Торошковичи

Деревня Торошковичи Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Лужский Сельское поселение Дзержинское Координаты 58°34′10″ с. ш. 30°06′15″ в. д.58.56944° с. ш. 30.10417° в. д. / 58.56944; 30.10417    Прежние названия Торошково, Торошковичи-Синявины, Синявино, Синявины, Воронцово, Большие Торошковичи Население ▼ 1121 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81372 Почтовый индекс 188277 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41233880001 41 233 880 001]

Торо́шковичи — деревня в Дзержинском сельском поселении Лужского района Ленинградской области.

История

В XV веке село Торошковичи с окрестными деревнями в которых числилось 23 крестьянских двора, принадлежало новгородскому посаднику Казимиру.

После образования Санкт-Петербургской губернии, село стало принадлежать одному из Сенявиных из рода известных флотоводцев-адмиралов XVIII века. На противоположном берегу Луги находилось имение Торошковичи-Тырково с Преображенской церковью, в ограде которой будет похоронен генерал-лейтенант Н. Н. Скобельцын.

Как село Торошково оно упоминается на карте Санкт-Петербургской губернии 1792 года Вильбрехта.

Когда дочь А. Н. Сенявина Екатерина вышла замуж за С. Р. Воронцова, село Торошковичи было дано ей в приданое. Позже оно перешло к их сыну графу М. С. Воронцову.

ТОРОШКОВИЧИ, СИНЯВИНО тож — село принадлежит Графу Михайлу Воронцову, число жителей по ревизии: 256 м. п., 284 ж. п.;
В оном: Церковь деревянная во имя Воскресения Христова. (1838 год)

Оброк при Воронцове был в три раза меньше, чем у соседских помещиков. Когда село сгорело, в 1852 году граф прислал деньги на постройку новых домов.

ТОРОШКОВИЧИ — село Князя Воронцова, по просёлочной дороге, число дворов — 72, число душ — 249. (1856 год)

---

ТОРОШКОВИЧИ (СИНЯВИНЫ, ВОРОНЦОВО) — село владельческое при реке Луга, число дворов — 90, число жителей: 246 м. п., 282 ж. п.; Церковь православная. (1862 год)

• Toroshkovichi1863.jpg

  Село Торошковичи на карте 1863 г.

Сборник Центрального статистического комитета описывал село так:

ТОРОШКОВИЧИ — село бывшее владельческое при реке Луге, дворов — 90, жителей — 496; церковь православная, часовня, школа, 2 лавки. (1885 год).

Зимой крестьяне уходили на заработки в Петербург, работали извозчиками, полотёрами, прислугой.

В XIX веке село состояло в Передольской волости 1-го стана Лужского уезда Санкт-Петербургской губернии, в начале XX века — 4-го стана.

По данным «Памятной книжки Санкт-Петербургской губернии» за 1905 год в Торошковичах проживали более 700 человек.

Согласно топографической карте 1926 года село называлось Большие Торошковичи и насчитывало 108 дворов, в южной части села находилась церковь. Выше по течению реки, на противоположном берегу находилось село Малые Торошковичи из 9 дворов.

По данным 1933 года село Торошковичи являлось административным центром Торошковского сельсовета Лужского района, в который входили 9 населённых пунктов: деревни Лунец, Новое Село I, Новое Село II, Потесы, Радоли, Ручьи, Филимонова Гора, село Торошковичи и посёлок Герцена, общей численностью населения 1406 человек.

Согласно областным административным данным село называлось также Синявино.

По данным 1936 года в состав Торошковского сельсовета входили 10 населённых пунктов, 320 хозяйств и 8 колхозов.

В 1939 году возле деревни был построен военный аэродром, использовавшийся как истребителями ВВС РККА (до августа 1941 года), так и бомбардировщиками люфтваффе. В настоящее время аэродром не используется.

C 1 августа 1941 года по 31 января 1944 года село находилось в оккупации.

В 1961 году население села Торошковичи составляло 235 человек.

По данным 1973 года в деревне Торошковичи располагалась центральная усадьба совхоза «Новое время».

По данным 1990 года в деревне Торошковичи проживали 1193 человека. Деревня являлась административным центром Торошковского сельсовета в который входили 10 населённых пунктов: деревни Заозерье, Новое Село-I, Новое Село-II, Петровские Бабы, Ручьи, Стрешево, Торошковичи, Филимонова Горка, Щегоща; посёлок Герцена, общей численностью населения 1422 человека.

В 1997 году в деревне проживали 1085 человек.

Согласно административным данным 2007 года население составляло 1107 человек, в 2009 году — 1144.

Церковь Воскресения Христова

Каменная церковь Воскресения Христова была построена на месте деревянной церкви. Имеется письменное свидетельство 1582 года, в котором упоминается церковь:

… село пусто, а в нем Церковь Воскресения Христова стоит без пения, хоромы сгнили и развалились. Престол разорен, свечи и книги поимали литовские люди.

В 1690 году крестьяне построили новую церковь, в 1846 она была обновлена, а в 1852 году сгорела во время большого пожара. При пожаре сгорели также все крестьянские дома. В 1855 года на пожертвования прихожан была построена новая деревянная церковь. Архитектором выступил Александр Саввин.

В 1905 году был освящён каменных храм, построенный по проекту Николая Никонова. В церкви был трехъярусный иконостас с иконами в позолоте, царские врата резной работы с позолоченными крестами. Роспись иконостаса выполнялась в Череменецком Иоанно-Богословском монастыре. В храме была двухъярусная люстра, множество икон и серебряных изделий для богослужений.

В 1939 году в здании церкви открылся клуб для летчиков. Купола и колокольню разрушили. Во время войны церковь была вновь открыта, прихожане собрали иконы. В 1959 году церковь была закрыта, иконы и церковное имущество было уничтожено.

Возрождение прихода началось в 1990 году. В восстановлении церкви принимали участие ГИОП Ленинградской области, Лужский абразивный завод. Прихожане и ключарь храма Ианнуарий продолжают восстанавливать церковь.

В деревне несколько лет работает церковная воскресная школа.

Школа

Первая школа в деревне была открыта в 1882 году при церкви, через год открылась четырёхлетняя земская школа, в которой обучались 38 мальчиков и 16 девочек. В 1901 году в школе начал работать Алексей Дмитриевич Дмитриев. Он окончил семинарию в Гатчине. Алексей Дмитриев проработал в школе 56 лет, ему было присвоено звание заслуженного учителя РСФСР.

В 1926 году было построено новое здание школы и открыта школа крестьянской молодежи. Среди выпускников школы: Козлов Григорий Иванович (в 60-е годы председатель Леноблисполкома), его именем названа улица в Санкт-Петербурге и Торошковичах, Ф. А. Баранов (работал в правительстве Белорусской ССР во времена Машерова), Л. М. Карпов (главный ветеринарный врач ВДНХ СССР), В. И. Трубинский (профессор-лингвист), А. И. Дмитрешов (главный технолог военного завода в Ленинграде).

После войны в школу пришел Никифоров Василий Иванович, ставший впоследствии её директором. При нём было организован школьный совхоз «Спутник», на заработанные в совхозе деньги ученики ездили на экскурсии по всей стране. Школа была неоднократно участницей ВДНХ.

В 1981 году было построено новое современное здание школы. В 1988 году школе присвоено имя А. Д. Дмитриева. С 1992 году школа стала средней, в 1997 году работает как комплекс «школа-детский сад». Это позволило сохранить в деревне дошкольное образование. Учащиеся школы ежегодно помогают бывшему совхозу, а сейчас ЗАО «Новое Время». 11 класс заканчивают примерно 10 человек. Адрес школы — переулок Школьный, д. 2.

География

Деревня расположена в юго-восточной части района на левом берегу реки Луга.

Через деревню проходит автодорога 41К-142 (Луга — Медведь).

Расстояние до административного центра поселения — 20 км.

Расстояние до районного центра — 25 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Луга — 25 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:380 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:1193 ScaleMajor = unit:year increment:500 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:540 width:15  text:540 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:528 width:15 text:528 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1
  from:0 till:496 width:15  text:496 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1961 color:gray1 width:1
  from:0 till:235 width:15  text:235 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1990 color:gray1 width:1
  from:0 till:1193 width:15  text:1193 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:1085 width:15  text:1085 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:1102 width:15  text:1102 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2009 color:gray1 width:1
  from:0 till:1144 width:15  text:1144 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:1121 width:15  text:1121 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Улицы

Благодатная, Козлова, Луговой переулок, Мирная, Новая, Полевой переулок, Садовая, Торговый переулок, Школьный переулок.

Отрывок, характеризующий Торошковичи

– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»