Чжан Сюэлян

Чжан Сюэлян 张学良<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Чжан Сюэлян</td></tr>
Губернатор провинции Фэнтянь
3 ноября 1912 — 13 октября 1913
Предшественник:	Чжао Эрсюнь
Преемник:	Су Шиин
Военный губернатор провинции Фэнтянь
4 июня 1928 — 29 декабря 1928
Предшественник:	Чжан Цзолинь
Преемник:	Должность упразднена
Рождение:	3 июня 1901(1901-06-03) Цинская империя
Смерть:	14 октября 2001(2001-10-14) (100 лет) Гонолулу, Гавайи, США
Отец:	Чжан Цзолинь
Супруга:	Чжао Сы, Юй Фэнчжи
Награды:

Чжан Сюэля́н (кит. трад. 張學良, упр. 张学良, пиньинь: Zhāng Xuéliáng, 3 июня 1901, — 14 октября 2001) — правитель Маньчжурии в 1928—1931 гг., один из ведущих деятелей гоминьдановского Китая 30-х годов XX века, сын главы фэнтяньской клики Чжан Цзолиня, «Старого маршала», в противоположность которому получил прозвище «Молодой маршал» (кит. 少帥).

Вошёл в историю как главный герой события, известного как Сианьский инцидент. Как следствие, провел более 50-и лет под домашним арестом на Тайване, став таким образом политическим заключённым, отбывшим под арестом самый долгий срок в истории.

Биография

Детство и юность

Чжан Сюэлян родился 3 июня 1901 года на территории современной провинции Ляонин. Он был старшим сыном Чжан Цзолиня — военного правителя Маньчжурии в 1917—1928 гг. Отец, за всю жизнь толком не научившийся читать и писать, прилагал все усилия, чтобы сын получил полноценное образование. По окончании гимназии Сюэлян был определен в Северо-Восточную военную академию — одно из лучших учебных заведений страны, где преподавание велось по классическим конфуцианским канонам. В 1921 году молодой курсант совершил ознакомительную поездку в Японию, где наблюдал за военными манёврами. В 1922 году, сразу же по окончании академии, Чжан Сюэлян был произведен в чин генерал-майора и назначен на должность командира 2-й образцовой бригады, а спустя два года уже командовал 3-й армией. Кроме того, он возглавил Управление авиации и первую в Маньчжурии авиационную школу, а впоследствии сам стал неплохим летчиком.  После смерти отца в 1928 году он наследовал ему, став сильнейшим милитаристом Маньчжурии. Однако если его отец всерьёз претендовал на лидерство над всем Китаем, то Чжан Сюэлян хотел видеть Китай единым, и ради этого был согласен на вторые роли. В результате Северного похода партии Гоминьдан летом 1928 года значительная часть Китая оказалась объединённой под властью Нанкинского правительства. В декабре 1928 года Чжан Сюэлян тоже признал верховенство Нанкина. Гражданская война 1925-27 гг. стала для него тяжёлым моральным испытанием. Уже будучи в глубоко преклонном возрасте, «Молодой маршал» вспоминал:

Именно тогда я почувствовал отвращение к тому, что китайцы убивают друг друга, брат убивает брата.

Правитель Маньчжурии

В мае 1929 года обострились отношения между гоминьдановским Нанкином и чрезмерно усилившимся Фэн Юйсяном. Кроме того, правительство Японии, недовольное прогоминьдановской политикой Чжан Цзолиня, а теперь и его сына, угрожало «принятием самых решительных мер к тому, чтобы над Маньчжурией никогда не развевался флаг Гоминьдана». «Молодой маршал» поддержал Нанкин, и войска Фэна были оттеснены в окраинные провинции Чахар и Суйюань, а в июле 1929 года Япония официально признала гоминьдановский Китай. В то же время в Бэйпине состоялась личная встреча Чжан Сюэляна и Чан Кайши, на которой было принято решение о вооружённом захвате КВЖД. Толкая Чжан Сюэляна на этот шаг, Чан Кайши стремился поставить молодого маршала в полную зависимость от Нанкина и одновременно поднять свой престиж и получить в распоряжение Нанкина большую часть прибылей от эксплуатации КВЖД. Чжан Сюэлян, в свою очередь, полагал, что захват КВЖД укрепит его позиции на Северо-Востоке, позволит самолично распоряжаться прибылями КВЖД, обеспечит ему независимость от Нанкина. В результате 10 июля 1929 года начался Конфликт на КВЖД. Однако РККА показала более высокую боеспособность, и конфликт завершился подписанием Хабаровского протокола от 22 декабря 1929 года.

Летом 1930 года Янь Сишань — губернатор провинции Шаньси — также выступил против Нанкина, его войска заняли Бэйпин (вновь переименованный в Пекин), Пекин был объявлен столицей Китая в противовес Нанкину. В сентябре 1930 года в Пекине было создано возглавленное Янь Сишанем правительство, в которое вошёл и Фэн Юйсян. Благодаря поддержке Чжан Сюэляна, Чан Кайши подавил и этот мятеж.

18 сентября 1931 года после Маньчжурского инцидента японские войска вторглись в Маньчжурию и оккупировали её. Будучи гораздо слабее японцев, силы Чжана отступили из Северо-Восточного Китая в провинцию Жэхэ. Однако в марте 1933 года японцы выбили их и оттуда, вынудив отступить ещё дальше в Северо-Западный Китай. Чжан Сюэлян ушёл в отставку и отправился на год в Европу «на лечение». Компанию в долгом путешествии ему составили дочь Б. Муссолини и её супруг, граф Чиано, покидавший пост итальянского посла в Китае.

По возвращении из Европы «Молодой маршал» был восстановлен в должности командующего Северо-Восточной армией. В марте 1936 года начались секретные переговоры между КПК и Чжан Сюэляном, чья Северо-Восточная армия размещалась неподалёку от коммунистического «Особого района». В ходе переговоров Чжан Сюэляна с Чжоу Эньлаем было достигнуто соглашение о размещении в Сиане негласного представительства Красной армии, члены которого носили форму Северо-восточных войск и помогали Чжан Сюэляну в организации политико-воспитательной работы в его армии. Неподалёку от города была создана школа для подготовки низшего комсостава армии Чжан Сюэляна, в которой проводились занятия по политике и экономике, по истории японской агрессии в Маньчжурии и Северном Китае. Под влиянием всё усиливавшихся антияпонских настроений Чжан Сюэлян стал постепенно освобождаться от консервативно настроенных генералов и офицеров старой Северо-восточной армии, доставшихся ему в наследство от отца — Чжан Цзолиня, и стал выдвигать на ответственные посты молодых, патриотически настроенных офицеров и выпускников Дунбэйского университета.

Чан Кайши прибыл в Сиань для подготовки очередной, шестой карательной кампании против китайской Красной армии. На аэродромах в Ланьчжоу и Сиане были завершены приготовления к приёму около 100 гоминьдановских бомбардировщиков и завезено большое количество авиабомб. Когда Чжан Сюэлян изложил при встрече с Чан Кайши программу создания единого антияпонского фронта с КПК — прекращение гражданской войны и союз с СССР — Чан Кайши, по версии американского журналиста Эдгара Сноу, якобы ответил: «Я никогда не буду обсуждать это, пока не будет истреблён последний солдат китайской Красной армии и каждый коммунист не окажется в тюрьме. Только тогда станет возможным сотрудничество с Россией».

«Сианьский инцидент», домашний арест и остаток жизни

Заключение антикоминтерновского пакта между нацистской Германией и милитаристской Японией произвело большое впечатление на Чжан Сюэляна. Крайне неблагоприятное впечатление произвели на него также слухи о готовившемся признании Италией государства Маньчжоу-го. Он стал убеждаться в справедливости оценок международной обстановки и роли фашизма, которые давали китайские коммунисты. В итоге, когда в декабре 1936 года Чан Кайши прибыл в Сиань для организации разгрома коммунистов, Чжан Сюэлян и генерал Ян Хучэн арестовали его. Начались события, вошедшие в историю как «Сианьский инцидент».

При посредничестве коммуниста Чжоу Эньлая кризис в итоге удалось уладить мирным путём. Однако Чжан Сюэлян, по необъяснимым доселе мотивам, вместо того, чтобы посоветоваться с Ян Хучэном и Чжоу Эньлаем о сроках и формальностях освобождения Чан Кайши, в последний момент решил вместе с генералиссимусом и его свитой вылететь в Лоян, а оттуда — в Нанкин, где предстал перед судом. Чан Кайши смягчил наказание мятежнику и заменил десять лет тюремного заключения на домашний арест. Однако, поскольку из большой политики «Молодой маршал» должен был уйти навсегда, то сроки домашнего ареста не были оговорены.

Последующие 40 лет Чжан Сюэлян оставался под домашним арестом; даже когда в 1949 году гоминьдановцы были вынуждены бежать с континента на Тайвань, Чан Кайши взял Чжан Сюэляна с собой и продолжал держать в Тайбэе в качестве своего личного пленника. Даже после смерти Чан Кайши в 1975 году свобода передвижений Чжан Сюэляна была ограничена, лишь в 1991 году президент Ли Дэнхуэй разрешил ему покинуть остров. Несмотря на многочисленные предложения вернуться в КНР, где он считался героем, Чжан Сюэлян улетел в Гонолулу, где и скончался в 2001 году от пневмонии на 101-м году жизни.

В 2003 году в Шеньяне был открыт музей в резиденции Чжан Цзолина, возле которого установлен памятник Чжан Сюэляну.

Источники

• История Востока. В 6 томах. Том V. «Восток в новейшее время (1914—1945 гг.)» — М.: Восточная литература РАН, 2006. — ISBN 5-02-018500-0
• История Китая. / Под ред. А. В. Меликсетова. — М.: Высшая школа, 2002. — ISBN 5-211-04413-4

См. также

• Эра милитаристов в Китае

Ссылки

• [polusharie.com/index.php?topic=119410.0 Дашуайфу — резиденция маршала Чжан Цзолиня в Шэньяне.]

Отрывок, характеризующий Чжан Сюэлян

Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.