Хундакар Муштак Ахмед

Хундакар Муштак Ахмед খন্দকার মোশতাক আহমেদ
Президент Бангладеш
15 августа — 6 ноября 1975 года
Предшественник:	Муджибур Рахман
Преемник:	Абу Садат Мухаммед Сайем
Вероисповедание:	Ислам суннитского толка
Рождение:	1918(1918) округ Комилла, Бенгалия, Британская Индия
Смерть:	5 марта 1996(1996-03-05) Дакка
Партия:	Авами Лиг
Образование:	Университет Дакки

Хундакар Муштак Ахмед (бенг. খন্দকার মোশতাক আহমেদ, 1918 — 5 марта 1996) — один из основателей независимого Бангладеш, президент Бангладеш (15 августа — 6 ноября 1975).

Родился в 1918 году в деревне Даспара округе Комилла в провинции Бенгалия Британской Индии, и получил степень в области права в Университете Дакки.

С 1942 года стал заниматься политикой, был одним из ведущих студенческих активистов Мусульманской лиги, участвовал в Движении за образование Пакистана, затем присоединился к Авами Лиг. Ещё со студенческих лет стал близким соратником молодого политика Муджибура Рахмана.

В 1954 году был избран в Провинциальную ассамблею Восточного Пакистана в качестве кандидата от Объединённого фронта Восточного Пакистана. После того, как центральное пакистанское правительство в 1954 году распустило Объединённый фронт, попал в тюрьму вместе с прочими бенгальскими лидерами. В 1955 году был освобождён, но в 1958 году, после введения режимом Айюб Хана военного положения, был арестован вновь. В 1966 году его снова арестовали — за поддержку Программы шести пунктов Муджибура Рахмана. После освобождения сопровождал М.Рахмана на конференцию всех партий, созванную Айюб Ханом в Равалпинди в 1969 году. В 1970 году был избран в Национальную ассамблею Пакистана.

Когда в 1971 году М.Рахман был арестован и началась национально-освободительная война, лидеры Авами Лиг в Муджибнагаре провозгласили независимость Бангладеш. Президентом был провозглашён находящийся в заключении Муджибур Рахман, на время его отсутствия исполняющим обязанности президента стал Саид Назрул Ислам, премьер-министром стал Таджуддин Ахмед, а Хундакару Муштаку Ахмеду достались обязанности министра иностранных дел. Однако практически сразу выявились его серьёзные разногласия с другими членами правительства.

После достижения Бангладеш независимости до декабря 1971 возглавлял МИД, потом стал министром энергетики, ирригации и борьбы с наводнениями. В 1975 году назначен министром торговли. Будучи человеком консервативных взглядов, противостоял социалистической, секуляристской и проиндийской политике М.Рахмана, сблизился с его противниками и происламскими кругами, но оставался в его правительстве и даже стал членом исполкома партии БАКСАЛ, когда в стране была провозглашена однопартийная система.

15 августа 1975 года Муджибур Рахман и все члены его семьи (кроме двух дочерей, находившихся в то время в ФРГ) были убиты группой офицеров (видимо, с согласия Муштака Ахмеда).
Хундакар Муштак Ахмед быстро установил контроль над правительством и провозгласил себя президентом страны. Участвовавшие в перевороте и репрессиях против сторонников бывшей власти офицеры получили повышения в чинах на 2-3 чина сразу (включая организатора переворота Сайеда Фарука Рахмана, ставшего из майоров полковником), убийцы М.Рахмана получили иммунитет от судебного преследования, а четверо его сторонников в правительстве — бывший вице-президент Саид Назрул Ислам, первый премьер-министр страны, бывший министр финансов Таджуддин Ахмед, бывший министр промышленности A. Х. М. Камаруззаман и бывший премьер-министр Мансур Али — были помещены в Центральную тюрьму Дакки (3 ноября 1975 года они там были расстреляны). Дочерям Муджибура Рахмана было запрещено возвращаться на родину.

6 ноября 1975 года в результате контрпереворота был отстранён от власти и заключён в тюрьму, где пробыл в заключении до 1978 года. После освобождения попытался вернуться в политику, основав крайне правую Демократическую лигу, но успеха не имел. Последние годы жизни прожил в Дакке.

Отрывок, характеризующий Хундакар Муштак Ахмед

Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!