Слово о законе и благодати

«Слово о законе и благодати» (полное название: «О Законе, через Моисея данном, и о Благодати и Истине через Иисуса Христа явленной, и как Закон отошел, (а) Благодать и Истина всю землю наполнили, и вера на все народы распространилась, и до нашего народа русского (дошла). И похвала князю нашему Владимиру, которым мы крещены были. И молитва к Богу от всей земли нашей», др.-рус. О законѣ мωѵсѣомъ данѣѣмъ, и ω благодѣти и истинѣ исоусомъ христъмъ бывшϊи. И како законъ ѿтиде, благодѣть же и истина всю землю исполни, и вѣра въ всѧ ꙗзыкы простреся и до нашего ꙗзыка роускаго, и похвала каганоу нашемоу влодимероу, ѿ негоже крещени быхомъ и молитва къ богѫ ѿ всеа зьмлѧ нашеа) — один из древнейших памятников древнерусской литературы, созданный за несколько десятилетий до «Повести временных лет». Представляет собой торжественную речь митрополита Илариона в середине XI века.

Датировка

Составлено между 1037 и 1050 годами. М. Д. Приселков сужает эти хронологические вехи до 1037—1043 годов. По мнению А. Н. Ужанкова, «Слово о Законе благодати» было произнесено вечером 25 марта 1038 года в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Золотых воротах в Киеве. Академик Д. С. Лихачёв, однако, указывал другое место — Софию Киевскую.

Содержание

Иларион противопоставляет «закон» «благодати». При этом закон не истина, а лишь тень, хотя и подготавливает к принятию истины. Первый оправдывает племя Авраама, а вторая все народы спасла («вся языкы спасе»), открывая им «пакибытие». Оправдание дает благо в этой жизни, а спасение — в вечной жизни.

Иларион пересказывает ветхозаветную историю Агари, служанки Авраама, и его жены Сарры, приравнивая Исаака («свободного сына свободной матери») к последователям христианства, а Измаила («сына рабыни») — к иудеям. Иларион подчеркивает, что Закон появился до благодати так же, как Измаил родился до Исаака. Поэтому как Авраам отверг Агарь, так Господь отверг и Израиль (Мф. 21:43). Евангелие распространится по всей земле, в то время как «озеро Закона пересохло».

Далее он излагает христианское учение, согласно которому Бог вочеловечился в утробе непорочной Девы, оставаясь Богом, родился, принял славословие ангелов и пастухов, поклонение волхвов, бежал в Египет, крестился на Иордане, претворил воду в вино в Кане Галилейской, воскресил Лазаря, въехал на осле в Иерусалим, был распят, умер, разрушил ад. Поскольку иудеи не приняли Иисуса, то пришли римляне и «Иудейство оттолѣ погыбе». Старые мехи из притчи Иларион уподобляет иудеям, а новые — язычникам, воспринявшим благодать посредством крещения и причастия.

Во второй части Иларион, сужая тему, от вселенского характера христианства переходит к описанию распространения христианства по Русской земле, которое осуществил равноапостольный («въ владыкахъ апостоле») Владимир (внук Игоря, сын Святослава). Христианство связывается с церквями, иконами, крестами, монастырям, пришедшим на смену капищам, бесам и идолам. Сын Владимира Георгий уподобляется Соломону, который довершил начатое отцом. Возносится хвала Богородице (упоминается праздник Благовещения) и Киеву.

Завершается Слово молитвой Богу, которая включает в себя раскаяние («помилуи ны») и прославление Троицы («нынѣ и присно и въ вѣкы вѣком. Аминь!»). Также Никео-Цареградским символом веры, где церковь именуется соборной, добавляется учение о 7 соборах и поклонении Богородице и мощам «святых угодников».

Контекст

Митрополит Иларион был первым Киевским митрополитом русского происхождения. Кроме того, великий князь Ярослав возвёл Илариона в митрополиты, не спросив разрешения у константинопольского патриарха. В «Слове о законе и благодати» он, восхваляя дела князя Владимира Красное Солнышко, проводил мысль о самостоятельности молодых народов. Многие историки видят в этом жесте желание Руси продемонстрировать автономию от Константинополя.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв пишет о «Слове»:

Тема «Слова» — тема равноправности народов, резко противостоящая средневековым теориям богоизбранничества лишь одного народа, теориям вселенской империи или вселенской церкви. Иларион указывает, что Евангелием и крещением Бог «все народы спас», прославляет русский народ среди народов всего мира и резко полемизирует с учением об исключительном праве на «богоизбранничество» только одного народа.

Дошло в списках XV и XVI веков.

Значение

Иоанн Ладожский замечает, что в Слове впервые упомянут русский народ и русская земля

Литература

• Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. — К.: Наукова думка, 1984. — 240 с.
• Ужанков А. Н. Из лекций по истории русской литературы XI — первой трети XVIII в.: «Слово о Законе и Благодати». — М., 1999.
• Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI—XIII веков. — М.: «Рукописные памятники Древней Руси», 2009.
• Ужанков А. Н.«Слово о Законе и Благодати» и другие творения митрополита Илариона Киевского. — М.: «Академика», 2013.

Ссылки

• «Слово о законе и благодати» на древнерусском языке. Рукопись Синодального собрания, № 591 (ГИМ), 2-я половина XV в.
• [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4868 «Слово о законе и благодати»] на древнерусском (транслитерация) и русском языках.
• Лихачёв Д. С. [azbyka.ru/dictionary/02/ilarion_slovo_o_zakone_i_blagodati-all.shtml#lihachev «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона].

Отрывок, характеризующий Слово о законе и благодати

– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]