Томашевский, Борис Викторович

Бори́с Ви́кторович Томаше́вский
Дата рождения:	17 (29) ноября 1890(1890-11-29)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	24 августа 1957(1957-08-24) (66 лет)
Место смерти:	Гурзуф
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	литературоведение текстология Теория стиха
Место работы:	Пушкинский дом Государственный институт истории искусств Ленинградский университет
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Сорбонна
Известные ученики:	И. М. Семенко
Известен как:	литературовед, теоретик стиха и текстолог, исследователь творчества Пушкина, писатель

Бори́с Ви́кторович Томаше́вский (17 (29) ноября 1890, Санкт-Петербург — 24 августа 1957, Гурзуф) — советский литературовед, теоретик стиха и текстолог, исследователь творчества Пушкина, переводчик, писатель, член Союза советских писателей, заведующий Рукописным отделом и Сектором пушкиноведения Пушкинского Дома.

Биография

Из-за участия в гимназических сходках по окончании гимназии (1908) не смог поступить в Политехнический институт. Окончил Льежский университет (1912) с дипломом инженера-электрика. Слушал лекции в Сорбонне. По возвращении в Россию выступил в 1915 с первыми публикациями по инженерным вопросам и на темы литературы. Сблизился с кругом журнала «Аполлон». Участвовал в Первой мировой войне, воевал на австрийском фронте (1915—1918). По окончании войны служил в Москве чиновником статистических отделов различных хозяйственных учреждений. Сблизился с членами Московского лингвистического кружка и вступил в «Общество изучения теории поэтического языка» (ОПОЯЗ).

Переехав в Петроград (1921), стал сотрудником Института русской литературы (Пушкинский дом) и начал читать лекции по текстологии, теории литературы и творчеству А. С. Пушкина в Государственном институте истории искусств. С 1924 преподавал на кафедре русской литературы Ленинградского университета (профессор с 1942).

Во время кампании против формальной школы был уволен из филологических учебных и научных учреждений (1931). Работал преподавателем прикладной математики в Институте путей сообщения. В связи со столетием со дня смерти А. С. Пушкина (1937) получил возможность вернуться к филологической деятельности.

Научная деятельность

Составитель первого советского однотомника Пушкина (в 1924—1937 выдержал 9 изданий). Принимал участие в подготовке и редактировании академических изданий сочинений Ф. М. Достоевского, А. Н. Островского, избранных текстов А. П. Чехова, позднее — полного академического собрания сочинений Пушкина (1937—1949). Участвовал в составлении словаря языка Пушкина и издании пушкинских томов «Литературного наследства». Подготовил ряд изданий текстов поэтов XVIII — начала XIX веков в серии «Библиотека поэта».

Основные труды по стиховедению, поэтике, стилистике, текстологии, пушкиноведению, французской поэзии.

Автор книг «Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения» (1925), «Теория литературы. Поэтика» (1925), «Писатель и книга. Очерк текстологии» (1928; второе издание 1959), «О стихе» (1929), популярного учебника «Краткий курс поэтики» (пятое издание — Л., 1931) и других, а также множества статей.

Труды Томашевского переведены на многие языки.

Томашевский и проблема авторства «Тихого Дона»

По свидетельству З. Б. Томашевской, дочери Б. В. Томашевского и филолога И. Н. Медведевой-Томашевской, её родители неоднократно говорили применительно к роману «Тихий Дон» и проблеме его авторства «о возможности отслоения подлинного текста, к этому времени уже буквально утопающего в несметных и противоречивых переделках. Только с чужим текстом можно было так обращаться». Через много лет вдова Б. В. Томашевского И. Н. Медведева-Томашевская начала работу над книгой «Стремя „Тихого Дона“ (загадки романа)», посвящённой авторству романа, которая осталась незавершённой и была издана после её смерти.

Адреса в Ленинграде

• дом Придворного конюшенного ведомства («писательская надстройка») — набережная канала Грибоедова, 9.

Ссылки

• [lit.phil.pu.ru/person.php?id=4 Биография и список публикаций]
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1500 Томашевский «Писатель и книга», 1928, pdf]
• [gurzufmuseum.com/muzej-bvtomashevskogo.html Музей Б. В. Томашевского в Гурзуфе]

Отрывок, характеризующий Томашевский, Борис Викторович

– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.