Атестинская культура

Атестинская культура Железный век
Географический регион	Северная Италия
Локализация	С.-З. побережье Адриатики (область Венеция)
Датировка	IX—II вв. до н. э.
Носители	венеты
Преемственность:
← Протовилланова ? → романизация →

Атестинская культура, Культура Атестина, Эсте, ситул, палеовенетская (англ. Este culture, нем. Este-Kultur, итал. Civiltà atestina) — археологическая культура железного века, существовавшая на северо-западе Адриатики на территории современной области Венеция, Северная Италия. Период существования с IX по II века до н. э., расцвет — до вторжения кельтов в IV веке до н. э., после II века до н. э. романизирована. Носителями культуры современные исследователи считают племена венетов.

Название

Название культуре было дано от древнего города на окраине долины реки По — Атес/Атесте (совр. Эсте, провинция Падуя). Вероятно, первоначально он являлся значительным, а возможно и главным центром племени венетов. Также, иногда, Атестинскую культуру называют «культурой ситул», поскольку ситулы являются типичными для неё артефактами. Ещё одно название — «палеовенетская культура», связано с самим названием венетов.

История изучения

Первое поселение раннего железного века на Апеннинском полуострове было открыто в середине XIX века в деревне Вилланова (окрестности Болоньи), в связи с чем, часто культуры этого периода собирательно называли «Вилланова». Однако позднее были обнаружены поселения аналогичные культуре Вилланова, но отнюдь не идентичные ей, среди которых была выделена и Атестинская культура. Первые находки — большой могильник и поселение, были открыты в районе города Эсте, а затем были найдены многочисленные могильники в других местах. Материалы раскопок послужили основой для периодизации культуры, которую исследователи подразделили на четыре фазы.

Общее описание

Центр культуры находился на северо-востоке Италии — между реками Минчо и Ливенца (итал. Livenza). Западная часть этих земель прилегала к долине реки По, была болотистой и редко заселённой — даже этруски не подчинили себе эту область. В начале 1-го тысячелетия до н. э. сюда проникли венеты (которых считают носителями Атестинской культуры), они заняли все удобные для поселения места и жили в некоторой изоляции. Здесь же, севернее По, протекала река с изменчивым течением — Атес/Атестис (совр. Адидже), на которой венеты основали город Атес/Атесте (совр. Эсте). Вероятно, он был столицей венетов, но 589 году до н. э. река Адидже проложила новое русло в 12 км от города, и он пришел в упадок.

Экономика Атестинской культуры была основана на сельском хозяйстве, разведении скота, ловле пресноводной рыбы. Существовали различные формы связей и взаимного влияния с культурами Вилланова, Гальштатской, Голасекка, а также с племенами, населявшими современные Словению и Тироль. Носители культуры владели высокоразвитым искусством изготовления ситул — своеобразных сосудов с рельефными изображениями, по форме напоминающих ведро. Керамика выполнялась на гончарном круге — найдены великолепные красные вазы. Современными исследователями обнаружены могильники с трупоположениями и трупосожжениями, надгробные камни с надписями на венетском языке. Также среди артефактов обнаруживают мечи с антенной, бритвы, кельты, пальстабы и различные фибулы.

Периодизация

Хронология периодизации Атестинской культуры, как и хронология соседней Виллановы, является дискуссионной среди исследователей, существуют различные варианты датировки возникновения культуры — учёные относят это событие к 1200 году до н. э. (Д. Рэнделл Макайвер), к 1000 году до н. э. (Ф. Дун), к 650 году до н. э. (Н. Оберг). Некоторые датировки:

Фаза	Датировка
	по Мюллер-Карпе	наиболее принятая сегодня
Эсте I	кон. X—IX вв. до н. э.	900—750 гг. до н. э.
Эсте II	IX—VIII вв. до н. э.	750—575 гг. до н. э.
Эсте III	с кон. VIII или нач. VII вв. до н. э. — до кельтского завоевания	575—350 гг. до н. э.
Эсте IV	IV—II вв. до н. э.	350—182 гг. до н. э.

См. также

• Венеты
• Венетский язык

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

• Лукьянов А. [www.academia.edu/7158072/_Italy_and_early_Rome_ Италия и ранний Рим]. 2014.
• Dal paleolitico alla civiltà atestina / a cura di Raffaello Battaglia // Storia di Venezia / Centro internazionale delle arti e del costume. — Venezia : Centro internazionale delle arti e del costume, 1958. — Vol.1, p.79-177 : ill.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/es/1299/%D0%AD%D1%81%D1%82%D0%B5 Культура Эсте] (рус.). «Academic.ru». [www.webcitation.org/69kOw8QE2 Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
• [www.celtica.ru/content/view/228/165/ Культура Эсте] (рус.). «Сeltica.ru». [www.webcitation.org/69kOx2Shf Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
• [referenceworks.brillonline.com/entries/brill-s-new-pauly/este-culture-e402770?s.num=3 Este Culture] (англ.). «Brill Online» (Reference Works). [www.webcitation.org/69kOxwTcX Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].

Отрывок, характеризующий Атестинская культура

De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.