Тургут-реис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тургут-реис
араб. درغوت‎
Прозвище

Драгут[1],
Обнаженный меч ислама

Дата рождения

ок. 1485

Место рождения

р-он Бодрума, Османская империя

Дата смерти

23 июня 1565(1565-06-23)

Место смерти

Мальта, Средиземное море

Принадлежность

Османская империя

Годы службы

ок. 1500 — 1565

Звание

адмирал

Сражения/войны

Османо-габсбургские войны: Великая осада Мальты

Тургут-реи́с (тур. Turgut Reis; в русскоязычных источниках известен также под искажённой транскрипцией «Тургут Рейс»[2]) — мусульманский корсар (приватир) и адмирал Османской империи.

На службе султана Сулеймана I занимал посты губернатора Джербы, главнокомандующего Османским флотом, бейлербея Алжира и Средиземного моря, санджакбея и паши Триполи. Адмирал Тургут, прозванный на западе Драгут[1] (араб. درغوت‎, от Turhud через Dorghut и Dargut к Dragut[3]), был известен своими экспедициями вдоль берегов Испании, Франции, Италии и Северной Африки, участвовал в Великой осаде Мальты.





Биография

Тургут родился около 1485 года в деревне Караторпак (в 1972 году город был переименован в Тургутреис), недалеко от Бодрума, на эгейском побережье Малой Азии[4]. Выходец из крестьянской семьи мусульман[4][5][6] греческого происхождения[7][8][9][10][11][12], он попал к пиратам, где и принял ислам. Когда Тургуту было 12 лет, его заметил командующий Османской армии (юноша прекрасно владел копьём и пользовался стрелами) и принял его к себе. Благодаря своему покровителю Тургут стал опытным моряком и выдающимся наводчиком, получил навыки канонира и мастера осадной артиллерии, которые сыграли немалую роль в будущих успехах адмирала. В 1517 году Тургут, в качестве канонира турецкой армии, принял участие в завоевании султаном Селимом I Египта[9].

После смерти своего покровителя Тургут отправился в Александрию, где поступил на службу к знаменитому корсару Синан-паше (тур. Sinan Paşa, Sinanüddin Yusuf Paşa). Освоив мореплавание, Тургут был поставлен капитаном бригантины, одну четвёртую доли которой получил от Синана в собственность. После нескольких успешных кампаний Тургут смог выкупить весь корабль, а позже уже командовал галиотом, который снарядил и вооружил самыми передовыми пушками того времени. Тургут стал промышлять в Средиземном море, на торговых путях между Венецией и Эгейскими островами, принадлежащими Венецианской республике.

Барбаросса и Тунисская кампания

Основные статьи: Хайреддин Барбаросса, Османо-габсбургские войны, Тунисская война, Турецко-венецианская война (1537—1540)

В 1520 году Тургут поступил под командование Хайр-ад-Дина Барбароссы[1]. Благодаря своим талантам и тесной дружбе (некоторые исследователи ставят в основу этой дружбы схожесть судеб обоих пиратов, чьи отцы были отступниками, перешедшими из одной веры в другую, что не могло не отразиться на отношении окружающих к их семьям[13]) с Барбароссой Тургут был вскоре повышен до главного лейтенанта и имел под своим командованием флот из 12 галиотов. В 1526 году Тургут захватил крепость Капо Пассеро (сиц. Capu Pàssaru) в Сицилии. В период между 1526 и 1533 годами Тургут совершил несколько набегов на порты Королевства Сицилия и Неаполитанского королевства, осуществлял перехват судов между Испанией и Италией.

В 1535 году император Карл V направил мощный флот под командованием выдающегося флотоводца Андреа Дории[14] с целью уничтожения пиратов Барбароссы, который в 1534 году принял командование флотом султана[15]. И хотя Габсбурги одержали ряд побед в ходе Тунисской кампании, турки продолжали опустошительные экспедиции вдоль всего побережья Италии, против Корсики и Сардинии[16].

Летом 1538 года Тургут в составе армии Барбароссы участвовал в захвате нескольких крепостей на побережье Албании, в заливе Превез и на острове Лефкас, а в августе им были захвачены Кандия на Крите и ряд других венецианских владений в Эгейском море. В сентябре 1538 года в битве у залива Превезы (греч. Πρέβεζα) состоялось решающее сражение между объединёнными силами христианского флота «Священной лиги» (в частности Испании, Папской области, Венецианской и Генуэзской республик, ордена Мальтийских рыцарей) и эскадрами Барбароссы[17] (около 120 судов турецкого флота и около 140 судов противника[18]). Соединение Тургута из 20 галер и 10 галиотов находилось в центре второй линии. Вместе с двумя своими галиотами он захватил папские галеры под командованием рыцаря Джамбаттиста Довизи (итал. Giambattista Dovizi), владетеля Биббьены. В тот день только спустившаяся ночь спасла соединённые силы от полного истребления[19].

Губернатор Джербы

В 1539 году султан Сулейман I Великолепный назначил Синан-пашу новым командующим Османского флота Красного моря, который базировался в Суэце. Считается, что Синан-паша слабо представлял себе, как вести войну на море, и получил назначение благодаря тому, что был братом великого визиря Рустема-паши[20]. Тургут, помимо того, что на него было возложено реальное командование османским флотом, был назначен преемником Синана на посту губернатора острова Джерба, где впоследствии Тургут-реис женился[21].

В начале 1540 года Тургут захватил несколько генуэзских судов у берегов Санта-Маргерита-Лигуре. В апреле во главе 2 галер и 13 галиотов он захватил и разграбил Гоцо, а затем перебрался на Пантеллерию, откуда во главе 25 судов флота совершал рейды к берегам Сицилии и Испании. Под впечатлением от нанесённого корсаром вреда Карл V снарядил 81 галеру во главе с Дориа. Скрываясь от преследования, Тургут направился в Тирренское море, где подверг бомбардировке южные порты Корсики, а затем захватил и разграбил Капрая.

Плен

После набега на Капрая Тургут вернулся на Корсику и около Торре-де-Жиролата (корс. Torra di Girolata) остановился на ремонт, где и был застигнут врасплох объединёнными силами Джанеттино Дориа (итал. Giannettino Doria, племянник Андреа Дориа), Джорджио Дориа (итал. Giorgio Doria) и Джентиле Орсини (итал. Gentile Virginio Orsini). Бой произошёл 15 июня 1539 года. Только одному кораблю Тургута удалось вырваться, остальные были захвачены, а сам он был взят в плен[22] и около четырёх лет[1] провёл галерным рабом у Джанеттино Дориа, пока не попал в тюрьму Генуи.

Хайр-ад-Дин неоднократно собирался заплатить выкуп за освобождение Тургута, но его предложения были отклонены. Когда в 1544 году Барбаросса во главе 210 судов возвращался из Франции, где, согласно франко-турецкому договору, оказывал содействие королю Франции Франциску I в войне против Испании, он остановился у Генуи и осадил город. В результате были начаты переговоры об освобождении Тургут-реиса. Барбаросса был лично приглашён в апартаменты Андреа Дориа, где два адмирала достигли соглашения о выкупе[15] в обмен на 3500 золотых дукатов[23]. Посредником в этом деле выступал Жан Паризо де ла Валетт (который в 1557 году стал великим магистром Мальтийского ордена), впоследствии пожалевший о своём участии в этом деле. Считается, что Валетт, увидев пленённого адмирала среди галерных рабов (знакомство их состоялось во время Тунисской кампании), пошутил: «Обычай войны, сеньор Драгут» (итал. Señor Dragut usanza de guerra), на что получил ответ Тургут-реиса, что фортуна переменчива (итал. La fortuna è molto mobile)[24].

Хайр-ад-Дин выделил Тургуту флагман и несколько судов, и в том же году обрётший свободу адмирал захватил и разграбил Бонифачо на Корсике, нанося ущерб генуэзским интересам. Затем снова напал на остров Гозо и перехватил несколько мальтийских судов, которые перевозили ценные грузы из Сицилии. В июне 1545 года Тургут-реис снова отправился в рейд к Сицилии, где обстрелял пару портов в Тирренском море, а в июле вновь опустошил Капраю и остановился в районе Лигурии и Итальянской Ривьеры, где последовательно разграбил Монтероссо, Корнилью (итал. Corniglia), Манаролу (итал. Manarola) и Риомаджоре. Через несколько дней Тургут уже высадился в заливе Специя, после чего атаковал Рапалло и Леванто. В начале 1546 года разграблению со стороны Драгута подверглись Махдия (Mahdia), Сфакс, Сус и Монастир в Тунисе.

В июне 1546 года Карл V снарядил Андреа Дориа на поимку Тургута. База Андреа находилась на острове Фавиньяна, что в Эгадском архипелаге, но адмиралам так и не удалось встретиться в бою, так как в августе Тургут уже был у Тулона, где и оставался в течение нескольких месяцев в безопасности (по франко-турецкому договору) форта[25] (подобная ситуация была в зиму с 1544 на 1545 год, когда Франциск I разрешил пиратам Барбароссы зазимовать в Тулонской бухте[26]).

Главнокомандующий флота

После смерти Хайр-ад-Дина в июле 1546 года Тургут становится вместо него главнокомандующим османскими военно-морскими силами Средиземноморья[17], а 30 апреля 1551 года официально поступает на службу к Сулейману I и получает звание капудан-паши, в котором он пробыл до апреля 1556 года[27].

В 1547 году эдиктом папы римского Павла III в Неаполе была введена инквизиция. Указ вызвал негодование среди народа, и в королевстве начался бунт, в результате которого был убит вице-король дон Педро де Толедо (итал. Don Pietro of Toledo). Воспользовавшись тем, что Габсбурги заняты своими внутренними делами, Тургут во главе 23 галер и галиотов подошёл к Мальте. Его войска высадились на самой южной точке острова и практически беспрепятственно его разграбили. После чего Драгут отправился к Сицилии, посетил Липарские острова (у Салины был захвачен мальтийский корабль с ценным грузом), Апулию (где в конце июля напал и захватил Сальве) и Калабрию, заставляя местных жителей бежать и скрываться в горах.

В 1548 году Тургут-реис был назначен бейлербеем Алжира. В том же году он начинает строительство четырёхъярусной галеры на своей военно-морской базе на Джербе (после окончания которого Тургут будет успешно использовать галеру с 1549 года). В августе войска Драгута высадились в Кастелламмаре-ди-Стабия, откуда прошли до Поццуоли и разграбили окрестности. Затем у острова Прочида была захвачена мальтийская галера «La Caterinetta»: в 1546 году Валетт стал губернатором Триполи и, желая удержать город под властью ордена, снарядил орденскую галеру, которая должна была доставить необходимую для обновления городских укреплений сумму (около 7000 эскудо) в Триполи[24]. Однако судно было захвачено пиратами Драгута, и к тому же ордену пришлось ещё и заплатить выкуп за захваченных пленных. В 1549 году Валетт был вынужден вернуться на Мальту, так как не смог повторно собрать деньги для обновления укреплений[28].

В мае 1549 года Тургут-реис во главе 21 галеры отправился в плавание к Лигурии, после чего в июле осадил и разграбил Рапалло. В начале 1550 года во главе 36 галер Драгут захватил Махдию, Монастир, Сус и Тунис. В мае с 6 галерами и 14 галиотами он атаковал порты Сардинии и Испании, безуспешно пытался осадить Бонифачо на Корсике. И пока Тургут наводил страх на жителей Генуи, а затем в третий раз осаждал Рапалло, объединённые силы Дориа и Клода де ля Сангля, представителя Мальтийского ордена, подошли к Махдии. Вернувшись на Джербу в конце лета, Тургут-реис узнал об осаде, собрал войска (около 4000 пехоты и 60 сипахов) и выдвинулся на помощь махдийскому сопротивлению, но не успел и вернулся в Джербу: в сентябре Махдия сдалась под испано-сицилийско-мальтийским натиском.

В октябре флот Дориа появился у Джербы и заблокировал выход из бухты острова. Тургут-реис был вынужден отступить, использовав отвлекающий манёвр (люди Драгута делали видимость, что проводят инженерные работы и готовятся к обороне и высадке противника, тогда как большая их часть (при поддержке местного населения) прокладывала канал из заблокированной бухты в другую часть острова). Перетащив волоком основную часть галер, Тургут смог вырваться из ловушки и отплыл в Константинополь (по пути атаковав корабли, идущие на помощь Дориа, и захватив 2 из них)[29]. Там, уполномоченный султаном и на выделенные им средства, Драгут нанял около 100 галер с 12 000 янычар. И в 1551 году объединённая армия Тургута и адмирала Синан-паши отправилась в Адриатическое море, где эскадра обстреливала венецианские порты и наносила серьёзный ущерб торговле.

В мае 1551 года турецкая армия высадилась на Сицилии, продолжая с кораблей обстреливать порты восточного побережья острова, в первую очередь — Аугусту (в качестве мести за участие вице-короля Сицилии во вторжении и разрушении Махдии, где большинство жителей были казнены). Затем Тургут и Синан попытались захватить Мальту. 10-тысячное войско высадилось в бухте Марсамускетто (недалеко от южного порта Валлетты). Они осадили Биргу и Сенглеа, а затем Мдина на севере. Однако осада была вскоре снята, так как турки понимали, что количества их войск не достаточно. Вместо этого они отправились к Гоцо в Мальтийском архипелаге, где в течение нескольких дней бомбардировали крепость. Губернатор, видя бессмысленность сопротивления, сдал город. Около 5000 человек (практически всё население Гоцо) были взяты в плен и отправлены в ливийскую провинцию Тархуна-ва-Масалата. Сама армия отправилась к Триполи с целью завоевания стратегически важного портового города и его окрестностей.

Бей Триполи

Основная статья: Итальянская война (1551—1559)

В августе 1551 года Тургут-реис, совместно с Салих-реисом и Синан-пашой, осадил и захватил Триполи, бывший во владении мальтийского ордена с 1530 года[30]. Командир форта, Гаспаре де Вилле (итал. Gaspare de Villers), наряду с другими рыцарями французского и испанского происхождения был взят в плен (но после вмешательства французского посла в Константинополе, Габриэля д’Арамона (фр. Gabriel d'Aramon), французы были отпущены на свободу). Первоначально губернатором стал местный ливийский лидер Ага Мурат (араб. Ağa Murat), но вскоре Тургут-реис взял на себя контроль над областью. За успешную кампанию по завоеванию Триполитании, которая стала вилайетом Османской империи, султан назначил Тургута санджакбеем (правителем санджака — административной территории, части вилайета) Триполи[30].

В сентябре 1551 года Тургут-реис отправился в Лигурию, где захватил Таджу и ряд портов в Итальянской Ривьере, после чего вернулся в Триполи и, с целью расширения территории, захватил регион Мисурата и земли к западу до Зуары и Джерба.

Бейлербей Средиземноморья

В 1552 году султан назначил Тургут-реиса командующим Османского флота, который был направлен в Италию, согласно союзному договору между Сулейманом I и королём Франции Генрихом II в морской войне против Карла V. В соответствии с обязательствами, султан должен был на 2 года предоставить Генриху II свой флот в обмен на 300 тысяч золотых ливров[31]. Первоначально Тургут высадился в районе Аугусты и Ликата, а затем на Пантеллерии, которую разграбил. В июле была совершена высадка у Таормины, были обстреляны и разрушены порты на побережье залива Поликастро (итал. Policastro). Позже им был захвачен Палми, и армия отплыла к Неаполитанскому заливу, чтобы объединиться с союзниками: османским флотом под командованием Синан-паши и французским флотом Полена де-ла-Гарда (фр. Antoine Escalin des Aimars, известный также как Captain Paulin и Polin de la Garde). Флот Драгута встал на якорь у Минтурно, недалеко от Формии, где и встретился с соединением Синан-паши. Однако французы не пришли в срок. После нескольких дней ожидания Синан-паша отправился в Константинополь, чтобы согласовать дальнейшие действия с султаном, а Тургут-реис (со своим флотом и частью флота Синана) отправился в рейд по бомбардировке портов Сардинии и Корсики, после чего захватил остров Понца. Затем флот отправился к Лацио, где обстрелял несколько портов, принадлежащих Неаполитанскому королевству и Папской области, хотя Генрих II и обещал папе, что Османский флот не будет наносить ущерб Ватикану.

Плохая погода вынудила турок повернуть обратно к Неаполитанскому заливу, где они захватили Масса-Лубренсе и Сорренто, а затем Поццуоли и всё побережье до Минтурно и Нола. В ответ на эти действия из Генуи отплыл флот в 40 галер под командованием Андреа Дориа. Во время первого столкновения у Неаполя Дориа потерпел поражение[32], Тургуту удалось захватить 7 галер противника и взять в плен большое количество немецких солдат Священной Римской империи во главе с полковником Николо Мадруццо (итал. Nicolò Madruzzo), братом епископа Трентского и будущего губернатора Милана Кристофоро Мадруццо (итал. Cristoforo Madruzzo)[33][34]. После этого обе армии отправились на юг, где 5 августа 1552 года Драгут (к этому времени в составе флота уже находились 3 французских галеры капитана Полена) разгромил объединённый испано-итальянский флот Карла V около острова Понца (см. Битва у Понца (1552)). После этой победы султан назначил его бейлербеем Средиземного моря.

В мае 1553 года Тургут-реис во главе 60 галер отправился в Эгейское море, где захватил Кротоне и Кастелло в Калабрии, после чего высадился на Сицилии и начал продвигаться вглубь страны. Захватывая и разграбляя города, турки дошли до Ликата, где были вынуждены остановиться и пополнить запасы воды и продовольствия. Затем Тургут повернул на юг, захватил Шакку и Модику, откуда через остров Таволара высадился на Сардинии, после чего захватил Порте-Эрколе, Марчиана-Марина, Рио-нелль'Эльба и Каполивери в Тоскане, а Бонифачо и Бастию на Корсике, согласно франко-турецкого альянса[35][36] (попытка корсиканцев с помощью Османской империи и Франции сбросить власть Генуэзской республики[37]). В награду за помощь Тургут получил от французского короля около 30 000 золотых дукатов из захваченной добычи[35]. В руках Генуи на тот момент оставалась только крепость Кальви, но так как сезон кампании был уже на исходе (к тому же Тургут не сошёлся во мнениях с французским военным руководством), блокада крепости была снята[38]. Покинув Корсику, Тургут-реис вернулся к Эльбе, где попытался захватить Пьомбино и Портоферрайо, но отступил. Вместо этого он разграбил остров Пианоза и отбил остров и замок Капри, который был захвачен Барбароссой ещё в 1535 году, а в декабре вернулся в Константинополь[31][31].

В 1554 году Тургут-реис с 60 галерами отплыл из Босфора, перезимовал на Хиосе и направился в Адриатическое море, где высадился у Фоджа, захватил и разграбил Вьесту. Затем турки отплыли в сторону Далмации, где осадили и захватили Рагузу, столицу одноимённой морской республики. В августе Тургут остановился у Орбетелло и совершил рейд по побережью Тосканы.

В июле 1555 года Драгут высадился у Капо-Ватикана в Рикади (Калабрия), откуда совершил рейд в Сан-Лусидо, захватил Паолу. На Эльбе Тургут-реис снова захватил и разграбил Пьомбино и Популоний, на Корсике — Бастию (где было взято до 6000 пленных) и Кальви, после чего, бомбардируя прибрежные порты, турки отправились к Сардинии, а оттуда в Лигурию. Там были разграблены Оспедалетти и окрестности, а затем, перед тем как отправиться в Константинополь, Тургут захватил Сан-Ремо.

Из-за медлительности военных операций Тургута, которые он проводил в период с 1554 по начало 1555 года, в рамках союзного с французами договора, пошёл слух (правда, ничем не подтверждённый), что Тургута подкупили испанцы. Он был снят с поста капудан-паши, а на его место назначен Пияле-паша (до конца кампании Драгут выполнял при нём роль советника), однако положение дел от этого не изменилось[31].

Паша Триполитании

В марте 1556 года Тургут-реис был назначен пашой Триполи. В результате чего началось укрепление стен вокруг города и порта, был построен новый бастион (Dar el Barud), а на месте старой крепости San Pietro появилась новая, названная Тургут.

В июле эскадра Драгута захватила у Лампедузы венецианский караван, везущий на Мальту оружие и боеприпасы. Осенью 1556 года Тургут-реис захватил в Лигурии Берджеджи и Сан-Лоренцо. В декабре им была захвачена и присоединена к своим территориям Гафса в Тунисе. Летом 1557 года Тургут-реис во главе флота из 60 галер покинул Босфор и прибыл в Тарентский залив, где, высадившись в Калабрии, турки атаковали и захватили Кариати. После этого флот двинулся грабить порты Апулии[3].

В 1558 году Тургут предпринимает действия по расширению своих территорий. Были захвачены Гарьян, Мисурата и ряд других. В июле Драгут совместно с Пияле-пашой (англ. Piyale Pasha) прошёл через Мессинский пролив и захватил Реджо-ди-Калабрия. Затем, пройдясь по портам Эолийских островов, Тургут-реис захватил Амальфи в заливе Салерно, Сорренто, Кантоне и Масса-Лубренсе. В сентябре, вновь объединившись с Пияле-пашой, Тургут прошёлся вдоль испанского побережья, где ими была захвачена Сьюдадела на Менорке и нанесён ущерб портам Балеарских островов[39][40].

В 1559 году Тургут-реис принимал участие в обороне Алжира от испанцев и подавлял восстание в Триполи. Позже у Мессины им был захвачен мальтийский корабль. Допросив пленных, Драгут узнал о подготовке наступления на Триполи. Тургут-реис отправляется туда, чтобы укрепить оборону города[41].

Сражение у Джербы

Основная статья: Сражение у острова Джерба

В марте 1560 года к Джербе подошёл испанский экспедиционный корпус в составе 90 кораблей. Считается, что это было 50—60 галер и 40—60 судов поменьше: например, официальный историк ордена госпитальеров Джакомо Бозио (итал. Giacomo Bosio) отмечает, что всего было 54 галеры[42], а Фернан Бродель указывает, что, помимо 54 военных судов, были ещё 36 вспомогательных и малых судов[43]. Однако самой авторитетной сводкой принято считать цифры Кармела Тесты (фр. Carmel Testa): 54 галеры, 7 бригов, 17 фрегатов, 2 галеона, 28 торговых 1- или 2-мачтовых кораблей и 12 лодок (small ships)[44]. После захвата испанцами главной крепости острова шейхи Джербы были вынуждены признать суверенитет короля Филиппа II и обязались платить ему дань. Однако уже 11 мая у острова появился флот адмирала Пияле-паши (через 3 дня к нему присоединился флот Тургут-реиса, а затем и Улуджа Али). В первые часы сражения флот христианского альянса потерял около половины военных судов. Оставшиеся, не желая вступать в сражение, отправились на север[41], и пока Пияле-паша занимался преследованием, часть его армии высадилась на остров вместе с Тургут-реисом во главе 5-тысячного ливийского войска. Осада крепости, защищаемой экспедиционным корпусом испанцев, продолжалась более двух месяцев (несмотря на то, что к войску Тургута присоединился 7-тысячный десант Пияле-паши, вернувшегося на Джерба[45]), после которых форт был захвачен и на Джербе была восстановлена власть турецкого султана[21]. Согласно легенде, по приказу Драгута все защитники крепости были казнены, а из их костей и черепов, как напоминание о случившемся, была сложена пирамида, просуществовавшая до 1846 года[46].

В 1562 году Драгут снова совершил налёт на Крит, в результате которого несколько городов были разграблены и тысячи критян проданы в рабство[47].

Последнее сражение

Основные статьи: Османо-габсбургские войны, Великая осада Мальты

Основную угрозу для Османской империи в Восточном Средиземноморье представлял собой Орден святого Иоанна, чья главная укреплённая база находилась на острове Родос, который турки неоднократно пытались захватить (в 1480 году атака была отбита). В 1522 году осада Родоса прошла успешно, но император Карл V к 1530 году передал рыцарям остров Мальта. И собственная война иоаннитов с турками продолжилась.

В 1565 году, в разгар османо-габсбургского конфликта, турки решились захватить Мальту. Флот Османского султана Сулеймана Великолепного, насчитывающий более 200 судов, подошёл к острову 18 мая. 23 мая была начата бомбардировка форта Сент-Эльм, одной из трёх укреплённых баз, которые были построены ионитами на острове. Данный форт был выбран по причине того, что господствовал над двумя узкими заливами, мешая турецкому флоту. Прибывший через несколько дней 80-летний Тургут-реис, занимавший на тот момент пост триполийского бея, лично принял на себя командование осаждающими войсками (есть мнение, что Тургут был против осады форта, но остановить осаду уже не мог[48][49]). Однако, вопреки численному превосходству, турки застряли у форта на месяц.

Укрепление было захвачено 23 июня. На одном из последних этапов штурма Тургут-реис был убит пушечным ядром[48][50]. Причём, по воспоминаниям и заметкам современников: итальянца Франческо Бальби (итал. Francisco Balbi di Correggio, 1505—1589)[51] и рыцаря Иполито Санса (исп. Hipolito Sans)[52], Тургут погиб в результате дружественного огня. По другим сведениям, Тургут был ранен 18 июня осколком камня в глаз и тайно доставлен в госпиталь Марсы, где и скончался через пару дней[49]. Похоронен Тургут-реис в Триполи (после смерти Тургута пост триполийского бея получил Улудж Али, сподвижник Драгута, который и перевёз тело адмирала в Триполи, чтобы похоронить с почестями), у мечети Драгут, недалеко от ворот Бэб Ал-Бахр.

Признание и память

В городе Тургутреис (тур. Turgutreis, до 1972 года — Karatoprak[53]), ил Мугла, названном в честь знаменитого адмирала, на набережной парка Сабанджи, где якобы Тургут впервые поднял парус, установлен мемориал с его статуей. Памятник Драгуту установлен и в Стамбуле: рядом с четырёхрядной автомагистралью Kennedy Cad, проходящей вдоль побережья Дворцового мыса (Sarayburnu), у подножья дворца Топкапы[54]. В Слиеме (Мальта) район, где находилась первая батарея Тургута, обстреливающая форт Сент-Эльм, назван в честь Драгута — Dragut Point[55], а в Кульере (Валенсия) Драгуту посвящён музей.

Помимо этого, именем Тургута названы несколько кораблей. Например, «Вейссенбург» — броненосец типа «Бранденбург» Императорских ВМС Германии, построенный в 1891 году, — был передан Османской империи и 12 сентября 1910 года вошёл в состав флота как «Тургут Реис» (был списан в 1938 году)[56].

В культуре

Сюжет о Великой осаде Мальты, последнем сражении Тургут-реиса, неоднократно использовался художниками-баталистами при создании своих произведений. В частности:

Некоторые события из жизни Тургут-реиса упоминаются в романе Рафаэля Сабатини «Меч Ислама» 1939 года[57]. Гарольд Лэмб в своём «Сулеймане Великолепном», романе 1951 года — беллетризации жизнеописания Сулеймана I, уделяет Драгуту немалую роль, как сподвижнику султана и блестящему флотоводцу, прошедшему путь от лоцмана на корабле Барбароссы до командующего всем Средиземноморским османским флотом[58]. В романе Михаила Палева «Серебряный ятаган пирата» везение Барбароссы, а затем и Драгута приписывается владению ими волшебным артефактом, вокруг поиска которого и разворачивается сюжет[59].

Напишите отзыв о статье "Тургут-реис"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 Драгут // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. ↑ Реис или рейс в данном случае почётное звание, титул (от араб. reis, rees — голова), которое мусульмане добавляли к именам капитанов корсарских кораблей.
  3. ↑ 1 2 [www.corsaridelmediterraneo.it/corsari/d/dragut.html Biografia Dragut] (итал.) на [www.corsaridelmediterraneo.it/ Corsari del Mediterraneo].
  4. ↑ 1 2 Yemişçi C. Turgut Reis'in Nereli Olduğu Meselesi // The Question of Turgut Reis' Birth Place. — 2011.
  5. ↑ Orhonlu C. Belgelerle Türk Tarihi Dergisi // Journal of Turkish History with Documents. — 1969. — С. 69.
  6. ↑ Uzunçarşılı I. Osmanlı Tarihi // Ottoman History. — T.R. Department of Turkish History, 1998. — Т. II. — С. 384.
  7. ↑ Reynolds C. Command of the sea;: The history and strategy of maritime empires. — Morrow, 1974. — С. 120—121. — 642 с. — ISBN 0688002676.
  8. ↑ Naylor P. North Africa: A History from Antiquity to the Present. — University of Texas Press, 2010. — С. 120—121. — 373 с. — ISBN 0292722915.
  9. ↑ 1 2 Beeching J. The Galleys at Lepanto. — Scribner, 1983. — С. 72—73. — 267 с. — ISBN 0684179180.
  10. ↑ Chambers I. Mediterranean Crossings: The Politics of an Interrupted Modernity. — Duke University Press Books, 2009. — С. 38—39. — 192 с. — ISBN 0822341506.
  11. ↑ Facaros D., Pauls M. Turkey (4-е издание). — Cadogan Guides, 2000. — С. 286—287. — 576 с. — ISBN 1860110789.
  12. ↑ Braudel F. The Mediterranean and the Mediterranean world in the age of Philip II. — University of California Press, 1995. — Т. II. — С. 608—609. — 725 с. — ISBN 0520203305.
  13. ↑ Belge M. Mavi Anadolu Tezi ve Halikarnas Balıkçısı // Birikim. — Birikim Yayınları, 2006. — Вып. 210. — С. 35.
  14. ↑ Дориа Андреа // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  15. ↑ 1 2 Скрицкий Н. Андреа Дориа. — 100 великих адмиралов. — Вече, 2003. — 512 с. — (Сто великих). — 20 000 экз. — ISBN 5-7838-0980-2.
  16. ↑ [www.hipersona.ru/admirals/italy/59-andrea-doria Андреа Дориа] (рус.). Адмиралы: Италия. [www.hipersona.ru/ Исторические личности]. Проверено 9 марта 2011. [www.webcitation.org/67s9WHGA3 Архивировано из первоисточника 23 мая 2012].
  17. ↑ 1 2 Скрицкий Н. Хайреддин Барбаросса. — 100 великих адмиралов. — Вече, 2003. — 512 с. — (Сто великих). — 20 000 экз. — ISBN 5-7838-0980-2.
  18. ↑ Превеза // Советская историческая энциклопедия / Под ред. Жукова Е. М. — М: Советская энциклопедия, 1973—1982.
  19. ↑ Копелев, 1997, Корсарские подвиги Хайраддина.
  20. ↑ [stambul4you.ru/2011/05/around-stambul-besiktas-sinan-pasa-camii/ Мечеть Синан-паши] (рус.). Достопримечательности. [stambul4you.ru/ Путеводитель по Стамбулу] (май 2011). Проверено 25 октября 2011. [www.webcitation.org/67s9XUrTy Архивировано из первоисточника 23 мая 2012].
  21. ↑ 1 2 Губарев В. [www.privateers.ru/geography/jerba-island.html Джерба, остров] (рус.). География. [www.privateers.ru/ Веселый Роджер] (16 апреля 2008). Проверено 4 марта 2011. [www.webcitation.org/67s9YZlKM Архивировано из первоисточника 23 мая 2012].
  22. ↑ Копелев, 1997, Перемена удачи.
  23. ↑ Блон Ж. Гробница Барбароссы. — Великий час океанов. В двух томах. — М.: Славянка, 1993. — Т. I. — 544 с. — 300 000 экз. — ISBN 5-7922-0046-7.
  24. ↑ 1 2 Bradford E. [www.knightsofmalta.com/valette/valette.html Grand Master la Valette] (англ.) // Ernle Bradford The Great Siege of Malta 1565. — Wordsworth, 1999. — ISBN 1-84022-206-9.
  25. ↑ Konstam A. [books.google.co.jp/books?id=USiyy1ZA-BsC&pg=PA87#v=onepage&q&f=false Piracy: the complete history] = en. — 2008. — С. 87. — ISBN 978 1 84603 240 0.
  26. ↑ Crowley R. Empire of the Sea. — Faber & Faber, 2008. — С. 74. — ISBN 9780571232314.
  27. ↑ История Османского государства, общества и цивилизации: В 2 т. = Osmanli devleti ve medeniyeti tarihi. — М.: Восточная литература, 2006. — Т. 1: История Османского государства и общества. — С. 314, 316, 319. — XXXII+602 с. — 2000 экз. — ISBN 5-02-018509-4.
  28. ↑ [www.newadvent.org/cathen/09047a.htm Jean Parisot de La Valette] (англ.) в The Catholic Encyclopedia на сайте [www.newadvent.org/ New Advent].
  29. ↑ Копелев, 1997, Остров Джерба, 1551 год: Прорыв блокады.
  30. ↑ 1 2 Триполи // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  31. ↑ 1 2 3 4 Копелев, 1997, Военное сотрудничество: Хайраддин и Драгут-раис.
  32. ↑ Турецкие войны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  33. ↑ Kenneth M. S. The Murder of Martinuzzi, the Turks on Land and at Sea, the War of Siena (1551—1555). — The Papacy and the Levant, 1204—1571. — Philapelphia: American Philosophical Society, 1984. — Т. Volume IV. The Sixteenth Centure. — С. 583—584. — ISBN 0871691620.
  34. ↑ Chesneau J. Le voyage de Monsieur d'Aramon, ambassadeur pour le Roy en Levant / (publié et annoté par Ch. Schefer). — Paris, 1887. — С. 164. — 295 с.
  35. ↑ 1 2 Stanford J. Shaw (англ.)русск.. History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. — Cambridge University Press, 1976. — Vol. [www.fatih.edu.tr/~ayasar/HIST236/STANFORD%20SHAWOttomanEmpire.pdf 1. Empire of the Gazis: The Rise and Decline of the Ottoman Empire 1280–1808]. — P. 106. — 368 p. — ISBN 9780521291637, ISBN 0521291631 (paperback), ISBN 0521212804 (hardback).
  36. ↑ Dimmock M. The "Turke" and "Turkishness" in England, 1529—1571. — New Turkes: dramatizing Islam and the Ottomans in early modern England. — Library of Congress, 2005. — С. 49. — 238 с. — ISBN 0 7546 5022 7.
  37. ↑ Hattendorf J. Naval policy and strategy in the Mediterranean. — 2000. — С. 17. — (Naval Policy and History).
  38. ↑ Копелев, 1997, Военное сотрудничество: 1553 — 1555 годы.
  39. ↑ Lee P. The rough guide to Mallorca and Menorca. — New York: Rough Guides, 2004. — С. 171. — 352 с. — ISBN 9781843532521.
  40. ↑ Carr M. Blood and faith: the purging of Muslim Spain. — The New Press, 2009. — С. 120. — 350 с. — ISBN 9781595583611.
  41. ↑ 1 2 Anderson R. Naval Wars in the Levant 1559—1853. — Princeton: Princeton University Press, 1952.
  42. ↑ Bosio G. History of the Knights of St. John, ed. by J. Baudoin. — 1643. — Т. XV. — С. 456.
  43. ↑ Braudel F. The Mediterranean and the Mediterranean World in the Age of Philip II. — Berkeley: University of California Press, 1995.
  44. ↑ Testa C. Romegas. — Malta: Midsea Books, 2002.
  45. ↑ Guilmartin J. Gunpowder and Galleys. — Cambridge: Cambridge University Press, 1974.
  46. ↑ Копелев, 1997, 1560 год.
  47. ↑ [www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/index.php?title=%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%9A%D1%80%D0%B8%D1%82%D0%B0 История Крита] (рус.) в энциклопедии Вокруг света
  48. ↑ 1 2 Rothman T. [historytoday.com/tony-rothman/great-siege-malta The Great Siege of Malta] (англ.). [historytoday.com/ History Today] (12 December 2006). Проверено 24 февраля 2011. [www.webcitation.org/67s9ZuUt7 Архивировано из первоисточника 23 мая 2012].
  49. ↑ 1 2 [www.world-history.ru/countries_about/2198.html Великая Осада Мальты]. Мальта. [www.world-history.ru/ Всемирная история]. Проверено 24 февраля 2011. [www.webcitation.org/67s9agPlj Архивировано из первоисточника 23 мая 2012].
  50. ↑ [thiswas.ru/medieval/34-great-siege-of-malta-part-1.html Великая осада Мальты] (рус.)(недоступная ссылка — история). [thiswas.ru/ Вгляд на Прошлое из-за Бугра]. — перевод Rothman T. The Great Siege of Malta. Проверено 24 февраля 2011. [web.archive.org/20110313203710/thiswas.ru/medieval/34-great-siege-of-malta-part-1.html Архивировано из первоисточника 13 марта 2011].
  51. ↑ Balbi F. The Siege Of Malta 1565 / 1568 translated 1965. — Penguin, 2003. — ISBN 0-14-101202-1.
  52. ↑ Cassola A. The 1565 Great Siege of Malta and Hipolito Sans's La Maltea. — Malta: Publishers Enterprise Group, 1999.
  53. ↑ [www.turgutreis.bel.tr/ Turgutreis Belediyesi] (тур.), официальный сайт города.
  54. ↑ [stambul4you.ru/2010/12/around-stambul-eminonu-turgut-reis-heykeli/ Памятник Тургут Реису] (рус.). Достопримечательности. [stambul4you.ru/ Путеводитель по Стамбулу] (декабрь 2010). Проверено 9 марта 2011. [www.webcitation.org/67s9cWZQ1 Архивировано из первоисточника 23 мая 2012].
  55. ↑ [www.tignepoint.com/history.html Tigné Point] (англ.) на [www.tignepoint.com/ официальном сайте района].
  56. ↑ Langensiepen B., Güleryüz A. The Ottoman Steam Navy, 1828-1923. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1995. — С. 140—141. — ISBN 1-55750-659-0.
  57. ↑ Сабатини Р. Меч ислама = The Sword of Islam. — ВеГа, 1992. — 368 с. — (Приключение на суше и на море). — 200 000 экз. — ISBN 5-85967-002-8.
  58. ↑ Лэмб Г. Сулейман Великолепный. Величайший султан Османской империи. 1520-1566 = Suleiman the Magnificent: Sultan of the East. — М.: Центрполиграф, 2010. — 384 с. — (Владыки мира). — 3000 экз. — ISBN 978-5-227-02200-4.
  59. ↑ Палев М. Серебряный ятаган пирата. — Эксмо, 2010. — 320 с. — (Артефакт-детектив). — 10 100 экз. — ISBN 978-5-699-39810-2.

    60. </ol>

Литература

  • Balıkçısı H. Turgut Reis. — Bilgi Yayınevi, 1988. — 321 p. — ISBN 9789754940442.
  • Stanford J. Shaw (англ.)русск.. History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. — Cambridge University Press, 1976. — Vol. [www.fatih.edu.tr/~ayasar/HIST236/STANFORD%20SHAWOttomanEmpire.pdf 1. Empire of the Gazis: The Rise and Decline of the Ottoman Empire 1280–1808]. — 368 p. — ISBN 9780521291637, ISBN 0521291631 (paperback), ISBN 0521212804 (hardback).
  • Miller F., Vandome A., McBrewster J. Turgut Reis. — CVDM Publishing House Ltd, 2010. — 106 p. — ISBN 9786132625083.
  • Ali Riza Seyfi. Turgut Reis. — İkbal Kütüphanesi, 1911. — 276 p.
  • Stewart W. Admirals of the world: a biographical dictionary, 1500 to the present. — McFarland, 2009. — 335 p. — ISBN 9780786438099.
  • Губарев В. Драгут Реис — гроза Средиземноморья // Непоседа. — Харьков, 2001. — № 2. — С. 43—47.
  • Копелев Д. Золотая эпоха морского разбоя. — М.: Остожье, 1997. — 495 с. — ISBN 5-86095-084-5.

Ссылки

  • [www.benimblog.com/ilter/3991 Turgut Reis] (тур.). Türk Korsanlari. [www.benimblog.com/blog.php benimblog.com] (10 января 2006). Проверено 11 марта 2011. [www.webcitation.org/67Yo67ipZ Архивировано из первоисточника 10 мая 2012].
  • [www.corsaridelmediterraneo.it/corsari/d/dragut.html Хронология основных дат и событий в биографии Драгута] (итал.) на [www.corsaridelmediterraneo.it/ Corsari del Mediterraneo].

Отрывок, характеризующий Тургут-реис

– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Тургут-реис&oldid=80533694»