Грушевой, Константин Степанович

Константин Степанович Грушевой
Дата рождения	7 ноября 1906(1906-11-07)
Место рождения	Смела, Черкасский уезд, Киевская губерния, Российская империя
Дата смерти	10 февраля 1982(1982-02-10) (75 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1924, 1941—1946 1950—1982
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Константин Степанович Грушевой
Первый секретарь Измаильского областного комитета КП(б) Украины
декабрь 1948 года — январь 1950 года
Предшественник:	Михаил Матвеевич Мальцев
Преемник:	Алексей Фёдорович Фёдоров
и.о. первого секретаря Днепропетровского областного комитета КП(б) Украины
январь 1942 года — 1942 год
Предшественник:	Николай Гаврилович Манзюк, и.о.
Преемник:	Георгий Гаврилович Дементьев
и.о. первого секретаря Днепропетровского областного комитета КП(б) Украины
июль 1941 года — октябрь 1941 года
Предшественник:	Семён Борисович Задионченко
Преемник:	Георгий Гаврилович Дементьев, и.о.
Партия:	ВКП(б) с 1927 года

Константи́н Степа́нович Грушево́й (1906—1982) — советский военачальник, друг Леонида Ильича Брежнева.

Биография

Родился 7 ноября 1906 года в городе Смела Киевской губернии в семье бухгалтера Степана Андреевича Грушевого. Украинец. Кроме него в семье было ещё три ребёнка — Александра, Эмилия и Елена. Имя Константин получил в честь лучшего друга его деда, погибшего в степи во время турецкого похода (Русско-турецкая война (1877—1878). Трудовую деятельность начал рабочим сахарного завода. В 1927 году вступил в КП(б)У (Коммунистическая партия большевиков Украины).

В 1934 году окончил Днепродзержинский металлургический институт, после которого работал с 1934 по 1938 гг. сменным инженером, начальником прокатного цеха на Днепровском металлургическом комбинате имени Ф. Э. Дзержинского.

В 1938 году был замечен партийными руководителями республики и за отменные организаторские способности выдвинут в мае на партийную работу первым секретарем Днепродзержинского горкома КП(б) Украины, а затем, в 1939 году был избран вторым секретарем Днепропетровского обкома КП(б) Украины, которым проработал вплоть до начала Великой Отечественной войны.

В своей книге «Брежнев» Леонид Млечин писал: «Брежнева поддерживал Константин Степанович Грушевой, с которым они вместе учились в металлургическом институте. Грушевой раньше начал делать партийную карьеру и вскоре стал первым секретарем Днепродзержинского горкома. В январе 1939 года его избрали вторым секретарем Днепропетровского обкома — вместо Леонида Романовича Корнийца, назначенного председателем президиума Верховного Совета республики. Константин Грушевой тащил за собой Брежнева. В 1940 году в обкоме по указанию Москвы ввели должность секретаря по оборонной промышленности — в связи с тем, что многие предприятия переходили на выпуск военной продукции. Первый секретарь не знал местных кадров и прислушивался к Грушевому. Константин Степанович предложил поручить это дело Брежневу. Кандидатуру Леонида Ильича одобрил и Хрущёв, который приезжал в область знакомиться с кадрами. 26 сентября 1940 года Леонида Ильича сделали секретарем обкома по оборонной промышленности. Брежневу было всего тридцать четыре года. Со всей энергией он взялся за дело, ему хотелось показать себя. Но началась война.» Вот так Л. И. Брежнев описал начало Великой отечественной войны в своей книге «Малая Земля»: "Подъехав к дому, увидел, что у подъезда стоит машина К. С. Грушевого, который замещал в то время первого секретаря обкома. Я сразу понял: что-то случилось. Горел свет в его окнах, и это было дико в свете занимавшейся зари. Он выглянул, сделал мне знак подняться, и я, ещё идя по лестнице, почувствовал что-то неладное и все-таки вздрогнул, услышав: «Война!»

Великая Отечественная война

В 1941 году К. С. Грушевой организовал и руководил подпольным Днепропетровским обкомом, обеспечил эвакуацию предприятий области в тыл, руководил уничтожением ценностей, которые невозможно было эвакуировать, с целю предотвратить их захват немецко-фашистскими войсками.

В последующем был направлен на фронт, где был членом Военных советов 24-й А (третьего формирования; с мая 1942, полковой комиссар) и 58-й А (второго формирования; август — ноябрь 1942, март — октябрь 1943); Северной группы войск Закавказского фронта, Северо-Кавказского (январь — март 1943) Волховского (с декабря 1943), Карельского (февраль — ноябрь 1944) и 1-го Дальневосточного фронтов (1945). Первичное генеральское звание «Генерал-майор» получил 2 марта 1944 в ходе освобождения Норвегии. Со слов К. С. Грушевого: «Приказ о присвоении генеральского звания пришел под утро. Когда открыл глаза увидел на прикроватном стуле генеральский мундир и своего ординарца А.Рябенко, который гаркнул: „C добрым утром, товарищ генерал!“» В 1945 году участвовал в разгроме Квантунской армии Японии на Дальнем Востоке.

Послевоенный период

После победы над Японией, остался служить на Дальнем Востоке до 1947 года, где был членом военного совета ПримВО.

В 1947 году оставил военную службу и занялся хозяйственно-партийной работой. Был министром автотранспорта Украинской ССР, а в 1948—1950 гг. первым секретарем Измаильского обкома КП(б) Украины. В январе 1949 — сентябре 1952 — член ЦК КП(б) Украины Однако, приверженность к военной службе сыграла решающую роль в его жизни. В 1950 году К. С. Грушевой поступил в Военную академию Генерального штаба ВС СССР, которую успешно закончил в 1953 году. С 1953 года на политической работе в Советской Армии, член Военного совета Московского округа ПВО, с 18.2.1958 генерал-лейтенант. С 1965 года член Военного совета, начальник Политуправления Московского военного округа [www.mil.ru/848/1045/1272/1365/1362/index.shtml]. Кандидат в члены ЦК КПСС с 1966. 27 октября 1967 году К. С. Грушевому было присвоено воинское звание генерал-полковник. Награждён многими орденами и медалями из которых 3 ордена Ленина.

Под редакцией генерал-полковника К. С. Грушевого создана книга «Сто военных парадов» М. Воениздат 1974 г. Книга посвящена истории военных парадов на Красной площади, от первого 1 мая 1918 г до 100 Парада, который состоялся 7 ноября 1972 года в Москве на Красной площади.

Написал книгу «Тогда, в сорок первом…» Москва, «Известия», 1976 об организации и функционировании подпольного Днепропетровского Обкома КП(б)У в начале Великой Отечественной войны, организации эвакуации из города объектов промышленности и части мирного населения.

В соавторстве им была написана книга «Ордена Ленина Московский военный округ» Издательство: Воениздат, 1977 г.

Депутат ВС РСФСР 9 созыва.

Ближайшие друзья и соратники: Брежнев Леонид Ильич, Щёлоков Николай Анисимович, Новиков Игнатий Трофимович, Цинёв Георгий Карпович.

Умер 10 февраля 1982 года в звании генерал-полковника.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 7). На похоронах присутствовал Леонид Ильич Брежнев., многие члены Политбюро ЦК КПСС, включая М. С. Горбачёва и Д. Ф. Устинова.

Семья

Всю свою жизнь К. С. Грушевой прожил в браке с Фридой Ивановной Грушевой (Шульц), поволжской немкой.

Дети: Леонид 1934—1993, Инна 1937.

Внуки: Марина 1959; Константин 1962; Константин 1965.

Правнуки: Константин (род.1982); Сергей (род.1983); Кирилл (род.1986); Степан (род.1989); Ирина (род.1994); Дмитрий (род.2001); Екатерина (род.2003).

Праправнуки: Майя (род.2010); Марк (род. 2013)

Награды

• три ордена Ленина (05.1938, .., ..)
• орден Октябрьской Революции,
• орден Красного Знамени,
• орден Богдана Хмельницкого I степени (29.7.1944)
• орден Суворова II степени,
• орден Кутузова II степени,
• орден Отечественной войны II степени,
• два ордена Трудового Красного Знамени,
• два ордена Красной Звезды.

Память

Почётный гражданин города Орджоникидзе (17.2.1978). В память К. С. Грушевого названа улица в городе Днепропетровске.

Ссылки

• [www.knowbysight.info/GGG/02255.asp Биография на сайте knowbysight.info]

Отрывок, характеризующий Грушевой, Константин Степанович

– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.