Житие преподобной Евфросинии Полоцкой

Повесть жития и представления святыя и блаженныя и преподобныя Еуфросинии, игуменьи манастыря Святаго Спаса и Пречистыя Его Матери, иже в Полотьсце граде
Житие преподобной Евфросинии Полоцкой
Преподобная Евфросиния Полоцкая. Икона. Кон. XIX — нач. ХХ в.
Автор(ы)	возможно Звенислава Рогволодовна, в иночестве Евпраксия
Дата написания	вторая половина XII века
Язык оригинала	старославянский
Описывает	1110—1173
Рукописи	сохранившиеся редакции: редакция рукописи ГБЛ, Волоколамского собрания 632 (1-я пол. XVI в.); редакция Степенной книги; редакция Макариевских Четьи-Миней; редакция «Книги жития святых» Дмитрия Ростовского; две редакции Проложных житий.
Хранение	Научная библиотека МГУ
Оригинал	утрачен
Текст произведения в Викитеке

Житие преподобной Евфросинии Полоцкой — памятник восточнославянской агиографической литературы XII века. Житие дошло до нашего времени в шести редакциях и более чем в 150 списках XVI—XVIII веков, что свидетельствует о популярности данного произведения.

История создания

Автором произведения являлась, вероятно, Звенислава Борисовна.

Текст памятника построен согласно агиографическим канонам средневековой житийной литературы. Одним из первообразцов могло служить «Житие Евфросинии Александрийской». Однако текст «Жития преподобной Евфросинии Полоцкой» отличают индивидуальные особенности. Исследователи отмечают яркие диалоги и монологи Евфросинии, которые, возможно, основывались на произведениях самой Евфросинии.

Структура

«Житие преподобной Евфросинии Полоцкой» предваряет традиционное для агиографии риторическое вступление. Основную часть произведения составляет повествование о жизненном пути Евфросинии как о духовном восхождении. Завершает произведение Похвала. В «Житие преподобной Евфросинии Полоцкой» отсутствует обычный для агиографий рассказ о посмертных чудесах.

Содержание

В возрасте 12 лет Евфросиния Полоцкая (1110—1173), внучка полоцкого князя Всеслава Брячиславича (Чародея), ушла из дома и постриглась в монахини. Евфросиния основала в Полоцке мужской и женский монастыри, ей была подарена знаменитая Ефесская икона Богородицы, создание которой предание приписывает евангелисту Луке. По заказу Евфросинии Лазарем Богшей был создан напрестольный Крест. В конце жизни Евфросиния совершила паломничество в Иерусалим, где умерла в 1173 году. Затем её мощи были перенесены в Киево-Печерскую лавру.

Каким языком, братия, достойно мне похвалить светозарную память преблаженной невесты Христовой Евфросинии! Была бо помощницей обидимых, скорбящих утешением, нагих одеянием, больных посещением и, просто говоря, для всех была всем. Евфросиния сердце своё напояла Божией премудростью. Евфросиния - неувядающий цвет райского сада. Евфросиния - небопарный орел, воспаривший от запада до востока, словно луч солнечный, просветивший землю Полоцкую. Тем же, братия, хвалится Солунь о святом Димитрии, а Вышгород - мучениками Борисом и Глебом; я же хвалюсь: блажен ты, град Полоцк, таковую леторасль возрастивший - преподобную Евфросинию. Блаженны люди, живущие во граде том! Блаженны родители твои, блаженно чрево из коего изошла преподобная госпожа Евфросиния. Блаженно рождение её, блаженно воспитание её! Блажен возраст твой, Евфросиния достохвальная, блажен труд твой и подвиги ради Бога! Блажен твой монастырь, блаженны насельники монастырей Святого Спаса и Святой Богородицы, блаженны люди, тебе послужившие! О преблаженная невеста Христа Бога нашего! Молись к Богу о стаде своем, которое собрала во Христе, Коему подобают всякая слава, честь и поклонение со Отцом и со Святым Духом, ныне и присно и во веки веков!

См. также

• Евфросиния Полоцкая
• Полоцкое княжество
• Спасо-Ефросиниевский монастырь
• Крест Евфросинии Полоцкой
• Звенислава Борисовна

Источники

• Аповесць жыція і смерці святой Еўфрасінні Полацкай // Спадчына. — 1989. — № 1.
• Богуславский, В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия : в 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2001.
• [www.krotov.info/acts/12/3/evfrosinia_polozk.htm Житие Евфросинии Полоцкой]
• Кніга жыцій і хаджэнняў. Уклад. А. А. Мельнікаў. — Мн., 1994. — С. 25—41.
• Мельнікаў, А. Помнік беларускай агіяграфіі // Спадчына. — 1989. — № 1.
• [www.rusk.ru/st.php?idar=800505 Перхавко, В. Преподобная Евфросиния Полоцкая // Московский журнал. 01.07.2001 г.]

Ссылки

• [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=10128 "Житие преподобной Евфросинии, игумении Спаса-Вседержителя в граде Полоцке" на древнерусском (транслитерация) и русском языках (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН)]

Отрывок, характеризующий Житие преподобной Евфросинии Полоцкой

– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.