Толстой, Сергей Львович

Сергей Львович Толстой
Основная информация
Дата рождения	10 июля 1863(1863-07-10)
Место рождения	Ясная Поляна, Тульская губерния
Дата смерти	23 декабря 1947(1947-12-23) (84 года)
Место смерти	Москва
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессии	композитор, музыкальный этнограф,педагог
Инструменты	фортепиано
Жанры	романс, народная музыка, индийская музыка
Псевдонимы	С. Бродинский
Сотрудничество	Инайят Хан
Награды

Серге́й Льво́вич Толсто́й (также писал под псевдонимом С. Бродинский; 10 июля 1863, Ясная Поляна Тульской губернии — 23 декабря 1947, Москва) — один из первых композиторов и музыкальных этнографов России, работа которых охватывала не только русский и европейский фольклор, но и музыкальные традиции Индии. Также известен как сподвижник отца — Льва Николаевича Толстого, принимавший участие в перевозке духоборов в Канаду, и русский представитель индийского суфийского исполнителя, мистика Инайят Хана.

Биография

В детстве обучался музыке у матери — Софьи Андреевны Толстой и у тульского учителя A. Г. Мичурина, параллельно с учёбой в тульской гимназии. Учился композиции у Сергея Ивановича Танеева.

В 1881—1886 годах учился на отделении естественных наук физико-математического факультета Московского университета. Одновременно посещал курсы при консерватории у Н. Д. Кашкина и B. П. Прокунина.

Работал в Тульском отделении Крестьянского поземельного банка, в Петербурге в управлении Крестьянского банка. В 1890 стал земским начальником Чернского уезда Тульской губернии, где располагалось его имение Никольское-Вяземское. С середины 1890—1900 годов много занимался поддержкой толстовцев, репрессированных властями за антиправительственную деятельность, в том числе Л. А. Сулержицкого. В 1898—1899 годах принимал участие в переселении духоборов в Канаду, о чём оставил ценные воспоминания.

Писал романсы на слова русских поэтов, в том числе А. С. Пушкина, К. М. Фофанова, А. А. Фета, Ф. И. Тютчева; обработал 27 шотландских, 2 бельгийские песни. На конкурсе «Дома песни» (1908) удостоен премии за музыку к 10 шотландским песням Роберта Бернса. Составитель сборников шотландских (Москва, 1927) и старинных французских песен (Москва, 1933).

В результате знакомства и совместной работы с Хазрат Инайят Ханом, который провел в России несколько месяцев в 1913—1914, начал изучать индийскую музыку. В 1914 г. заключил контракт с Инайят Ханом об издании партитуры и постановке балета «Шакунтала» по одноименной пьесе Калидасы. В 1915 г. издал нотный альбом — Толстой С. Л. и Поль В. И. «Индусские песни и танцы по записям Инайат-Кханом. Переложение для фортепиано» (Изд. Э. Эберг).

Впоследствии, до 1921 г., (когда почти прекратилось почтовое сообщение РСФСР с зарубежными странами) был музыкальным представителем России в «The Sufi Order», основанном Хазрат Инайят Ханом в начале XX века в Великобритании.

Принимал живое участие в сохранении и популяризации памятных мест, связанных с именем отца. В 1914 году написал первый путеводитель по Ясной Поляне.

Написал ряд статей о музыке в жизни Л. Н. Толстого, в том числе «Музыка в жизни Л. Н. Толстого» (Музыка, 1911, № 50, 51), «Музыкальные произведения, любимые Л. Н. Толстым» (в кн.: Толстовский ежегодник, 1912. — М., 1912), «Лев Толстой и Чайковский» (в кн.: История русской музыки в исследованиях и материалах. — Москва, 1924. — Т. I).

В 1926—1930 — профессор Московской консерватории. Мемуарист, композитор, псевдоним С. Бродинский. После Октябрьской революции работал в музыкальном отделе Наркомпроса, участвовал в фольклорных экспедициях. В 1921—1930 научный сотрудник Государственного ин-та музыкальной науки (ГИМН). В 1928—1929 — преподаватель музыкальной этнографии в Московской консерватории.

Автор работ о народной музыке: «[books.google.ru/books/about/Спутник_музыканта_этн.html?id=myDBAAAAIAAJ&redir_esc=y Спутник музыканта-этнографа]» (совместно с П. Н. Зиминым: М., 1929), «Испанская народная музыка» («Советская музыка». — 1937. — № 7).

Семья

Первым браком был женат на Марии Константиновне Рачинской, дочери директора Московского сельскохозяйственного института; свадьба состоялась 9 июля 1895 года. Александра Львовна Толстая писала: «Большой радостью для всей семьи была женитьба Сергея на Мане Рачинской, дочери директора знаменитой сельскохозяйственной Петровской Академии. Трудно было себе представить застенчивого, скрытного, стыдящегося выражения всяких чувств, некрасивого Сережу, ухаживающим за хорошенькой, привлекательной девушкой, Маней Рачинской. Танина подруга была прелестна, умна, мила, образована (она окончила университет в Англии)». Но уже после свадебного путешествия они разошлись (19 ноября 1896 года), а в июле 1897 года родился сын, Сергей Сергеевич Толстой — А. Л. Толстая отмечала: «Никто не знал настоящей причины, почему неожиданно Маня, которую так ласково приняли в семью, которую Сергей так любил, неожиданно его бросила. Кругом делалось, как всегда, много предположений, обвиняли Маню, гадко сплетничали. Сергей молчал. Он уединился в свой маленький домик в Никольском-Вяземском, играл на фортепиано, сочинял, и в музыке изливал своё горе». После родов Мария Рачинская заболела чахоткой; в 1898 году уехала лечиться за границу, где и умерла (в Англии). Сын Сергей воспитывался в семье деда Рачинского.

Вторая жена — Мария Николаевна Зубова.

Награды

Орден Трудового Красного Знамени

Музыка

• «Индусскіе песни и танцы Записанныя проф. Инаятъ-Ханомъ», в переложении Сергея Толстого и Владимира Поля, б.г. — М. 1915 — 31 с (нотный альбом для фортепиано) [www.scribd.com/doc/26804152/Inayat-Khan-Hindustani-Songs-scores-1914 PDF].

Архивы

Значительная часть наследия С. Л. Толстого находится в архивах Музея музыкальной культуры им. Глинки.

Источники

Биографическая проза

• Очерки былого. Серия литературных мемуаров. — 2-е изд. — М.: Художественная литература, 1956. — 400 с. (первое изд. — 1949 г.). — книга воспоминаний Сергея Львовича. Он принадлежал к числу самых близких Л. Н. людей и был с ним до самого конца — ухаживал за умирающим писателем в маленьком домике начальника станции Астапово. Воспоминания подробно, с достоверностью очевидца и участника, повествуют о жизни Л. Н. Толстого, о его друзьях и близких.
• Федор Толстой-Американец. — М.: Современник, 1990.
• Воспоминания С. Л. Толстого // Л.Н. Толстой. Памятники творчества и жизни. — М., 1928.
• Мать и дед Л. Н. Толстого. — М., 1928
• Тургенев в Ясной Поляне // Голос минувшего. 1919.
• Sergej Tolstoy and the Doukhobors: A Journey to Canada (Diary and Correspondence) / Trans. J. Woodsworth; Ed. by A. Donskov // Slavic and East European Journal. — 2001. — Vol. 45, pt. 1. — (British Library Serials). — ISSN 0037-6752

Ссылки

• [www.tolstoy.ru/happy/html/potom/slt.html С. Л. Толстой на Tolstoy.ru]

[ru.rodovid.org/wk/Запись:232736 Толстой, Сергей Львович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Толстой, Сергей Львович

Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.