Финикийское торговое судно

Финикийское торговое судно — тип судна, использовавшегося финикийцами около 1500 года до н. э.

Одними из лучших мореходов и судостроителей за 1500—1000 лет до нашей эры и первыми торговыми мореплавателями принято считать финикийцев. Их кормчие внесли большой вклад в морскую науку, введя деление окружности горизонта на 360°. Кроме этого, именно финикийцы составили для моряков надёжные небесные ориентиры.

Конструкция

Финикийские торговые суда были довольно вместительными. Длина таких судов достигала 30 метров, а экипаж — 30 человек. Водоизмещение могло достигать 230 т. Они имели мощные штевни и два кормовых весла. К носовому штевню крепилась большая амфора из обожженной глины для хранения питьевой воды. На носу иногда имелся таран (далеко не обязательно служивший для поражения противника — другой и видимо изначальной его функцией была роль носового бульба) и изображение всевидящего ока, а хвост напоминал хвост скорпиона. Вдоль бортов на судне крепились решетки из прутьев для ограждения палубного груза.

Мачты были оснащены реями и несли прямой парус, как правило пурпурной окраски (алые паруса). Еврейский пророк Иезекииль сообщает, что мачты финикийских кораблей изготавливались из ливанского кедра (Иез. 27:5), весла из васанского дуба, а скамьи из бука (Иез. 27:6). Полотна для парусов закупались в Египте (Иез. 27:7).

О судостроении финикийцев можно судить по найденному у турецкого Улубуруна 15-метровому сиро-хананейскому торговому судну, датируемому 1320 г. до н. э. ± 50 лет. Его корпус построен из толстых (6 см) кедровых досок, соединённых кромка к кромке при помощи очень массивных дубовых шипов (длиной 30 см, шириной 6,2 см и толщиной 1,6 см), закреплённых в пазах досок при помощи также весьма крупных дубовых нагелей (диаметром 2,2 см) — это наиболее ранний из известных случаев использования данной технологии в чистом виде. Имеется рудиментарный киль в виде выступающего пояса обшивки. Поперечные усилители совершенно отсутствуют.

Литература

• История корабля / В. Дыгало и Н. Нарбеков. — серия открыток. — М.: Изобразительное искусство, 1986. — Т. 2. — 150 000 экз.

Ссылки

• [grinda.info/014.htm Древнейшие корабли]
• [oldship.ru История корабля]

Отрывок, характеризующий Финикийское торговое судно

В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.