Трактористы

Трактористы
Жанр	мелодрама комедия
Режиссёр	Иван Пырьев
Автор сценария	Евгений Помещиков
В главных ролях	Марина Ладынина Николай Крючков Борис Андреев Пётр Алейников
Оператор	Александр Гальперин Борис Арецкий
Композитор	Дмитрий Покрасс Даниил Покрасс
Кинокомпания	«Мосфильм»
Длительность	88 мин.
Страна	СССР СССР
Год	1939
IMDb	ID 0032050
Выход фильма «Трактористы»

К:Фильмы 1939 года

«Трактористы» — советский музыкальный художественный фильм 1939 года, поставленный Иваном Пырьевым.

Сюжет

1938 год. Демобилизованный старшина Клим Ярко возвращается с Дальнего Востока. В вагоне-ресторане он с двумя друзьями-танкистами пьёт пиво и хвалит родную Украину. Клим показывает друзьям газету «Правда» с фотографией своей землячки Марьяны Бажан — бригадира женской тракторной бригады, кавалера Ордена Трудового Красного Знамени. «К ней поеду!», — смеясь говорит Клим.

Марьяна — мастер скоростной вспашки. На мотоцикле, в робе и сапогах, носится она по колхозным полям, организуя работы своей бригады. Десятки писем получает Марьяна от узнавших о ней из газет поклонников. Но такая популярность не радует её. Чтобы отпугнуть «женихов», она упрашивает грубоватого здоровяка Назара Думу выдавать себя «для виду» за её жениха.

Начальник МТС Кирилл Петрович с шутками и неизменными прибаутками («Забодай тебя комар») выступает перед бригадирами трактористов. Назар Дума признаётся, что у него есть невеста — Марьяна. Кирилл Петрович в личной беседе пытается убедить Марьяну, что Назар ей не пара. Марьяна отвечает «в няньках не нуждаюсь».

Вечером Клим идёт по степной дороге и натыкается на Марьяну, сидящую у своего опрокинувшегося мотоцикла. Ловкий Клим быстро заводит мотоцикл и отвозит Марьяну к ней домой. Только здесь, при свете, он понимает, кого выручил: «Так вот ты какая, Марьяна Бажан!». Сноровистый Клим сначала устраняет Марьяне вывих, потом лихо чинит трактор и садится ужинать. Восхищённая Марьяна предлагает Климу остаться и осмотреться в их бригаде. Клим соглашается.

Вечерами он играет на баяне и поёт трактористкам песню «Три танкиста». Однажды к Марьяне наведывается Назар Дума. Он уже совсем вошёл в роль и сразу представляется Климу как жених. Обидевшийся Клим уходит в соседнюю Перловку. Марьяна пытается остановить его: — Останься! Никого никогда не просила. Останься, Клим. Но тщетно. Марьяна отправляет в погоню Кирилла Петровича.

Тем временем Назар и Савка «грабят» грузовик с топливом для тракторов. Разгневанный Кирилл Петрович разжалует Назара в простые трактористы и назначает бригадиром Клима.

Трактористы решают устроить новому бригадиру испытание. Сначала Савка издевательски поёт ему куплеты «Здравствуй, милая моя, я тебя дождался». Клим пропускает иронию мимо ушей и в ответ пляшет лихой танец. Потом Клим на слух определяет дефекты тракторного двигателя. Трактористы принимают нового бригадира. Помимо основной работы, Клим обещает учить их вождению танка, стрельбе и работе в противогазах.

Вместо положенного по инструкции плуга шириной 240 см Клим цепляет к трактору плуг шириной 330 см. Мощный «Сталинец» справляется!

Кирилл Петрович выступает перед трактористами, читает стих о 1918 годе и предупреждает: «Опять немца, забодай его комар, на нашу землю тянет. Драться будем!». Он одобряет почин бригады Клима: — Трактор, хлопцы, это танк!

Марьяна изучает книгу «Танкисты» о событиях у озера Хасан. Вечером Клим с бригадой поёт Марш советских танкистов. Распевая эту песню, Назар даёт две нормы в день. Его портрет печатают в газете. Узнав об этом, Кирилл Петрович говорит Марьяне, что теперь он одобряет её свадьбу с Назаром. «Ой, Клим, Клим дурной», говорит Марьяна и бросается целовать Клима. Входит Кирилл Петрович и Марьяна от смущения выпрыгивает в окно. Клим признаётся Кириллу Петровичу, что он сам любит Марьяну.

Марьяна в ночной степи поёт песню о «нежной, большой любви». Внезапно появляется Клим. Влюблённые признаются друг другу. Из темноты появляется на машине Кирилл Петрович и, освещая парочку бригадиров фарами, поздравляет их. Тут же уговариваются сыграть свадьбу сразу после сева.

Свадьба! Жених в военной форме, невеста — в вышитой сорочке и сарафане, трактористы — в костюмах. Жених и невеста с орденами. Кирилл Петрович провозглашает тост «за мастеров земли, за трактористов». — Живите, хлопцы, размножайтесь, веселитесь, забодай вас комар. Но каждую минуту будьте готовы встретиться с врагом!

Все встают и поют Марш советских танкистов. На словах «когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин» все поднимают бокалы к портрету Сталина.

В ролях

• Марина Ладынина — Марьяна Бажан
• Николай Крючков — Клим Ярко
• Борис Андреев — Назар Дума (первая роль в кино)
• Степан Каюков — Кирилл Петрович
• Пётр Алейников — Савка
• Владимир Колчин — Харитоша
• Ольга Боровикова — Франя
• Р. И.^{[уточнить]} Днепрова-Чайка — Марковна
• Алексей Долинин — Тарас Фёдорович, пожарный из Мелитополя
• Пётр Савин — танкист, друг Клима
• Артавазд Кефчиян — танкист, друг Клима
• Аркадий Райкин — пляшущий тракторист (эпизод)

История создания

После успеха выпавшего на долю фильма «Богатая невеста» Иван Пырьев получил признание зрителей, критики и лично Сталина. Режиссёр немедленно начинает работу над следующей картиной, главным героем которой станет воин-танкист. Аркадий Захарович Добровольский (1911—1969) в 1936 году завершил сценарий «Трактористы», а уже в 1937 году был репрессирован, пробыл в заключении 21 год. Колымская жизнь А. З. Добровольского упоминается в рассказе Варлама Шаламова «Афинские ночи». В частности: «Пырьев и Ладынина прислали бывшему сценаристу „Трактористов“ и эту поэму» (речь о «Поэме без героя» Ахматовой в первом ташкентском варианте). Известна также переписка Шаламова и Добровольского с упоминанием Пырьева. По другим данным сценаристом является Евгений Помещиков. Имеются данные и о соавторстве Добровольского и Помещикова.

В 1938—1939 году на дальневосточных рубежах страны произошёл ряд военных инцидентов (озеро Хасан, Халкин-Гол), которые доказали боеспособность советских войск, противостоявших японским милитаристам. Напряжённое предвоенное время в Европе диктовало темы для кинематографистов СССР. В ходе работы над фильмом милитаристский настрой, которого не хватало в сценарии, был только усилен. В финальной сцене свадьбы главные герои и гости дружно запевают песню «Броня крепка и танки наши быстры», давая тем самым понять, что советские люди готовы к военным испытаниям.

На пробах к картине единственная сложность возникла с характерной ролью Назара Думы. На неё после долгих поисков утверждён молодой актёр из Саратова Борис Андреев, который приехал в Москву с Саратовским театром драмы на летние гастроли. Роль Назара Думы стала дебютом успешной кинокарьеры и началом большой дружбы Андреева с Петром Алейниковым, которую они пронесли через всю жизнь.

Натурные съёмки картины прошли в УССР летом-осенью 1938 года, в Николаевской области (Гурьевская МТС). В декабре 1938 года фильм был закончен, а премьера его состоялась 3 июля 1939 года.

Фильм получил широкое признание зрительской аудитории. Песни из фильма приобрели самостоятельную популярность, став одними из самых любимых народных песен на военную тематику.

Только двое тех танкистов,
Тот водитель и стрелок,
Всё глядят на гармониста
Словно что-то невдомёк.

И, сменивши пальцы быстро,
Он, как будто на заказ,
Здесь повёл о трёх танкистах,
Трёх товарищах рассказ.

— «Василий Тёркин» А.Твардовский

Художественное значение

Фильмы «Богатая невеста» и «Трактористы» — первые в ряду работ Пырьева мифологизирующие колхозный быт, изображающий идеализированную картину на экране, ставшую классикой сталинского периода в кинематографе.

Внешне конфликт фильма заключён в любовном треугольнике. Но личные отношения героев всегда рассматриваются как вторичные и лишь постольку, поскольку они одобрены властью. Главный герой доказывает искренность чувств любимой женщине победами на трудовом фронте. Характерна сцена, в которой Клим Ярко рассказывает о своих чувствах к Марьяне сначала не ей самой, а начальнику МТС.

Особенность этой картины в искренности пафоса, который в фильмах 1930—1950 годов всерьёз воспринимался аудиторией как изображение будущей светлой жизни. Другая важная особенность — подспудное настроение надвигающейся войны и катастрофы, довлеющее над вполне безобидным основным героико-романтическим сюжетом. Даже символ технического прогресса 1930-х годов трактор преподносится в фильме как мирный танк. Герои готовы пересесть в настоящие танки по первому призыву.

Фильм Пырьева «Трактористы» интересен тем, что картина мира в нём как бы раздваивается. Став воспроизведением утопической картины зажиточной колхозной жизни, свойственной лиминарию, фильм в то же время свидетельствует о прорыве в эту утопию активного пассионарного начала.

Фильм стал олицетворением той идеи, к которой стремилась страна и советская власть. Именно так представляла она будущую жизнь в колхозе.

Послесталинская цензура

В период правления Хрущёва фильм «Трактористы», так же как и другие фильмы с упоминанием Сталина, подвергся редактированию. В частности, в "восстановленной" версии, выпущенной в 1964 г., полностью удалены атрибуты «культа личности»:

• заретушированы или убраны иным способом портреты Сталина;
• заретушированы названия «Сталинец» на тракторах, или вырезаны кадры с такой надписью;
• перезаписан с новым текстом припева знаменитый Марш советских танкистов —

изначальный текст припева:

Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведёт.

был переозвучен:

Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пройдут машины в яростный поход,
Когда суровый час войны настанет,
И нас в атаку Родина пошлёт.

Вплоть до 2005 г. по телевидению демонстрировалась исключительно «восстановленная» версия фильма, выпущенная в 1964 г., в которой помимо названных исправлений была переозвучена значительная часть текстовой фонограммы фильма. В феврале 2005 г. на канале «Культура» впервые за долгие годы была показана оригинальная версия фильма. На DVD издаются оба варианта фильма. Оригинальная версия издана «Союз-видео».

Песни из фильма

• «Три танкиста»
• «Марш советских танкистов»

Призы и премии

• 1941 — режиссёр Иван Пырьев, актёры Николай Крючков и Марина Ладынина удостоены Сталинской премии I степени в области литературы и искусства.

Интересные факты

• Герои фильма совершают трудовые подвиги на тракторе «Сталинец-65» (ЧТЗ С-65) (изображен на постере). Трактор, участвовавший в фильме, в память об этом установлен при въезде в село Гурьевка (Новоодесский район Николаевской области Украины), где происходили съёмки.
• Марьяна Бажан ездит на мотоцикле ПМЗ-А-750 — первом серийном советском тяжёлом мотоцикле. Он выпускался серийно с 1934 по 1939 год на Подольском механическом заводе (ПМЗ). В народе этот мотоцикл называли «Попробуй Меня Заведи» и далее «Заведешь — может, и поедешь». Тяжелые мотоциклы ПМЗ-А-750 поступавшие для гражданских нужд были весьма дороги. Их цена в 1938 году составляла 7760 рублей. Для сравнения цена массового лёгкого Л-300 была 3360 рублей, а ИЖ-7 стоил 3300 рублей.
• В 1992 году на фильм снят первый российский ремейк в жанре пародии «Трактористы 2» по сценарию Ренаты Литвиновой и Глеба Алейникова.

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=c3SZExyZB7s «Трактористы»] на YouTube
• [cinema.mosfilm.ru/films/film/1930-1939/traktoristi/ «Трактористы»] в онлайн-кинотеатре «Мосфильма»
• [www.film.ru/afisha/movie.asp?code=TRAKTOR Национальный кинопортал Film.ru]

Отрывок, характеризующий Трактористы

«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.