Этруски

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Этруски
Расна (Расенна)
конфедерация





Расширение Этрусской цивилизации и 12 городов Этрусской Лиги.
История
 -  1200 год до н. э. Вилланова
 -  I век до н. э. Ассимиляция римлянами
 История Италии

Древний мир

Доисторическая Италия

Этруски (XII—VI вв. до н.э.)

Великая Греция (VIII—VII вв. до н.э.)

Древний Рим (VIII в. до н.э. — V в. н.э.)

Италия под властью остготов (V—VI вв.)

Средние века

Средневековая Италия

Италия под властью Византии (VI—VIII вв.)

Лангобардское королевство (VI—VIII вв.)

Средневековое королевство Италия

Ислам и нормандцы в южной Италии

Морские республики и Итальянские города-государства

Новое время

Итальянский Ренессанс (XIV—XVI вв.)

Итальянские войны (1494—1559)

Италия в Новое время (1559—1814)

Рисорджименто (1815—1861)

Современная история

Королевство Италия (1861—1945)

Италия в Первой мировой войне (1914—1918)

Фашизм и колониальная империя (1918—1945)

Италия во Второй мировой войне (1940—1945)

Новейшая история Италии (1945—настоящее время)

Свинцовые годы (1970-е — 1980-е)

Отдельные темы

Исторические государства Италии

Военная история Италии

Экономическая история Италии

Генетическая история Италии

Избирательная история

История моды в Италии

Почтовая история

Железнодорожная история

История денег в Италии

История музыки в Италии


Портал «Италия»

Этру́ски (итал. Etruschi, лат. Etrusci, Tusci, др.-греч. τυρσηνοί, τυρρηνοί, самоназв. Rasenna, Raśna) — древняя цивилизация, населявшая в I тыс. до н. э. северо-запад Апеннинского полуострова (область — древняя Этрурия, современная Тоскана) между реками Арно и Тибр и создавшие развитую культуру, предшествовавшую римской и оказавшую на неё большое влияние.

Многочисленные римские заимствования у этрусков включают развитое инженерное искусство, в частности возведение арочных сводов зданий. Такие римские обычаи, как бои гладиаторов, гонки на колесницах и многие погребальные обряды, также имеют этрусское происхождение.





Происхождение этрусков

Точных свидетельств, доказывающих любую из теорий о происхождении этрусков, не существует. Наиболее распространены две версии:

  1. Этруски родом из Италии (опровергнутая археологическими исследованиями);
  2. Этот народ сформировался тремя волнами миграций: из Восточного Средиземноморья (Анатолии); из-за Альп (Реции); из Северно-Каспийских степей (Скифии).

Аргументация автохтонной версии

Согласно автохтонной версии происхождения этрусков, их возвышение в VIII в. до н. э. в Средней и Северной Италии явилось естественным развитием предыдущей культуры Вилланова. Подобная теория была изложена в I веке до н. э. Дионисием Галикарнасским, но приведенные им доводы вызывают сомнения. Археологические раскопки свидетельствуют о преемственности, проходящей от культуры Вилланова I через культуру Вилланова II с импортом товаров восточного Средиземноморья и Греции до ориентализирующего периода, когда возникают первые свидетельства проявления этрусков в Этрурии. В настоящее время культура Вилланова ассоциируется не с этрусками, а с италиками.

Аргументация миграционной версии

В пользу второй теории говорят труды Геродота, появившиеся в V веке до н. э. Как утверждал Геродот, этруски — это выходцы из Лидии, области в Малой Азии, — тиррены или тирсены, вынужденные покинуть родину из-за катастрофического неурожая и голода. По мнению Геродота, это произошло практически одновременно с Троянской войной. Гелланик с острова Лесбос упоминал предание о пеласгах, которые прибыли в Италию и стали именоваться тирренами. В то время рухнула Микенская цивилизация и пала империя хеттов, то есть датировать появление тирренов следует XIII веком до н.э, или чуть более поздним временем. Возможно, с этим преданием связан миф о бегстве на запад троянского героя Энея и основании римского государства, имевший большую важность для этрусков. Гипотезу Геродота подтверждают данные генетического анализа, которые подтверждают родство этрусков с обитателями Турции[1].

Вплоть до середины XX в. «лидийская версия» подвергалась серьёзной критике, особенно после дешифровки лидийских надписей — их язык не имел ничего общего с этрусским. Однако имеется также версия, что этрусков следует отождествлять не с лидийцами, а с более древним, доиндоевропейским населением запада Малой Азии, известным как «протолувийцы». С этрусками этого раннего периода А. Эрман отождествлял легендарное племя турша, жившее в восточном Средиземноморье и совершавшее захватнические набеги на Египет (XIII—VII вв. до н. э.)[2].

Тит Ливий приводит полулегендарную версию о северном происхождении этрусков от приальпийских племён. Проникновение мигрирующих северных племён — носителей культуры Протовилланова на Апеннинский полуостров принимается большинством специалистов. В рамках данной гипотезы, этруски-расены состояли в родстве с альпийскими ретами, и в таком случае их допустимо рассматривать в качестве автохтонного, доиндоевропейского населения Центральной Европы, вобравшего в себя в разное время пришлые культурные и этнические элементы из Сардинии и, возможно, Малой Азии.

По мнению А. И. Немировского, промежуточным пунктом миграции этрусков из Малой Азии в Италию была Сардиния, где с XV века до н. э. существовала весьма сходная с этрусками, но бесписьменная культура строителей нурагов.

Аргументация комплексной версии

На материале античных источников и данных археологии можно сделать вывод о том, что в этногенезе этрусков приняли участие древнейший элемент доисторического средиземноморского единства в период начала движения с Востока на Запад в IV—III тыс. до н. э.; также волна переселенцев с ареала Чёрного и Каспийского морей во II тыс. до н. э.; в процессе формирования этрусской общности встречены следы эгейских и эгейско-анатолийских эмигрантов. В подтверждение тому приводят результаты раскопок на о. Лемнос (Эгейское море), где были встречены надписи, близкие грамматическому строю этрусского языка.

Географическое положение

Точные пределы Этрурии определить пока не представляется возможным. Начало истории и культуры этрусков положено в регионе Тирренского моря и ограничено бассейном рек Тибр и Арно. В речную сеть страны входили также реки Авенция, Весидия, Цэцина, Алуза, Умбро, Оза, Альбиния, Армента, Марта, Минио, Аро. Широкая речная сеть создавала условия для развитого земледелия, в ряде мест осложнённого заболоченными участками. Южная Этрурия, почвы которой были часто вулканического происхождения, имела обширные озёра: Циминское, Алсиетиское, Статоненское, Вольсинское, Сабатинское, Тразименское. Более половины территории страны занимали горы и холмы. По росписям и рельефам можно судить о разнообразии флоры и фауны региона. Этруски культивировали кипарис, мирт, гранатовое дерево, привезённое в Италию из Карфагена (изображение граната встречается на предметах этрусков в VI в. до н. э.).

Города и некрополи

Каждый из этрусских городов оказывал влияние на территорию, которую контролировал. Точное количество жителей этрусских городов-государств неизвестно, по приблизительным подсчетам население Черветери в период расцвета составляло 25 тысяч человек.

Черветери был самым южным городом Этрурии, он контролировал залежи металлоносной руды, обеспечившей благосостояние города. Поселение располагалось рядом с побережьем на крутом уступе. Некрополь по традиции находился за пределами города. К нему вела дорога, по которой провозили погребальные повозки. По обеим сторонам дороги располагались гробницы. Тела покоились на скамьях, в нишах или терракотовых саркофагах. Вместе с ними помещали личные вещи усопшего. От названия этого города (этр. — Цере) впоследствии произошло римское слово «церемония» — так римляне называли некоторые погребальные обряды.

Соседний город Вейи отличался отличной защитой. Город и его акрополь были окружены рвами, делавшими Вейи почти неприступным. Здесь обнаружили алтарь, фундамент храма и резервуары для воды. Вулка — единственный этрусский скульптор, имя которого нам известно, являлся уроженцем Вей. Область вокруг города примечательна вырубленными в скале проходами, служившими для отвода воды.

Признанным центром Этрурии являлся город Тарквиния. Название города происходит от сына или брата Тиррена Таркона, основавших двенадцать этрусских полисов. Некрополи Тарквинии сосредотачивались возле холмов Колле-де-Чивита и Монтероцци. Вырубленные в скале гробницы защищались курганами, камеры расписывались в течение двухсот лет. Именно здесь обнаружили великолепные саркофаги, украшенные барельефами с изображениями усопшего на крышке.

При закладке города этруски соблюдали ритуалы, подобные римским. Выбиралось идеальное место, выкапывалась яма, в которую бросали жертвоприношения. От этого места основатель города плугом, запряженным коровой и быком, проводил борозду, определявшую положение городских стен. Там, где это было возможно, этруски использовали решетчатую планировку улиц, ориентируя их по сторонам света.

История

Становление, развитие и распад этрусского государства происходили на фоне трёх периодов Древней Греции — ориентализирующего или геометрического, классического, эллинистического, а также возвышения Рима. Более ранние этапы даны в соответствии с автохтонической теорией происхождения этрусков.

Протовиллановианский период

Самым важным из исторических источников, обозначивших начало этрусской цивилизации, является этрусское летоисчисление saecula (столетий). Согласно ему, первое столетие древнего государства, saeculum, началось примерно в XI или X веке до н. э. Это время относится к так называемому протовиллановианскому периоду (XII—X века до н. э.). Данных о протовиллановианцах чрезвычайно мало. Единственное важное свидетельство о начале новой цивилизации — изменение погребального обряда, который стал совершаться путём кремации тела на погребальном костре с последующим захоронением праха в урнах.

Периоды Вилланова I и Вилланова II

Своё название виллановианская культура получила по селению близ Болоньи, где были найдены первые артефакты этой цивилизации. Указанный период распадается на две фазы — Вилланова I и Вилланова II, датируемые приблизительно IX и VIII веками до н. э. Цивилизация была довольно развитой. Виллановианцы считались прекрасными воинами, пользовались колёсным транспортом, занимались сельским хозяйством, обрабатывали металлы — по большей части бронзу. Будучи хорошими мореплавателями, виллановианцы торговали с Сардинией. От них этруски переняли погребальные обряды, ремёсла и многое другое.

Этрурия

Культурный подъём в Этрурии, начавшийся в VIII—VII веках до н. э., связывается с влиянием многочисленных мигрантов из более развитых регионов Средиземноморья (возможно, также из Сардинии, где существовала культура строителей нурагов) и соседством с греческими колониями. В начале VII века до н. э. начался так называемый ориентализирующий период. Точкой отсчёта взята дата возведения гробницы Боккорис в Тарквинии в 675 году до н. э. В ней были найдены предметы в стиле Вилланова и товары из Греции и Восточного Средиземноморья. В VII веке до н. э. активная торговля превратила Этрурию в богатое государство. Виллановианские поселения начали объединяться в города. Появились пышные захоронения.

Период расцвета

В середине VII века до н. э. в Этрурию прибыл знатный грек Демарат из Коринфа. С его сыном Лукумоном связано предание о первом этрусском царе, описанное Ливием. Лукумон был женат на этрусской знатной женщине Танаквиль. В Тарквинии он не мог занять видного положения, не являясь чистокровным этруском, и жена уговорила его отправиться в Рим. По дороге супругам было дано предзнаменование о будущем величии Лукумона. Оно сбылось: под именем Луция Тарквиния Приска (Луций — производное от Лукомон, Тарквиний — по названию родных мест, откуда он прибыл, Приск — переводится как «первый», имелось в виду первый в роде этрусских царей Рима) Лукумон стал первым этрусским царём Рима (616—578 до н. э.). В это время этруски сильно продвинулись на юг, к Кампании. Было основано двенадцать колоний, самой крупной была Капуя (современная Санта-Мария-ди-Капуя-Ветере).

В 578 году до н. э. Тарквиний был убит, и власть перешла к его внебрачному сыну Сервию Туллию. Он был убит в 535 году до н. э. собственными братьями, один из которых, Тарквиний Гордый (534—510/509 до н. э.) стал новым царём Рима. Легенды говорили о нём, как о беспощадном тиране. Он упрочил господство Рима, расширил территории. Однако, недовольные царём римляне изгнали его. С падением Тарквиния Гордого в Риме началась эпоха Республики.

Около 525 года до н. э. этруски спустились в область Болоньи, являвшейся крупным центром культуры Вилланова. Было основано двенадцать городов-государств, образовавших союз (Вейи, Кортона, Ареццо, Черветере, Тарквиния, Вульчи, Кьюзи, Орвието, Перуджа, Популония, Ветулония и Розеллы). Этрурия достигла берегов реки По. В это время этрусская экспансия достигла апогея. Два порта — Спина и Адрия — обеспечивали выход в Адриатическое море. Этрурия процветала. В конце VI и начале V века до н. э. объём импорта из греческой Аттики резко вырос. Постепенно интересы этрусков и греков вошли в конфликт. Около 535 года до н. э. этруски, объединившись с Карфагеном, вступили в сражение с фокейцами. Греки победили, но Сардиния осталась в руках карфагенян, а этруски основали колонию на Корсике. В 524 г. до н. э. этруски встретились с греками уже на суше. Победить греков не удалось и на этот раз.

Ослабление господства

После 509 года до н. э., когда был свергнут Тарквиний Гордый, история Этрурии пестрит пробелами. Этруски не смогли вернуть себе власть над Римом. Позже они потерпели поражение под Аричией, городом к югу от Рима, затем утратили власть над Южной Лацией, потеряли дороги, ведущие на юг, в Кампанию. Ослабли и союзники этрусков, и близ Кум этрусский флот потерпел поражение от греков во главе с Гиероном в 474 году до н. э. Сиракузцы стали нападать на этрусские колонии Корсики и Эльбы. Этруски утратили былое господство.

V столетие и первая половина IV века до н. э. стали временем борьбы этрусских государств с Римом, которая началась с соперничества за Фидены, маленький этрусский городок в 10 км от Вечного города. В 435 году до н. э. городок был захвачен римлянами. Возникла необходимость объединения этрусских государств, однако союз так и не состоялся. Город Вейи оказались один на один с римлянами. В 405 году до н. э. началась осада Вей; город был захвачен в 396 году до н. э. Победа Рима была полной и необратимой.

Вскоре на северные государства Этрурии напали галльские племена. Этруски лишились Болоньи, Марцаботто уже в IV веке до н. э. В 391 году до н. э. галлы перешли Апеннины. Они нанесли поражение Риму у Аллии, притоке Тибра. В это кризисное время жители этрусского Цере (современный Черветери) приняли сторону Рима, о чём последние не забыли. Тем временем римляне продолжали вторжение в Этрурию. В войну были втянуты Черветери, Чивита-Кастеллана и Тарквиния. Между 358-м и 351 годами до н. э. борьба шла непрерывно. В 351 году до н. э. было заключено перемирие, длившееся сорок лет. В 311 году возобновилась война, в результате которой этрусские города-государства прекратили своё существование как независимые политические образования. Этруски наконец объединились и отстояли Перуджу, Кортону и Ареццо, было заключено перемирие на тридцать лет. Тарквиния заключила ещё одно перемирие на сорок лет.

Ассимиляция этрусков римлянами

В 265 году до н. э. вспыхнуло восстание в Вольсиниях. Римляне подавили восстание и перенесли город с хорошо укреплённого места на берег озера. Подобная судьба коснулась и жителей Чивита-Кастеллана. К этому времени Рим победил в первой пунической войне, его господство над Италией было полным.

Этруски в дальнейшем выступали союзниками римлян. В 225 году до н. э. этруски сражались на стороне Рима с галлами при Таламоне. Также ни один этрусский город не поднял восстания во время второй пунической войны.

После утраты независимости Этрурия некоторое время сохраняла культурную самобытность. Во II—I веках до н. э. продолжало существовать местное искусство; этот период также называют этрусско-римским. Но постепенно этруски перенимали образ жизни римлян. В 89 году до н. э. жители Этрурии получили римское гражданство. К этому времени процесс романизации этрусских городов был практически завершён вместе с собственно этрусской историей.

Искусство и культура

Первые памятники культуры этрусков относятся к концу IX — началу VIII вв. до н. э. Цикл развития этрусской цивилизации завершается ко II в. до н. э. Рим находился под её влиянием до I в. до н. э.

Этруски долго сохраняли архаические культы первых италийских поселенцев и проявляли особенный интерес к смерти и загробному миру. Поэтому этрусское искусство значительно было связано с украшением гробниц, причем исходя из концепции, что предметы в них должны сохранять связь с реальной жизнью. Самым примечательным из сохранившихся памятников являются скульптура и саркофаги.

Этрусский язык и литература

Родственные связи этрусского языка являются дискуссионными. Составление словаря этрусского языка и расшифровка текстов продвигаются медленно и по сей день далеки от завершения.

Религия

Этруски обожествляли силы природы и поклонялись множеству богов и богинь. Основными божествами этого народа считались Тин (Тиния) — верховный бог неба, Уни и Минерва. Кроме них было много и других богов. Небо было разделено на 16 областей, в каждой из них обитало своё божество. В мировоззрении этрусков существовали также боги моря и преисподней, природных стихий, рек и ручьев, боги растений, ворот и дверей; и обожествленные предки; и просто различные демоны (например, Демон Тухулка с ястребиным клювом и клубком змей на голове вместо волос, который являлся исполнителем воли богов преисподней).

Этруски верили, что боги могут покарать людей за промахи и недостаток внимания к своим персонам, и поэтому для их умилостивления нужно приносить жертвы. Наибольшей жертвой полагалась человеческая жизнь. Как правило, это были преступники или пленники, которых заставляли вести смертельные бои во время похорон знатных людей. Однако в критические моменты этруски приносили в жертву богам и собственные жизни.

Мифология

Наука

Об этрусской науке нам известно очень мало, за исключением медицины, вызывавшей восхищение у римлян. Этрусские врачи хорошо знали анатомию, и не случайно древний историк[кто?] писал про «Этрурию, прославленную открытием лекарств». Некоторых успехов они достигли в стоматологии: в некоторых погребениях, например, даже были найдены зубные протезы.

Очень мало дошло до нас также сведений о литературе, научных и исторических трудах, созданных этрусками.

Быт

Описанные выше дома и гробницы принадлежали людям, которые могли себе позволить приобретать предметы роскоши. Поэтому большинство предметов быта, найденных на раскопках, рассказывают о жизни высших слоев этрусского общества.

Керамика

Свои керамические изделия этруски создавали, вдохновляясь работами греческих мастеров. Формы сосудов менялись на протяжении столетий, равно как техника изготовления и стиль. Виллановианцы изготовляли гончарные изделия из материала, часто называемого импасто, хотя это не совсем корректный термин для описания италийских сосудов из глины с примесью, обожженных до коричневого или чёрного цвета.

Приблизительно в середине VII века до н. э. в Этрурии появились настоящие сосуды буккеро — характерная для этрусков чёрная керамика. Ранние сосуды буккеро были тонкостенные, украшенные насечками и орнаментом. Позднее излюбленным мотивом стала процессия животных и людей. Постепенно сосуды буккеро становились вычурными, перегруженными украшениями. Этот тип керамики исчез уже к V веку до н. э.

В VI веке получила распространение чернофигурная керамика. Этруски в основном копировали изделия из Коринфа и Ионии, добавляя что-то своё. Этруски продолжали производить чернофигурные сосуды, когда греки перешли к краснофигурной технике. Настоящая краснофигурная керамика появилась в Этрурии во второй половине V века до н. э. Излюбленными сюжетами были мифологические эпизоды, сцены прощания с умершими. Центром производства были Вульчи. Расписанная керамика продолжала производиться в III и даже во II веке до н. э. Но постепенно стиль склонялся к чёрной керамике — сосуд покрывался краской, что имитировало металл. Встречались посеребренные сосуды, изысканной формы, украшенные горельефами. Поистине знаменитой стала керамика из Ареццо, использовавшаяся на столах римлян в последующие столетия.

Изделия из бронзы

В работе с бронзой этрускам не было равных. Это признавали даже греки. Они коллекционировали некоторые предметы этрусской бронзы. Бронзовые сосуды, особенно для вина, часто повторяли греческие формы. Из бронзы делались черпаки и сита. Некоторые изделия украшались барельефами, ручки имели форму головок птиц или животных. Из бронзы делались канделябры для свечей. Сохранилось также большое количество жаровен для благовоний. Среди прочей бронзовой утвари встречаются крюки для мяса, тазы и кувшины, треножники для котлов, чаши для возлияний, подставки для игры коттабос.

Особую категорию составляли предметы женского туалета. Одним из самых известных изделий этрусских мастеров были бронзовые ручные зеркальца. Некоторые снабжены откидными ящичками, украшены горельефами. Одну поверхность тщательно полировали, обратную украшали гравировкой или горельефом. Из бронзы делались стригилы — лопаточки для счищения масла и грязи, цисты, пилки для ногтей, ларчики.

Другие предметы обихода

Самые лучшие предметы в этрусском доме делались из бронзы. Прочие были утрачены, поскольку делались из дерева, кожи, лозы, ткани. Об этих предметах мы знаем благодаря различным изображениям. На протяжении нескольких столетий этруски пользовались креслами с высокой округлой спинкой, прототипом которого было плетеное кресло. Изделия из Кьюзи — стулья со спинками и столы с четырьмя ножками — свидетельствуют о том, что в VII веке до н. э. этруски сидели за столом во время принятия пищи. В Этрурии было распространено совместное принятие пищи супругами; они вместе возлежали на греческом ложе-клине, которое покрывалось тюфяками и подушками, сложенными вдвое. Перед ложем ставились низкие столики. В VI веке до н. э. появляется много складных стульчиков. Этруски также заимствовали у греков стулья с высокими спинками и высокие столы — на такие ставились кратеры и ойнохойи.

По современным стандартам этрусские дома обставлены довольно скудно. Как правило, этруски не использовали полки и шкафы, вещи и провизию хранили в ларцах, корзинах или вешали на крюки.

Предметы роскоши и ювелирные изделия

На протяжении столетий этрусские аристократы носили ювелирные изделия и приобретали предметы роскоши из стекла, фаянса, янтаря, слоновой кости, драгоценных камней, золота и серебра. Виллановианцы в VII веке до н. э. носили стеклянные бусы, украшения из драгоценных металлов и фаянсовые подвески из Восточного Средиземноморья. Самыми важными местными изделиями были фибулы, изготовленные из бронзы, золота, серебра и железа. Последние считались редкостью.

Исключительное благосостояние Этрурии в VII веке до н. э. вызвало бурное развитие ювелирного дела и приток импортных изделий. Серебряные чаши импортировались из Финикии, изображения на них копировались этрусскими мастерами. Из ввозимой с Востока слоновой кости изготавливали шкатулки и кубки. Большинство ювелирных изделий производилось в Этрурии. Золотых дел мастера использовали гравировку, филигрань и зернение. Кроме фибул были широко распространены булавки, пряжки, ленты для волос, серьги, кольца, ожерелья, браслеты, пластинки на одежду.

Во время архаики украшения стали более вычурными. В моду вошли серьги в виде крошечных мешочков и дискообразные серьги. Использовались полудрагоценные камни и цветное стекло. В этот период появились прекрасные геммы. Полые подвески или булла часто играли роль амулетов, их носили дети и взрослые. Этрусские женщины эллинистического периода предпочитали украшения греческого типа. Во II веке до н. э. на голове носили тиару, в ушах маленькие серьги с подвесками, на плечах застежки в виде дисков, руки украшали браслеты и кольца.

Одежда и причёски

Одежда состояла главным образом из накидки и рубашки. Голову покрывали высокой шапкой с круглым верхом и загнутыми полями. Обувью для мужчин и женщин служили сандалии.

Этруски все носили короткие волосы, за исключением жрецов — гаруспиковК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3317 дней]. Жрецы свои волосы не стригли, но убирали их со лба узкой головной повязкой, золотым или серебряным обручемК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3317 дней]. В более древний период этруски свои бороды коротко стригли, но позднее их стали сбривать начистоК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3317 дней]. Женщины распускали волосы по плечам или заплетали их в косы и покрывали голову шапочкой.

Досуг

Этруски любили участвовать в боевых состязаниях и, возможно, в помощи по хозяйству другим людям[уточнить]. Также, этруски имели театр, но он не получил такого распространения, как, например, аттический театр, а найденных рукописей пьес недостаточно для окончательного анализа.

Экономика

Ремёсла и сельское хозяйство

Основой процветания Этрурии было земледелие, которое позволяло содержать скот и экспортировать излишки пшеницы в крупнейшие города Италии. В археологическом материале найдены зёрна полбы, овса и ячменя. Высокий уровень земледелия этрусков позволял заниматься селекцией — был получен этрусский сорт полбы, впервые они начали возделывать культурный овёс. Лён шёл на шитье туник и плащей, корабельных парусов. Этот материал использовался для записи различных текстов (позже это достижение было заимствовано римлянами). Имеются свидетельства антиков о прочности льняной нити, из которой этрусские ремесленники изготавливали панцири (гробница VI в. до н. э., Тарквинии). Довольно широко этруски применяли искусственное орошение, дренаж, регулирование течения рек. Известные археологической науке древние каналы находились у этрусских городов Спина, Вейи, в районе Коды.

В недрах Апеннин залегали медь, цинк, серебро, железо, на острове Ильва (Эльба) железнорудные запасы — всё разрабатывалось этрусками. Наличие многочисленных изделий из металла в гробницах VIII в. до н. э. в Этрурии ассоциируется с адекватным уровнем рудного дела и металлургии. Остатки горнорудного дела широко встречены у древней Популонии (район Кампилья Марритима). Анализ позволяет установить, что выплавка меди и бронзы предшествовала железообработке. Встречаются находки из меди, инкрустированные железными миниатюрными квадратиками — приём, применяемый при работе с дорогостоящими материалами. В VII в. до н. э. железо ещё было редким металлом для обработки. Тем не менее металлообработка в городах и колониальных центрах выявлена: в Капуе и Ноле было развито производство металлической посуды, в Минтурнах, Венафре, Суэссе найден ассортимент предметов кузнечного ремесла. Мастерские по обработке металлов отмечены в Марцаботто. Для того времени добыча и обработка меди и железа была значительной по масштабам применения. В этой области этруски преуспели в сооружении шахт для ручной добычи руды.

Торговля

Власть и социальная структура общества

Археологическое изучение этрусских погребений выявило социальное расслоение населения. Низшие слои этрусков образовывали домашние рабы и пенесты — зависимые землевладельцы. Античная традиция донесла сведения о том, что пенесты — аборигенное население Фессалии, обслуживающее земледельческую отрасль экономики, пенесты — коренное население, покоренное тирренами и, вполне вероятно, обложенное повинностями, однако не рабской зависимости.

Рабы присутствуют в домах знатных родов. Возможно, эти рабы — пленные и выкупленные чужеземцы, представшие в погребальной стенописи слугами — музыкантами, танцовщиками. Представленные во фресках сюжеты позволяют предполагать существование ритуальных убийств рабов и травлю их зверями.

Военная организация

Установление у этрусков военной организации свободного населения позволяет говорить о наличии в их общественной организации свободных ремесленников и земледельцев. Знать выступала верхом и на колесницах, простые воины — пехотинцами.

Культурный след

Топонимика

С этрусками связан ряд географических названий. Тирренское море было названо так древними греками, поскольку контролировалось «тирренами» (греческое название этрусков). Адриатическое море было названо в честь этрусского города-порта Адрия, контролировавшего северную часть этого моря. В Риме этрусков называли «туски», что отразилось позднее в названии административной области Италии Тосканы. Возможно, с этрусками также связан этноним "тоски" (этногруппа албаноязычного населения Ю. Албании) и топоним "Тоскерия" (Ю. Албания)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2935 дней].

См. также

Напишите отзыв о статье "Этруски"

Примечания

  1. [lenta.ru/news/2007/06/18/etruscan/ Генетика этрусков подтвердила правоту Геродота]
  2. Эрман, А. [books.google.ru/books?id=8um2uo5cImMC&pg=PT79 Государство, армия и общество Древнего Египта]. — С. 79.

Источники

  • Дионисий Галикарнасский. Римские древности: В 3-х тт. М.: Рубежи XXI, 2005. Серия «Историческая библиотека».
  • Тит Ливий. История Рима от основания города. В 3-х тт. М.: Наука 1989—1994. Серия «Памятники исторической мысли».
  • Плутарх. Сравнительные жизнеописания: В 3-х тт. М.: Наука, 1961, 1963, 1964. Серия «Литературные памятники».
  • Павел Орозий. История против язычников. Книги I—VII: В В 3-х тт. СПб.: Алетейя, 2001—2003. Серия «Византийская библиотека».

Литература

  • Блок Реймон. Этруски. Предсказатели будущего / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. — М.: Центрполиграф, 2004. — 190 с.: ил. — Серия «Загадки древних цивилизаций». — ISBN 5-9524-1086-3.
  • Бор Матей, Томажич Иван. Венеты и этруски: у истоков европейской цивилизации: Сб. ст. — М.; СПб.: Д-р Франце Прешерн; Алетейя, 2008. — 696 с.
  • Буриан Ян, Моухова Богумила. Загадочные этруски / Пер. с чеш. П. Н. Антонова. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1970. — 228 с.: ил. — Серия «По следам исчезнувших культур Востока». — 60 000 экз. (обл.)
  • Василенко Р. П. [rec.gerodot.ru/etruria/vasilenko01.htm Этруски и христианская религия] // Античный мир и археология. Саратов, 1983. Вып. 5. С. 15-26.
  • Вогэн Агнес Карр. Этруски. — М.: КРОН-Пресс, 1998. — 236 с.: ил. — Серия «Таинственный мир». — ISBN 5-232-01011-5.
  • Готтенрот Ф. Царство людей. — М., 1994. — С. 35—36.
  • Ельницкий Л. А. [rec.gerodot.ru/etruria/litera.htm Из новейшей литературы об этрусках] // Вестник древней истории. 1940. № 3-4. С. 215—221.
  • Залесский Н. Н. Этруски в Северной Италии. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1959. — 122 с.
  • Залесский Н. Н. К истории этрусской колонизации Италии в VII—IV вв. до н. э. — Л.: Изд-во ЛГУ 1965. — 128 с.
  • Кондратов А. М. Этруски — загадка номер один. — М.: Знание, 1977. — 96 с.
  • Мавлеев Е. В. [rec.gerodot.ru/etruria/lukum.htm Лукумоны] // Наука и религия.
  • Мавлеев Е. В. [rec.gerodot.ru/etruria/sud.htm Мастер «Суда Париса» из Оберлин Колледж в Эрмитаже] // Сообщения Государственного Эрмитажа. 1982. Вып. 47. С. 44-46.
  • Майяни Закари. Этруски начинают говорить. — М.: Наука, 1966. — 336 с.: ил. (Переизд: Майяни З. По следам этрусков. М.: Вече, 2003).
  • Макнамара Эллен. Этруски: Быт, религия, культура / Пер. с англ. Т. Е. Любовской. — М.: Центрполиграф, 2006. — 192 с.: ил. — Серия «Быт, религия, культура». — ISBN 5-9524-2121-0.
  • Маяк И. Л. Рим первых царей (Генезис римского полиса). — М.: Изд-во МГУ, 1983. — 272 с.: ил.
  • Наговицын А. Е. Этруски: Мифология и религия. — М.: Рефл-Бук, 2000. — 496 с. — ISBN 5-87983-098-5.
  • Немировский А. И. [rec.gerodot.ru/etruria/museums.htm Археологические музеи Тосканы] // Вестник древней истории. 1992. № 1. С. 237—244.
  • Немировский А. И., Харсекин А. И. Этруски. Введение в этрускологию. — Воронеж: Изд-во Воронежского Ун-та, 1969. — 192 с.
  • Немировский А. И. Этруски. От мифа к истории. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1983. — 264 с.: ил.
  • Пенни Дж. Языки Италии // Кембриджская история древнего мира. — Т. IV: Персия, Греция и Западное Средиземноморье ок. 525—479 гг. до н. э. Под ред. Дж. Бордмэна и др. Пер. с англ. А. В. Зайкова. — М., 2011. — С. 852—874. — ISBN 978-5-86218-496-9.
  • Риджуэй Д. Этруски // Кембриджская история древнего мира. — Т. IV: Персия, Греция и Западное Средиземноморье ок. 525—479 гг. до н. э. — М., 2011. — С. 754—808.
  • Робер Жан-Ноэль. Этруски / Пер. с франц. С. Ю. Нечаева. — М.: Вече, 2007. — 368 с.: ил. — Серия «Гиды цивилизаций». — ISBN 978-5-9533-1931-7.
  • Соколов Г. И. [ancientrome.ru/publik/art/sokolov/s01s.htm Искусство этрусков]. — М.: Искусство, 1990. — 208 с. — Серия «Очерки истории и теории изобразительных искусств».
  • Тюийе Ж.-П. Цивилизация этрусков / Пер. с франц. Т. А. Баженовой. — М.: АСТ, Астрель, 2012. — 254 с.: ил. — Серия «Историческая библиотека». — 2 000 экз. — ISBN 978-5-271-37795-2.
  • Эргон Жак. Повседневная жизнь этрусков / Пер. с франц. А. Б. Овезовой. — М.: Молодая гвардия, 2009. — 336 с.: ил. — Серия «Живая история. Повседневная жизнь человечества». — ISBN 978-5-235-03251-4.
  • Этруски: италийское жизнелюбие. — М.: ТЕРРА, 1998. — 168 с.: ил. — Серия «Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации».
  • Macnamara E. Everyday life of the etruscans. М., 2006.

Ссылки

  • [www.antica.lt/list-c-etruski.html Искусство этрусков]
  • [www.ms77.ru/articles/fashionhistory/drmir/etruski/14929/ Одежда у этрусков]
  • Philipp Ammon: Ruma Rasna – Die etruskischen Wurzeln Roms. www.academia.edu/28000848/Ruma_Rasna_Die_etruskischen_Wurzeln_Roms

Отрывок, характеризующий Этруски

– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.