Умершие в марте 1943 года
Поделись знанием:
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
Это список известных людей, умерших в марте 1943 года.
1 марта
- Городничев, Николай Павлович (27) — Герой Советского Союза.
- Гречаный, Парфентий Карпович (18) — Герой Советского Союза.
- Егоров, Иван Егорович — Герой Советского Союза.
2 марта
- Болтушкин, Александр Павлович (38) — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза.
- Грудинин, Василий Семёнович — Герой Советского Союза.
- Зимин, Сергей Григорьевич — Герой Советского Союза.
- Злобин, Яков Дмитриевич — Герой Советского Союза.
- Кирьянов, Николай Иванович — Герой Советского Союза.
- Нечипуренко, Сергей Васильевич (33) — Герой Советского Союза.
- Седых, Иван Викторович — Герой Советского Союза.
- Скворцов, Андрей Аркадьевич — Герой Советского Союза.
- Сухин, Александр Иванович (19) — Герой Советского Союза.
- Чертенков, Иван Матвеевич — Герой Советского Союза.
- Шкодин, Пётр Тихонович (20) — Герой Советского Союза.
3 марта
- Коган, Моисей Герцевич (63) — французский скульптор и график.
- Копцов, Василий Алексеевич (39) — советский военный деятель, Генерал-майор танковых войск.
4 марта
- Авксентьев, Николай Дмитриевич (64) — российский политический деятель, член ЦК прртии эсеров, лидер её правого крыла, председатель Всероссийского совета крестьянских депутатов (1917), министр внутренних дел Временного правительства (1917), председатель Всероссийского демократического совещания (1917) и председатель Временного совета Российской республики (1917), первый председатель Уфимской Директории (1918). Умер в Нью-Йорке.
- Коцеба, Григорий Андреевич (25) — советский военный лётчик, Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны.
5 марта
- Визгалин, Иван Павлович — Герой Советского Союза.
- Гертман, Павел Андреевич — Герой Советского Союза.
- Гражданинов, Павел Андреевич (22) — Герой Советского Союза.
- Крайко, Алексей Иванович (31) — Герой Советского Союза.
- Павлов, Василий Михайлович (38) — Герой Советского Союза.
- Силаев, Иван Николаевич — Герой Советского Союза.
- Субботин, Николай Иванович — Герой Советского Союза.
- Танцуренко, Василий Дмитриевич (30) — Герой Советского Союза.
- Фаждеев, Степан Петрович — Герой Советского Союза.
6 марта
- Васильев, Александр Антонович — Герой Социалистического Труда.
- Кульман, Леэн (23) — Герой Советского Союза.
7 марта
- Акинчиц, Фабиан Иванович — белорусский националистический деятель, руководитель белорусской национал-социалистической партии, националист коллаборационист. Убит при невыясненных обстоятельствах.
- Мордкин, Абрахам (69) — французский художник.
- Хользунов, Алексей Иванович (24) — Герой Советского Союза.
8 марта
- Ярош, Отакар (30) — Герой Советского Союза.
9 марта
- Мерзляк, Иван Дмитриевич — Герой Советского Союза.
- Смирнов, Константин Александрович (26) — Герой Советского Союза.
10 марта
- Модерзон, Отто (78) — немецкий художник-пейзажист.
- Погорелов, Василий Порфирьевич (23) — Герой Советского Союза.
- Сергеев, Алексей Маркелович (29) — Герой Советского Союза.
11 марта
- Абдулов, Иван Филиппович — ефрейтор, снайпер 849-го стрелкового полка, Герой Советского Союза (посмертно), участник Великой Отечественной войны. Погиб в бою под Люботиным.
- Баранов, Пётр Григорьевич — штурман самолёта 5-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка, Герой Советского Союза (1942), гвардии младший лейтенант. Погиб в воздушном бою.
- Панов, Николай Афанасьевич (26) — Герой Советского Союза.
12 марта
- Сусанина, Екатерина (15) — белорусская школьница, рабыня немецкого барона.
- Карнаков, Михаил Севастьянович (19) — Герой Советского Союза.
- Чучвага, Иван Иванович (22) — Герой Советского Союза.
13 марта
- Бене, Стивен Винсент (44) — американский писатель-фантаст и поэт; сердечный приступ.
14 марта
- Ачкасов, Сергей Васильевич — советский военный лётчик, участник Великой Отечественной войны, командир звена 176-го истребительного авиационного полка 207-й истребительной авиационной дивизии 2-й воздушной армии. Воронежского фронта, Герой Советского Союза лейтенант. Погиб на фронте.
- Васильчиков, Владимир Владимирович (21) — Герой Советского Союза.
- Захарка, Василий Иванович (65) — белорусский педагог, политический деятель.
15 марта
- Орлов, Леонид Александрович (31) — помощник командира эскадрильи 70-го истребительного авиационного полка 1-й армейской группы, старший лейтенант.
- Орлов, Павел Иванович (29) — Герой Советского Союза.
16 марта
- Танкопий, Иван Алексеевич (40) — Герой Советского Союза.
17 марта
- Ириков, Николай Романович — Герой Советского Союза.
- Клыпин, Николай Якимович (34) — Герой Советского Союза.
- Кузьмин, Борис Аркадьевич — советский литературовед.
18 марта
- Анцыферов, Алексей Николаевич (75) — русский экономист, статистик, теоретик кооперации и деятель кооперативного движения. Умер в эмиграции в Париже.
- Пода, Павел Андрианович — Герой Советского Союза.
- Савельев, Константин Иванович — Герой Советского Союза.
19 марта
- Сыромятников, Сергей Васильевич — Герой Советского Союза.
20 марта
- Куприянов, Андрей Филимонович — советский военачальник, генерал-майор.
- Левченко, Иван Алексеевич (21) — Герой Советского Союза.
- Матузов, Клим Григорьевич (31) — Герой Советского Союза.
- Меркурьева, Вера Александровна (66) — русская поэтесса, переводчица.
21 марта
22 марта
- Гессен, Иосиф Владимирович (76) — российский государственный и политический деятель, юрист и публицист.
23 марта
- Гаврилов, Константин Григорьевич (78) — российский шахматный композитор.
- Пугачёв, Семён Андреевич (54) — советский военачальник, участник Гражданской войны, комкор с 1935 года.
- Шиллингер, Иосиф Моисеевич — советский и американский композитор.
24 марта
25 марта
- Васильев, Николай Григорьевич (34) — участник Великой Отечественной войны, командир 2-й Ленинградской партизанской бригады. Герой Советского Союза.
26 марта
27 марта
- Бахчиванджи, Григорий Яковлевич (34) — советский лётчик-испытатель; погиб.
28 марта
- Бетиньш, Карлис Карлович (76) — латышский шахматист и шахматный композитор.
- Рахманинов, Сергей Васильевич (69) — русский композитор, пианист и дирижёр; меланома.
29 марта
- Балицкий, Стефан (42) — польский писатель, участник Движения Сопротивления, покончил жизнь самоубийством в нацистском концлагере.
30 марта
31 марта
- Левман, Семён Семёнович (46) — советский шахматный композитор.
- Милюков, Павел Николаевич (84) — русский политический деятель, историк и публицист. Лидер Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы). Министр иностранных дел Временного правительства в 1917.
Напишите отзыв о статье "Умершие в марте 1943 года"
Отрывок, характеризующий Умершие в марте 1943 года
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.