Ченыкаев, Николай Сергеевич

Николай Сергеевич Ченыкаев
Калужский губернатор
9 марта 1915 — 3 марта 1917
Монарх:	Николай II
Вице-губернатор:	Герман Александрович Ермолов
Предшественник:	Сергей Дмитриевич Горчаков
Преемник:	должность упразднена; Дмитрий Николаевич Челищев как председатель губернской земской управы
Минский вице-губернатор
16 января 1912 — 1914
Монарх:	Николай II
Губернатор:	Яков Егорович Эрдели; Алексей Фёдорович Гирс
Предшественник:	Сергей Павлович Межаков-Каютов
Преемник:	Николай Анатольевич Астафьев
Рождение:	27 января 1878(1878-01-27) Саратов, Российская империя
Смерть:	21 октября 1938(1938-10-21) (60 лет) Бутовский полигон
Место погребения:	Бутовский полигон
Супруга:	Надежда Михайловна (урожд. Акимова)
Дети:	Сергей, Михаил
Образование:	Санкт-Петербургский университет
Награды:

Николай Сергеевич Ченыкаев (27 января 1878, Саратов — 21 октября 1938, Бутовский полигон) — камер-юнкер двора е.и.в. (1913), статский советник (1914), калужский губернатор (1915—1917), заместитель председателя Калужского отдела Императорского Православного Палестинского Общества (1894-1917).

Биография

Происходил из дворян Калужской губернии, был прямым потомком по мужской линии капитана Николая Тимофеевича Ченыкаева, участника Отечественной войны 1812 года, награждённого в 1814 году дворянской медалью на Владимирской ленте.

В 1900 г. окончил Императорский Санкт-Петербургский университет с дипломом 2-й степени и поступил на государственную службу. Занимал в хозяйственном департаменте Министерства внутренних дел должности губернского секретаря (с 14 августа 1901 г.), помощника столоначальника (с 1 августа 1902 г.). С 5 июня 1903 г. исполнял обязанности секретаря при действительном тайном советнике В. В. Салове, председателе Подготовительной комиссии для разработки законопроекта о местных дорогах.

С июля 1904 года — младший помощник делопроизводителя в Главном управлении по делам местного хозяйства, в чине коллежского секретаря. В 1905 г. был командирован в Пензенскую губернию для обобщения сведений о распределении собственности на землю и недвижимость.

1 января 1906 г. произведён в титулярные советники, с 16 января — старший помощник делопроизводителя того же управления. С 1 мая 1907 г. — делопроизводитель, 10 ноября произведён в коллежские асессоры.

С марта 1908 по январь 1912 г. состоял представителем Министерства внутренних дел в комиссиях при Военном министерстве, при Главном штабе Военного министерства, при Министерстве торговли и промышленности. 1 января 1911 г. произведён в надворные советники.

С 16 января 1912 г. — минский вице-губернатор. 14 апреля 1913 г. произведён в коллежские советники. В 1913 г. проводил ревизию минского городского полицейского управления, минского сыскного отделения и полицейских частей г. Минска, за что ему была объявлена «глубокая признательность» минского губернатора. 6 декабря 1913 года ему было пожаловано звание камер-юнкера двора е.и.в. 14 августа 1914 года произведён в статские советники. С началом первой мировой войны контролировал проведение мобилизации нижних чинов в Минской губернии. Участвовал в работе благотворительных комитетов, находящихся под патронажем членов царской семьи, возглавлял губернское отделение Комитета по оказанию временной помощи пострадавшим от военных действии, состоял в Комитете по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну.

9 марта 1915 г. назначен исправляющим должность губернатора Калужской губернии, вступил в управление губернией 24 апреля 1915 г.; официально утверждён в должности лишь 1 января 1916 года «с оставлением в придворном звании». В Калуге возглавлял губернское отделение Комитета по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну, за что ему была объявлена благодарность великой княгини Елизаветы Фёдоровны и пожалован жетон с драгоценными камнями «за развитие и оживление деятельности отделения Комитета». Состоял председателем или почётным членом многих комитетов и комиссий, почётным мировым судьёй Минского уезда. 11 июня 1915 г. издал обязательное постановление по санитарной части для всех городов губернии, где подробно указывались меры предупреждения «повальных болезней» и порядок содержания улиц и торговых помещений. Предложил Городской Думе пригласить постоянного санитарного врача для надзора за доброкачественностью поступающих в продажу продуктов. Издал ряд обязательных постановлений для контроля за соблюдением порядка и законности: предписал начальникам полиции неукоснительно следить за тем, чтобы не производилась продажа крепких напитков и на улицах не появлялись пьяные; 11 июня 1915 г. ввёл в губернии двукратную в год ревизию всех типографий и лавок, торгующих произведениями печати; 29 октября 1915 г. запретил «во всех населённых местах Калужской губернии, как частным лицам, так и учреждениям, без надлежащего на то разрешения содержать почтовых голубей». С целью обеспечения населения продовольствием ввёл льготные тарифы на перевозку зерна, закупленного для продажи населению, и ограничил цену на продукты «не свыше установленных такс».

Н. С. Ченыкаев не имел родовых поместий; в Калуге он получал жалованье 10 тысяч рублей в год.

3 марта 1917 г. был вызван в Городскую Думу, где заявил о сложении им губернаторских полномочий, после чего находился под домашним арестом. Официально был уволен от службы с 1 мая 1917 г. указом Временного правительства № 61 от 24 мая 1917 г.

После Октябрьской революции проживал в Москве, работал заведующим отделом в Обществе телефонных сооружений. 24 февраля 1920 г. был арестован и по «политическим мотивам» Московской ЧК 22 марта 1920 г. был приговорён к заключению в концлагерь до окончания Гражданской войны. Затем проживал в Кунцево. 3 октября 1937 г. был арестован; 17 октября 1937 г. тройкой при УНКВД по Московской области по обвинению в «систематической контрреволюционной агитации и антисоветской пропаганде среди населения, направленной против советской власти, восхвалении старого строя» приговорён к смертной казни. Расстрелян и похоронен 21 октября 1938 г. на Бутовском полигоне.

Реабилитирован в июле 1989 г.

Семья

Жена — Надежда Михайловна (урождённая Акимова; 1879—?), дочь статс-секретаря, действительного тайного советника М. Г. Акимова.

Дети: Сергей (р. 1907) и Михаил (р. 1913).

Награды

• дворянская медаль на Владимирской ленте и светло-бронзовая медаль «В память 100-летия Отечественной войны 1812 г.» (август 1912 г.) — как старший в роде из прямых потомков капитана Николая Тимофеевича Ченыкаева
• золотой нагрудный юбилейный знак в память 50-летия утверждения Положения о губернских и уездных земских учреждениях (1914)
• орден Белого орла (5 апреля 1915) — «за труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации 1914 г.»
• орден св. Станислава 2 степени — «за отличную усердную службу и труд, понесенные по Минской губернии во время военных действий» (Приказ Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта от 11 мая 1915 года № 603)
• нагрудный знак Двинского Православного Александро-Невского Братства (1915)
• жетон 1 степени — «за ревностные труды на посту Председателя Калужского отделения комитета для оказания временной помощи пострадавшим от военных действий».

Ссылки

• Мосин О., Мосина С. [baza.vgdru.com/11/62358/?pg=all Последний калужский губернатор Н. С. Ченыкаев]. Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника. Проверено 17 октября 2012. [www.webcitation.org/6BqCDyonU Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
• При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

Отрывок, характеризующий Ченыкаев, Николай Сергеевич

Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.