Татищев, Александр Александрович

Александр Александрович Татищев
Художник М. М. Орлов (1853)
Дата рождения:	18 сентября 1823(1823-09-18)
Дата смерти:	14 ноября 1895(1895-11-14) (72 года)
Награды и премии:

Александр Александрович Тати́щев (1823—1895) — пензенский губернатор (1872—1886), представитель рода Татищевых.

Сын пензенского помещика гвардии поручик Александра Александровича Татищева (1801—1863) и Анны Дмитриевны Полевой (ок. 1803—1883). Знаменитый режиссёр Жак Тати был внуком его родного брата Дмитрия. В 1842 году он окончил школу гвардейских подпрапорщиков с производством в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка. В 1848 году в чине штабс-ротмистра участвовал в военных операциях в Венгрии, с 1856 года — подполковник.

Выйдя в марте 1857 года в отставку, находился на выборных дворянских должностях и проживал в своей усадьбе Устьвольном. После избрания уездным предводителем дворянства был произведён в действительные статские советники. С 1872 года занимал должность пензенского губернатора, в 1882 году получил чин тайного советника.

В годы губернаторства А. А. Татищев в Пензе (до 31.12.1886) была учреждена ремесленная школа, были открыты учительская семинария, несколько начальных мужских и женских училищ, классы и отделение Русского музыкального общества, реальное училище, ремесленная школа им. Ф. Е. Швецова.

Столь пристальное внимание к проблемам культурной жизни российской глубинки исходило прежде всего из высокой художественной подготовки самого Татищева. Он частным образом получал уроки живописи в школе Н. Е. Сверчкова в Царском Селе, увлекался анимализмом: рисовал животных и сцены из зимней охоты. Александр Александрович дружил с художниками Н. Д. Дмитриевым-Оренбургским и К. А. Савицким, которые приезжали в его пензенское имение Протасово, длительное время общался с И. Е. Репиным.

По инициативе А. А. Татищева «Пензенские губернские ведомости» впервые в России иллюстрировались рисунками Н. Д. Дмитриева-Оренбургского. В 1874 года А. А. Татищев был избран почетным гражданином Пензы, Саранска, Н. Ломова и др. городов.

Опорой А. А. Татищева в создании и укреплении культурной базы губернии была его жена Лидия Арсеньевна Жеребцова (1822—1891), сестра виленского губернатора Н. А. Жеребцова, стоявшая у истоков музыкального образования пензяков и возглавлявшая в 1881—1884 годах пензенское отделение Русского музыкального общества. По словам современника, она была женщина светская, самостоятельная и по уму и по состоянию. С мужем она сходилась в честолюбивых помыслах. Богатством и связями в высших сферах общества она едва ли не превосходила его. Умная Лидия Арсеньевна умела окружать своего мужа («штатского генерала, огромного, толстого, с лошадиной физиономией, что ещё более увеличивало его важность») полезнейшими и даровитыми лицами и в делах управления губернии была чуть ли не выше его.

Покинув пост губернатора, Татищев переехал в Петербург. В 1886 году был назначен сенатором, а с 1892 года состоял членом Государственного совета. Скончался в ноябре 1895 года.

Отрывок, характеризующий Татищев, Александр Александрович

– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.