Хатаевич, Мендель Маркович

Мендель Маркович Хатаевич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Второй секретарь ЦК КП(б) Украины
17 марта 1937 года — 30 августа 1937 года
Предшественник:	Павел Петрович Постышев
Преемник:	Сергей Александрович Кудрявцев
Первый секретарь Днепропетровского областного комитета КП(б) Украины
январь 1933 года — март 1937 года
Предшественник:	Василий Андреевич Строганов
Преемник:	Натан Вениаминович Марголин, и.о.
Второй секретарь ЦК КП(б) Украины
12 октября 1932 года — 29 января 1933 года
Предшественник:	Василий Андреевич Строганов
Преемник:	Павел Петрович Постышев
Первый секретарь Средне-Волжского областного (краевого) комитета ВКП(б)
23 августа 1928 года — 9 октября 1932 года
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Владимир Петрович Шубриков
Ответственный секретарь Татарского областного комитета ВКП(б)
5 ноября 1925 года — 7 июня 1928 года
Предшественник:	Иван Титович Морозов
Преемник:	Михаил Осипович Разумов
Ответственный секретарь Одесского губернского комитета КП(б) Украины
1923 год — 1924 год
Предшественник:	Михаил Мусеевич Майоров
Преемник:	Фёдор Данилович Корнюшин
Ответственный секретарь Гомельского губернского комитета РКП(б)
июнь 1921 года — август 1923 года
Предшественник:	Ефим Григорьевич Пестун
Преемник:	Абрам Лазаревич Гилинский
Рождение:	10 (22) марта 1893(1893-03-22) Гомель, Российская империя
Смерть:	30 октября 1937(1937-10-30) (44 года) Москва, СССР
Партия:	РСДРП → РКП(б) → ВКП(б)
Награды:

Ме́ндель Ма́ркович Хатае́вич (10 (22) марта 1893 года, Гомель — 30 октября 1937 года, Москва) — советский партийный и государственный деятель, первый секретарь Средне-Волжского областного комитета ВКП(б) в 1928—1932 гг. и Днепропетровского обкома КП(б)У в 1933—1937 гг. Кавалер ордена Ленина (1935).

Биография

Родился в небогатой семье торговцев. По национальности еврей.

По профессии зубной техник. В 1929 г. окончил Курсы марксизма-ленинизма при ЦИК СССР.

В 1913 г. вступил в РСДРП, большевиков. Неоднократно подвергался арестам за революционную деятельность. В феврале 1915 г. был осуждён к административной высылке в Енисейскую губернию. В марте 1917 г. амнистирован.

В 1917 г. — заместитель председателя Полесского комитета РСДРП(б) в Гомеле, член Юго-Западного областного комитета РСДРП(б), член президиума Гомельского Совета, заместитель председателя Гомельского городского комитета РСДРП(б)

В 1918 г. — председатель Самарского горкома РКП(б), член Президиума, заведующий Организационным, Агитационно-пропагандистским отделом Самарского губернского комитета РКП(б) После взятия города чешскими войсками арестован, освобожден Красной армией.

С 1918 по 1919 гг. — председатель Гомельского уездного комитета РКП(б). В 1919-1920 гг. - заведующий агитационно-организационным отделом Самарского городского комитета РКП(б), в 1919 г. - ответственный организатор Самарского городского районного комитета РКП(б), председатель Самарского городского комитета РКП(б)

В мае 1920 г. в числе других коммунистов мобилизован на Западный фронт, начальником политического отдела армии, 21-й стрелковой дивизии. Затем — в Самарском городском комитете РКП(б).

• 1921—1923 гг. — ответственный секретарь Гомельского губернского комитета РКП(б),
• 1923—1924 гг. — ответственный секретарь Одесского губернского комитета КП(б) Украины.
• 1924—1925 гг. — заместитель заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП(б),
• 1925—1928 гг. — ответственный секретарь Татарского обкома ВКП(б).

C 23 августа 1928 г. по 9 октября 1932 — первый секретарь Средне-Волжского областного — краевого комитета ВКП(б).

В 1932—1933 гг. — второй секретарь ЦК КП(б) Украины, в 1933 −1934 гг. — секретарь ЦК КП(б) Украины.

С 1933 г. первый секретарь Днепропетровского обкома, с 17 марта 1937 г. — второй секретарь ЦК КП(б) Украины.

С 1925 г. член Центральной ревизионной комиссии ВКП(б); с 1927 г. кандидат в члены, с 1930 г. член ЦК ВКП(б). В 1932—1937 гг. — член Политбюро ЦК КП(б) Украины.

9 июля 1937 года арестован.

27 октября 1937 года приговорён к смертной казни по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации. Расстрелян в Москве.

В 1956 г. реабилитирован и восстановлен в партии.

13 января 2010 года Апелляционный суд Киева назвал Хатаевича одним из виновных в Голодоморе на Украине в 1932—1933 годах.

Дело об его аресте и расстреле (350 страниц) хранится в архиве ФСБ России под грифом «Хранить вечно».

Дополнительные сведения

5 ноября 1932 года Вячеслав Молотов и 2-й секретарь ЦК КП(б)У Мендель Хатаевич направили директиву обкомам партии, требуя от них срочных и решительных действий по выполнению закона от 7 августа 1932 года «с обязательным и быстрым проведением репрессий и беспощадной расправы с преступными элементами в правлениях колхозов».

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ваша задача — доставать зерно всеми способами, — учил „активистов“ в 1932 году на Украине Мендель Хатаевич. — Не бойтесь употреблять крайние средства. За вами стеной будет стоять партия.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В 1933 году член политбюро ЦК КП(б)У Мендель Хатаевич отметил:

Жестокая борьба ведется между крестьянами и нашей властью. Это борьба насмерть. Этот год был решающей проверкой нашей силы и прочности. Понадобился голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жизней, но колхозная система создана, мы выиграли войну.

В 1935 г. на областном партпленуме Хатаевич высказался против поголовных чисток, а в августе 1936 г. там же заявил, что «в практике нашего руководства есть элементы авторитарности».

Память

• В 1930-е годы его имя носил парк им. Глобы в Днепропетровске.
• Имя носил Криворожский коксохимический завод.

Ссылки

• [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61112 Из письма коммуниста Кулякина в ЦК ВКП(б) о М. М. Хатаевиче].

Отрывок, характеризующий Хатаевич, Мендель Маркович

Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.