Тарквиний Гордый

Тарквиний Гордый лат. Lucius Tarquinius Superbus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Тарквиний Гордый</td></tr>
Царь Древнего Рима
534 — 509 г. до н. э.
Предшественник:	Сервий Туллий
Преемник:	Монархия упразднена
Смерть:	495 до н. э.(-495) Кумы
Отец:	Тарквиний Приск
Супруга:	1. Туллия Старшая 2. Туллия Младшая
Дети:	Тит Тарквиний Аррунт Тарквиний Секст Тарквиний Тарквиния

Луций Тарквиний Гордый (лат. Lucius Tarquinius Superbus или Тарквиний II) — согласно римскому преданию, последний, седьмой царь Древнего Рима в 534—509 г. до н. э. Известен своей тиранией. Был изгнан из Рима.

Происхождение

Отцом Тарквиния Гордого был пятый царь Рима: Тарквиний Приск. После его убийства в 578 г. до н. э. сыновьями Анка Марция, власть в свои руки взял любимец Танаквиль (жены Тарквиния Приска) — Сервий Туллий. Сыновья Тарквиния Приска — Луций и Арун — в то время ещё были младенцами. Для того чтобы предупредить своё возможное свержение сыновьями царя-предшественника, Сервий Туллий старался привязать их к себе. Царь решил отдать им в супруги своих дочерей: кроткую и ласковую — за гордого Луция, а честолюбивую меньшую — за нерешительного Аруна. Однако младшая Туллия против воли отца вышла замуж за Луция Тарквиния. Они составили заговор и убили Аруна и старшую Туллию.

Недовольство патрициев реформами Сервия Туллия привело к тому, что царь потерял поддержку сената. Луций Тарквиний воспользовался этим и попытался сместить своего тестя. В первый раз ему это не удалось — по легенде, за царя вступился народ. Луций Тарквиний был вынужден спасаться бегством. Сделав выводы, в следующий раз он решился на решительные действия тогда, когда народ был занят на полях. Луций Тарквиний созвал сенат (это была привилегия царя) и объявил о том, что он, а не Сервий Туллий является законным наследником престола. Когда Сервий Туллий (к тому времени уже глубокий старик) явился в сенат для того, чтобы прогнать самозванца, Тарквиний сбросил его со ступенек на каменный помост. Сервий Туллий попытался спастись бегством, но был убит на улице приверженцами Луция. Тут же его тело переехала колесницей его младшая дочь Туллия.

Правление

Сразу после своего избрания на царство Луций Тарквиний окружил себя ликторами и начал проводить политику репрессий против приверженцев погибшего Сервия Туллия. Численность сената, рассчитывавшего на то, что Луций Тарквиний вернёт патрициям былые привилегии, сократилась в результате козней и доносов почти вдвое. Царь не только не пополнял его, но и стал созывать как можно реже. Функции сената фактически заменил совет приближённых царя.

Благодаря большой военной добыче, Луций Тарквиний занялся активным строительством в Риме. При нём был достроен храм Юпитера на Капитолийском холме, закончено строительство канализации (Cloaca Maxima). Тарквиний Гордый уничтожил сабинянские святилища и уровнял Тарпейскую скалу, возвышавшуюся над форумом, откуда сбрасывали осуждённых в Тибр.

Тарквинию Гордому приписывается покупка части собрания пророчеств Кумской сивиллы, которая сама явилась к царю и предложила ему приобрести 9 свёртков по огромной цене. Царь в это время был занят постройкой храма Юпитера и отказался. Через некоторое время сивилла появилась опять и предложила купить по той же цене не 9 свёртков, а 6. Остальные свёртки она сожгла. Тарквиний Гордый отказался и на этот раз. Когда сивилла по той же цене предложила Тарквинию купить только три свёртка с предсказанием судьбы Рима, угрожая сжечь и их, царь всё-таки согласился. Пророчества сивиллы было поручено хранить в подземелье Капитолия, а консультироваться с ними только по чрезвычайному поводу. К примеру, со свитками консультировались после поражения римлян в Битве при Каннах. Тогда пророчество посоветовало похоронить заживо двух галлов и двух греков на рыночной площади. Магистраты последовали этому совету, продемонстрировав тем самым, что любое варварство могло сойти с рук, если речь шла о защите независимости Рима.

Завоевательная политика

Луций Тарквиний Гордый проводил активную завоевательную внешнюю политику. Он упрочил союз Рима и латинских городов путём физического устранения тех, кто считал Рим поработителем Лация, и созданием родственных союзов. Так, свою дочь он выдал за Октавия Мамилия — царя Тускула. При Тарквинии Гордом римские войска впервые вторглись в область вольсков — были завоёваны города Суесса-Помпеция и Анксур. Были подавлены сабиняне и этруски.

Особенная легенда связана с латинским городом Габии, находящимся в центре Лация, который взбунтовался против диктатуры Тарквиния Гордого. Из-за большой протяжённости его стен и трудностей осады римским войскам не удавалось взять город. Тогда Луций Тарквиний прибегнул к хитрости: в Габии прибыл Секст Тарквиний под предлогом спасения от жестокости своего отца. Никого не удивило, что Тарквиний даже к своим детям был жесток. Секст отличился в вылазках, и скоро ему было поручено командование гарнизоном осаждённого города. По приказу отца, он ослабил или уничтожил всех богатых и важных граждан города Габии, а потом и вовсе открыл ворота города римлянам. Впрочем, город не был разграблен. Луций Тарквиний отдал его сыну Сексту в вотчинное владение.

При Тарквинии Гордом в армию перестали брать представителей низших классов — их использовали в строительстве. Армию же комплектовали, в основном, из наёмников.

Изгнание, борьба против Рима и смерть

Тирания царя и злоупотребления его сыновей настроили против него все слои общества. Изнасилование Секстом Тарквинием добродетельной Лукреции стало последней каплей терпения: родственники Лукреции Луций Юний Брут и Публий Валерий Публикола внесли её тело на форум и убедили граждан изгнать царя и установить республиканское правление. Тарквиния Гордого не впустили в Рим, и он был вынужден с тремя младшими сыновьями искать убежище в Этрурии. Секст Тарквиний был убит во время восстания в Габии.

В изгнании Луций Тарквиний пытался заручиться поддержкой этрусских и латинских царей, убеждая их в том, что Рим хочет распространить республиканское правление по всему Лацию. Этрусский царь Ларс Порсена, на которого Луций Тарквиний рассчитывал больше всего, несмотря на победы над римлянами, вынужден был заключить с республикой мирный договор. Луций Тарквиний сумел настроить против Рима латинян, однако в битве при озере Регил в 496 г. до н. э. союзное войско было побеждено римлянами. В битве погибли все оставшиеся сыновья Тарквиния. Бывший царь был вынужден бежать в греческую колонию Кумы к царю Аристодему, где и скончался в 495 г. до н. э.

Первоисточники

• Тит Ливий — «История от основания города» — I, 40-60; II, 2-20.

Литература

• Обнорский Н. П.,. Тарквинии, род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [lib.baikal.net/koi.cgi/MIFS/roma.txt#29 А. А. Нейхардт — «Легенды и сказания древнего Рима»]
• [centant.pu.ru/centrum/publik/confcent/2001-03/koptev.htm А. В. Коптев — «Изгнание царей и „ритуал перехода“ власти в раннем Риме»]
• [lenta.ru/news/2010/02/26/tarquin Найдены развалины дворца последнего царя Древнего Рима]
• [shakespeare.ouc.ru/lukrece-ru.html Уильям Шекспир. Лукреция] Перевод В. Томашевского

Отрывок, характеризующий Тарквиний Гордый

Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.