Хутулун

Хутулун

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Хутулун-Чаха, Хутулун Чаган (ок. 1260 — ок. 1306) — дочь Хайду, монгольского правителя в Средней Азии, правнучка Угэдэй-каана, праправнучка Чингис-хана.

Происхождение и имя

Хайду, отец Хутулун, родился около 1236 года. Он был сыном Хашина, пятого сына Угэдэя, и Шабканэ-хатун из племени бекрин, или мекрин, жившего в горной стране по соседству с уйгурами; по словам Рашид ад-Дина, бекрины были «не монголы и не уйгуры». Сам Хайду по внешности был чистым монголом, среднего роста, почти безбородым. Об имени и этнической принадлежности матери Хутулун в источниках сведений нет. Дж. Уэзерфорд, не ссылаясь на первичные источники, предполагает, что Хутулун родилась около 1260 года. Она росла среди множества братьев — сообщается о 24 сыновьях Хайду.

Кроме монгольского имени, она была известна под тюркским, переданным Марко Поло как Ангиарм (варианты в различных рукописях — Agiaint, Agyanie, Agyanic, Aigiaruc, Aigiarm) с комментарием, что по-французски это значит «светлая луна». Отсюда А. Кордье выводит её тюркское имя Ай-Ярук.

Образ жизни

О жизни Хутулун сходные сведения сообщают и Марко Поло, и Рашид ад-Дин. Отмечается её физическая сила (Поло: «была она красиво сложена, высокая да плотная, чуть-чуть не великанша») и поведение, свойственное юношам: она ходила с отцом в походы и совершала подвиги на поле брани, захватывая в плен врагов. Личность Хутулун была необычна с точки зрения внешних наблюдателей, но не уникальна для монгольского общества. Монголки ездили верхом и владели луком и стрелами, успешно сражаясь наравне с мужчинами.

В фольклорном по характеру рассказе Марко Поло Хутулун, при попытке Хайду выдать её замуж, заявляет, что станет женой лишь того, кто победит её в схватке. Проигравший должен отдать Хутулун сто лошадей. Множество юношей из разных стран пытаются побороть дочь Хайду, но лишь преумножают её табуны. В 1280 году объявляется молодой и красивый сын богатого царя, готовый отдать за свою попытку тысячу лошадей. Отец убеждает Хутулун поддаться, но та не соглашается и в напряжённом поединке бросает юношу наземь.

История о Хутулун имеет некоторое сходство с тем, что Ибн Баттута сообщает о другой воинственной принцессе, Урдуйя, которую он якобы посетил в сомнительном царстве Тавалиси по пути в Китай: «Я слышал… что разные сыновья царей искали руки Урдуйя, но она всегда отвечала „Я выйду за того, кто будет сражаться и покорит меня“; и все они избегали испытания, боясь позора быть битыми ею». По мнению А. Кордье, существование дамы с тюркским именем на Малайском архипелаге несколько фантастично. Возможно, Ибн Баттута передаёт легенду о дочери Хайду.

По мнению Л. Ольшки, история Марко Поло о Хутулун «отличается всеми чертами народной легенды или исторического вымысла». М. Россаби считает историю аутентичной, несущей определённую информацию о качествах, которые Хайду, приверженец степных традиций, особенно ценил: храбрость, гордость, физическая силы и выносливость. Того же мнения придерживается М. Биран.

Персидские источники сообщают, что в посланиях ильхану Газану (родился в 1271, правил в 1295—1304 годах) Хутулун заявляла, что не выйдет ни за кого, кроме него. Вероятно, эти слухи отображали тенденцию к примирению после серии пограничных конфликтов между Хайду и государством Хулагуидов, начавшихся в 1288 году. Длительное безбрачие Хутулун породило толки о её кровосмесительных отношениях с отцом. В конце концов, Хайду выдал её за некоего Абтакула из рода курлас. При этом Рашид ад-Дин отмечает, что Хутулун сама выбрала его в мужья; у них было двое сыновей.

Хайду скончался вскоре после битвы с юаньскими войсками в конце 1301 года. Хутулун заведовала охраной могилы отца в заповедной местности (хориг), находившейся в родовом юрте Угэдэидов, в горах Шонхорлык, между реками Или и Чу. В борьбе между сыновьями покойного Хутулун поддержала Уруса, которого сам Хайду назвал своим преемником. Чагатаид Дува, соратник Хайду, выступил в поддержку другого его сына, Чапара. Он выделил Чапару владение и жалование, а его сторонники убили Хутулун и захватили вождей дома Хайду и их приверженцев.

Отражение в искусстве и народных традициях

В XVIII веке история о Хутулун в искажённом виде проникла в европейскую литературу. Работая над биографией Чингис-хана, французский учёный Франсуа Пти де ла Круа опубликовал в 1710 году книгу сказок и басен, среди которых одна была основана на истории Хутулун. В его адаптации принцесса, девятнадцатилетняя дочь Алтун-хана, монгольского императора Китая, носит титул Турандот («турецкая дочь» или «дочь Турана»). В версии Пти де ла Круа юноша, добивающийся руки принцессы, должен решить три загадки, причём ставкой служит не лошадиный табун, а жизнь претендента.

В 1762 году итальянский драматург Карло Гоцци переделал эту сказку в драму. Позднее Фридрих Шиллер перевёл пьесу на немецкий, а Гёте поставил её на сцене в Веймаре в 1802 году. Итальянский композитор Джакомо Пуччини ко времени смерти (1924) завершил около трёх четвертей оперы «Турандот». В отличие от героини другой его оперы, Мадам Баттерфляй, которая жила и умерла ради любви к мужчине, Турандот отвергала любого мужчину, которого считала уступающим себе. Опера Пуччини стала известнейшей из художественных вариаций на тему её жизни.

Обычай монгольских борцов облачаться в рубашку-распашонку с открытой грудью (зодог) может быть связан с желанием организаторов состязаний убедиться, что оба противника — мужчины. Такое же значение может иметь ритуальный танец победителя, когда борец разводит руки и медленно поворачивается, демонстрируя зрителям грудь. Так полагает Дж. Уэзерфорд, заявляя, что это дань памяти величайшей женщине-борцу в монгольской истории.

Источники и литература

• Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья // Бартольд В. В. Сочинения. — М.: Издательство восточной литературы, 1963. — Т. II, ч. 1. — С. 71, 72.
• Марко Поло. [www.lib.ru/INPROZ/POLO_M/mir.txt Книга о разнообразии мира. Глава СС]. Пер. И. П. Минаева. Проверено 8 января 2011. [www.webcitation.org/6G4dgDuAc Архивировано из первоисточника 22 апреля 2013].
• Рашид ад-Дин. [www.vostlit.info/Texts/rus16/Rasidaddin_3/frametext1.html Сборник летописей] / Пер. с персидского Ю. П. Верховского, редакция проф. И. П. Петрушевского. — М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1960. — Т. 2. — С. 13-16.
• Россаби М. Золотой век империи монголов = Khubilai Khan: his life and times / Пер. с англ. С. В. Иванова. — СПб.: Евразия, 2009. — С. 171-173. — 479, [1] с. — (Историческая библтотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-8071-0335-2.
• Султанов Т. И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. — М.: АСТ:АСТ МОСКВА, 2006. — 445 с. — (Историческая библиотека). — 5000 экз. — ISBN 5-17-035804-0.
• Biran M. Qaidu and the rise of the independent Mongol state in Central Asia. — Curzon, 1997. — 198 p. — ISBN 0700706313.

Ссылки

• Rossabi M. [www.woodrow.org/teachers/world-history/teaching/mongol/women.html Women of the Mongol Court] (англ.). Woodrow Wilson National Fellowship Foundation. Проверено 17 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G4dgs6vu Архивировано из первоисточника 22 апреля 2013].
• Weatherford J. [www.laphamsquarterly.org/roundtable/roundtable/the-wrestler-princess.php The Wrestler Princess]. Lapham's Quarterly (September 3, 2010). Проверено 17 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G4dhQYjW Архивировано из первоисточника 22 апреля 2013].

Отрывок, характеризующий Хутулун

– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.