти Владимира (1161) его потомки утвердились в Муроме и не претендовали на Рязань, поскольку Юрий Владимирович умер раньше своего двоюродного дяди Глеба Святославича рязанского. В 11591237 годах муромские князья неизменно действовали в союзе с владимирскими, в том числе и против рязанских князей:

После монгольского нашествия

В XIII веке княжество подвергалось многочисленным набегам татар, города часто разорялись. В 1239 году татары впервые сожгли Муром. В период 12391344 годах о муромских князьях ничего не известно. В 1351 году муромский князь Юрий Ярославич восстановил Муром, запустевший за время татарских нашествий. Однако в 1355 году его согнал со своего стола Фёдор Глебович. Князь Юрий поехал в Орду судиться с Фёдором Глебовичем, но хан дал ярлык Фёдору.

В 1392 году великий князь московский Василий I Дмитриевич получил в Орде ярлык на Муромское княжество, что явилось официальным концом его политической независимости. Княжество в итоге было присоединено к Москве.

См. также

Напишите отзыв о статье "Муромское княжество"

Примечания

  1. Л. Войтович. [litopys.org.ua/dynasty/dyn28.htm Князівські династії Східної Європи]
  2. Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь — М.: Наука, 1993. ISBN 5-02-009526-5.

Ссылки

  • [www.ostu.ru/personal/nikolaev/ryazan.gif Князья Муромские, Рязанские и Пронские]
  • [www.ostu.ru/personal/nikolaev/east_eur1250.gif Карта «Русские княжества в 1-й половине XIII века»]

Литература

  • Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия: в 2 т. / Автор-составитель В. В. Богуславский. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — Т. [books.google.ru/books?id=HcWfQbb6FVcC&printsec=frontcover#PPA768,M1 1]. — 784 с. — 5000 экз. — ISBN 5-224-02249-5.
  • Коган В. М. История дома Рюриковичей. — СПб.: Бельведер, 1993. — 278 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-87461-001-4.
  • Коган В.М., Домбровский-Шалагин В.И. Князь Рюрик и его потомки: Историко-генеалогический свод. — СПб.: «Паритет», 2004. — 688 с. — 3000 экз. — ISBN 5-93437-149-5.
  • Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории / Ред. Свердлов М. Б.. — М.: Наука, 1993. — 640 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-02-009526-5.

Отрывок, характеризующий Муромское княжество

– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.