Хамидие (крейсер)
«Хамидие́» (тур. Hamidiye, иногда, в литературе «Гамидие») — бронепалубный крейсер военно-морских сил Османской империи и Турецкой республики. Участвовал в Балканских войнах и Первой мировой войне. В начале ХХ века был одним из немногих современных кораблей турецкого флота.
Первоначально носил название «Абдул-Хамид». В 1908 году после Младотурецкой революции и свержения султана Абдул-Хамида II переименован в «Хамидие». В том же году участвовал в подавлении антитурецкого восстания на острове Самос. В 1911 году был с официальным визитом в Ялте, где тогда пребывал русский император Николай II. Во время итало-турецкой войны 1911—1912 годов использовался как быстроходный транспорт для доставки военного снаряжения для партизанских отрядов арабов в Триполитании.
Содержание
Участие в Первой Балканской войне
Осенью 1912 г. участвовал в блокаде и обстрелах побережья Болгарии. 22 октября уничтожил маяк у Эмины, 12 ноября вместе с броненосцем «Торгут Рейс» обстреливал позиции болгарских войск у Деркоса. В ночь с 20 на 21 ноября вблизи Варны был атакован 4 болгарскими миноносцами, которых первоначально принял за свои. Миноносец «Дерзкий» поразил «Хамидие» торпедой в носовую часть правого борта, что едва не привело к гибели крейсера. Однако крен удалось выправить благодаря контрзатоплению левобортных кормовых отсеков, были подкреплены внутренние перегородки, помпы пущены на полную мощность. Отстреливаясь от миноносцев, «Хамидие» повернул к Стамбулу и добрался до гавани, когда нос корабля уже скрылся под водой. Ремонтировался на казенной верфи в Золотом Роге
После ремонта «Хамидие» предпринял рейд, ставший наиболее известной акцией османского флота в Балканской войне. В ночь с 15 на 16 января 1913 г. крейсер вышел из Дарданелл и в полдень следующего дня подошел к острову Сирос в центральной части Эгейского моря. В бухте островного порта Эрмуполис стоял греческий вспомогательный крейсер «Македония». Чтобы не дать туркам повода к бомбардировке острова, командир «Македонии» приказал команде, открыв кингстоны, покинуть корабль. Греческий вспомогательный крейсер сел на дно, но из-за мелководья остался большей частью над водой. «Хамидие» обстреливал «Македонию» в течение 10 минут. (Через 10 дней «Македония» был поднят силами экипажа, ушёл своим ходом на ремонт, вновь стал пассажирским судном, прослужив в этом качестве до 1932 года). Часть снарядов, якобы, из-за перелетов, поразили Эрмуполис, где была разрушена электростанция и станция телеграфа. Атака Сироса вызвала беспокойство в Афинах, в Пирее из-за угрозы появления «Хамидие» спешно ставились береговые батареи. Однако турецкому крейсеру не удалось своим набегом оттянуть, как предполагалось, от Дарданелл, часть сил греческого флота, что определило поражение турецкой эскадры в битве при Лемносе .
Из Эгейского моря «Хамидие» направился в Бейрут, а затем в Порт-Саид, откуда через Суэцкий канал перешел в Красное море, где в турецком порту Джидда прошел текущий ремонт и загрузился углем. В феврале 1913 г. вернулся в Средиземное море, чтобы действовать на коммуникациях балканских союзников, однако операция была сорвана из-за нехватки угля. Не встретив на Мальте арендованный пароход с углем, «Хамидие» вернулся в турецкие порты Восточного Средиземноморья, где удалось достать немного угля и боеприпасов. Затем турецкий крейсер отправился в Адриатическое море, где 8 марта обстрелял сербские позиции у Дураццо, вступив в артиллерийскую дуэль с береговыми батареями, а затем вблизи занятого греками порта Сан-Джованни ди Медуа потопил два транспорта и ещё два серьёзно повредил. В проливе Отранто «Хамидие» попытались перехватить 4 старые греческие парусно-паровые канонерки, однако лишь одной из них («Ахелоос») удалось сблизиться с турецким крейсером. В скоротечном бою «Хамидие» повредил «Ахелоосу» рулевой привод и заставил отступить в Дуррес.
Турецкому рейдеру постоянно не хватало угля, судовые механизмы и котлы нуждались в ремонте, «Хамидие» мог двигаться только тихим ходом. Тем не менее, в Османской империи в связи с крейсерством «Хамидие» велась широкая пропагандистская кампания, а командир корабля капитан Рауф-бей стал настоящим национальным героем. С трудом получив уголь в Александрии, «Хамидие» в конце марта захватил южнее Крита греческий пароход с грузом кирпича. Пароход отправили с призовой командой в Анталию. Это была последняя удача турецкого рейдера. Услышав о появлении у Родоса отряда греческих кораблей, выделенных для преследования его крейсера, Рауф-Бей в апреле вновь ушел через Суэцкий канал в Джидду. В случае появления греческих сил в Красном море, «Хамидие» предписывалось прорываться в нейтральный порт и интернироваться. Однако греческий отряд — броненосец береговой обороны «Псара» и четыре эсминца — патрулировали до конца войны у Порт-Саида, чтобы не допустить возвращения «Хамидие» в Средиземное море. С окончанием войны крейсер отправился на родину и 7 сентября 1913 г. был торжественно встречен в Стамбуле. Все члены экипажа «Хамидие» были награждены выпущенной по этому случаю специальной медалью.
Участие в Первой мировой войне
29 окт. 1914 г., во время внезапного нападения германо-турецких сил на Черном море на русские порты, «Хамидие» подошел к Феодосии. В 6 утра в порт были отправлены турецкий и немецкий офицеры, предложившие городским властям организовать эвакуацию мирного населения. В 9 утра «Хамидие» начал бомбардировку Феодосии, выпустив по городу 150 снарядов. После этого крейсер направился к Ялте, где потопил два небольших русских судна. До конца 1914 г. «Хамидие» ещё дважды обстреливал незащищенные российские порты — Туапсе 20 ноября и Батум 24 декабря.
В дальнейшем привлекался в основном для обеспечения турецких перевозок по Черному морю, охраняя транспорты, либо отвлекая от них русские корабли. 4 января 1915 г. западнее Синопа «Хамидие» натолкнулся на разведывательный отряд русской эскадры — гораздо более сильный крейсер «Память Меркурия» и 4 эсминца. «Хамидие» немедленно повернул на запад, отстреливаясь из кормового орудия по преследовавшим его русским кораблям. Турки получили одно попадание в корму, в свою очередь, один раз поразив русский эсминец «Дерзкий» (тезку прошлого болгарского обидчика). После трех часов погони противников разделила пелена дождя, и они потеряли друг друга. 6 января в районе Туапсе «Хамидие» и встретившийся с ним немецкий легкий крейсер «Бреслау» внезапно обнаружили перед собой в вечерних сумерках главные силы русского Черноморского флота — 5 броненосцев, 2 крейсера и 7 эсминцев. Турецкий и немецкий крейсера, сделав по русским несколько выстрелов, спешно разошлись в разные стороны, чтобы исчезнуть в ночной темноте. У «Хамидие» единственным попаданием был сбит прожектор. Случайный снаряд с «Хамидие» повредил орудие главного калибра на русском флагманском броненосце «Евстафий». В конце января «Хамидие» вместе с «Бреслау» опять отправились в демонстрационный поход в восточную часть Черного моря, где утром 27 января у Хопы вновь натолкнулись на главные русские силы. На этот раз крейсера «Кагул» и «Память Меркурия» преследовали «Хамидие» с 8 до 16 часов, но так и не смогли выйти на дистанцию действенного огня. Погоня была прекращена с приближением темноты. После похода турецкий крейсер встал на ремонт, ему усилили бронепалубу и срезали верхние мостики.
1 апреле 1915 г. вместе с однотипным «Меджидие» и четырьмя эсминцами был послан для обстрела Одессы, но после подрыва на мине и потопления «Меджидие» вынужден был заниматься спасением его экипажа. 5 сентября того же года «Хамидие», прикрывавший проход в Стамбул трех угольных транспортов из Зонгулдака, имел бой с русскими эсминцами «Пронзительный» и «Быстрый». В ожесточенной артиллерийской перестрелке на дальней дистанции на турецком крейсере скоро вышли из строя оба 6-дюймовых орудия. «Хамидие», оставив транспорты, стал удаляться к Стамбулу. Возможно, «Хамидие» пытался оттянуть русские корабли за собой, под огонь идущего навстречу немецкого линейного крейсера «Гёбен». Однако русские эсминцы повернули к транспортам и уничтожили их. 20 октября 1915 г. у входа в Босфор «Хамидие» атаковала русская подводная лодка «Нерпа», но не добилась успеха.
В 1916 и 1917 гг. турецкий крейсер уже не выходил на операции из-за активизации русского Черноморского флота. Когда после революции он перестал быть боевой силой, 2 мая 1918 г. «Хамидие» вместе с немецким «Гёбеном» вошел, как победитель, в Севастополь, оттуда — в Азовское море, чтобы поддержать немецкие войска, только что занявшие Таганрог. На обратном пути из Севастополя в Стамбул «Хамидие» вел на буксире возвращенный под турецкий флаг крейсер «Меджидие», который ранее был поднят русскими и после ремонта включен в состав своего флота как «Прут». Осенью того же 1918 г. Первая мировая война закончилась поражением и гибелью Османской империи. В конце октября 1918 г. «Хамидие» был разоружен и сдан в Стамбуле англо-французским союзникам.
Последующая служба
В 1922 г. возвращен Турции. В 1924 г. введен в строй первым из крупных турецких кораблей. В сентябре 1924 г. на «Хамидие» совершил плавание по Черному морю Кемаль Ататюрк, ознаменовав этим возрождение военно-морского флота Турецкой Республики. В 1925—1926 гг. прошел капитальный ремонт и перевооружение: 2×150 мм, 8×76 мм , 2 ТАх450 мм . С 1940 г. — учебный корабль (с 1945 — стационарный). В 1947 г. исключен из состава флота. В 1949—1951 гг. на «Хамидие», стоявшем в Стамбуле, действовал военно-морской музей. В 1964 г. продан на слом.
Напишите отзыв о статье "Хамидие (крейсер)"
Литература
- [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1999_05/10.htm Балакин С. А. ВМС Японии, Турции и других стран Азии 1914 −1918 гг. Справочник по корабельному составу. Турция]
- [warships2007.narod.ru/turkish1901-1920.htm Военно-морской флот Османской империи 1901—1920 гг.]
- [militera.lib.ru/h/boevaya_letopis_flota/42.html Боевая летопись русского флота: Хроника важнейших событий военной истории русского флота с 9 в. по 1917 г. ]
- [wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/Balkan_war/01.htm Северянин. Очерк военных действий на море во время Балканской войны 1912—1913 гг. ]
- [wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/TragedyofErrors/Sevastopol.htm Больных А. «Трагедия ошибок»: Морские битвы Первой мировой ]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Хамидие (крейсер)
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
