Галиот

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Галио́т — изначально средиземноморское парусно-гребное судно, родственное галере.

Впоследствии название галиот (нидерл. galiot) стало обозначать в северной Европе тип чисто парусного судна, который появился в Голландии, получил широкое распространение в XVIIXVIII веках в рыболовных и военных флотах стран, расположенных в акватории Балтийского и Северного морей[1]. Использовались галиоты преимущественно для прибрежного плавания.

Парусные галиоты всех типов имели корпус голландского типа — плоскодонный, почти коробообразный в плане, со скруглёнными носовой и кормовой оконечностями. Его основу составляли мощный киль и массивные форштевень и ахтерштевень. Верхняя часть носа, кормы и бортов загнута внутрь. Обычным элементом оснащения галиотов были шверцы. Отдельные галиоты достигали длины 30 метров, ширины 8,5 метров и водоизмещения 500 тонн.

Чаще всего галиот был полуторамачтовым, но встречались одно- и трёхмачтовые галиоты. Грот-мачта галиота в верхней части имела наклонение вперёд на голландский манер и ставилась на расстоянии примерно одной трети длины палубы от форштевня. Впереди грот-мачты ставились фока-стаксель и два кливера, внешний из которых был летучим. На грот-мачте устанавливался марсель, небольшой брамсель и грота-трисель значительной величины[2]. Изначально грота-трисель имел шпринтовый такелаж, позднее — гафельный со свободной нижней шкаториной. Грот-мачта имела от 4 до 5 вант, штаг мачты крепился к форштевню или шпору бушприта[3].

Небольшая по размеру бизань-мачта несла небольшой бизань-трисель с гафелем и гиком. Для крепления гика-шкота за корму выносился выстрел[3].

В Российском флоте суда данного типа строились с начала XVIII и до начала XIX века, также использовался ряд купленных и трофейных судов. Галиоты несли службу в составе Балтийского и Черноморского флотов, Азовской, Днепровской, Каспийской и Сибирской флотилий. В России по большей части строились двухмачтовые галиоты, однако было построено и несколько трехмачтовых. Использовались в качестве грузовых, пассажирских, посыльных и экспедиционных судов, а также для выполнения гидрографических работ[1][4][5][6].

Напишите отзыв о статье "Галиот"



Примечания

  1. 1 2 Галиот // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Галиот // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  3. 1 2 Марквардт К. Х. Рангоут, такелаж и паруса судов XVIII века. — Ленинград: Судостроение, 1991. — С. 113-114. — ISBN 5-7355-0131-3.
  4. Чернышёв, 2002, с. 328—338.
  5. Морской Энциклопедический Словарь — Ленинград: Судостроение, 1991.—С. 285—286. — ISBN 5-7355-0280-8
  6. [sailing.shipmodelsbay.com/00/04/02/index.html Галиоты] (рус.). «Военная Россия». Проверено 9 июля 2015.
  7. </ol>

Литература

  • Марквардт К. Х. Рангоут, такелаж и паруса судов XVIII века. — Ленинград: Судостроение, 1991. — 288 с. — 81 000 экз. — ISBN 5-7355-0131-3.
  • Морской Энциклопедический Словарь — Ленинград: Судостроение, 1991, ISBN 5-7355-0280-8
  • Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 2002. — Т. 2. — 480 с. — (Корабли и суда Российского флота). — 5000 экз. — ISBN 5-203-01789-1.


Отрывок, характеризующий Галиот

Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.