Шторх, Андрей Карлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Карлович Шторх
Heinrich Friedrich von Storch
Дата рождения:

18 февраля (1 марта) 1766(1766-03-01)

Место рождения:

Рига

Дата смерти:

1 (13) ноября 1835(1835-11-13) (69 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Научная сфера:

экономика

Награды и премии:

Андре́й Ка́рлович Шторх (нем. Heinrich Friedrich von Storch; 18 февраля (1 марта1766, Рига — 1 (13) ноября 1835, Санкт-Петербург) — российский экономист, после Христиана Шлёцера первый в России популяризатор идей Адама Смита, историк и библиограф, академик (1804), вице-президент Петербургской АН (1830). Тайный советник.





Биография

Уроженец Остзейского края, высшее образование получил в Гейдельбергском и Йенском университетах.

В 1789 г. он был назначен преподавателем кадетского корпуса в Санкт-Петербурге; в 1796 г. избран членом Санкт-Петербургской Академии наук; позже был её вице-президентом.

В 1793 г. составил и издал один из первых путеводителей по российской столице «Картина Петербурга». В нем он дал привлекательный образ города и сообщил массу любопытных сведений, которые сейчас имеют свой научный интерес для исследователей С.-Петербурга. О его популярности у современников свидетельствуют два немецкоязычных рижских издания 1793 и 1794 гг. и одно лондонское на английском языке 1801 г.[1]. Вероятно, именно Шторх первым назвал Петербург «новой Пальмирой», а Невский проспект — «памятником мудрого и просвещенного веротерпия»[2].

В 1799 г. Шторх назначен был учителем великих княжон; позднее на него было возложено преподавание курса политической экономии великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. На основе своих лекций он составил широко признанный современниками учебник политэкономии (1815).

Совместно с Ф. П. Аделунгом составил «Систематическое обозрение литературы в России … с 1801 по 1806 гг.» (ч. 1—2, 1810—11), которое положило начало русской книжной статистике.

Член 21 академии и научного общества.

Похоронен в Санкт-Петербурге на Смоленском лютеранском кладбище[3].

Политэкономия Шторха

Лекции, прочитанные Шторхом великим князьям, послужили основанием для крупнейшего труда Шторха, напечатанного на французском языке под заглавием: «Cours d' économie politique ou exposition des principes qui déterminent la prospérité des nations» (Б. и Галле, 1815; Pay издал в 1819 г. книгу Шторха на немецком языке со своими приложениями; в 1823 г. Ж. Б. Сэй перепечатал курс Шторха, снабдив его критическими примечаниями).

Курс политэкономии Шторха состоит из двух частей. Первая часть - "Теория народного богатства" представлена восемью книгами: "О производстве богатства", "О накоплении богатства или об имуществах", "О первоначальном распределении годового произведения или о доходах", "О вторичном распределении годового продукта или об обращении", "О деньгах", "О кредите", "О потреблении", "Об естественном росте национального богатства". Вторая часть "Теория цивилизации" включает две книги: "Элементы цивилизации, или Внутренние блага", "О естественном развитии цивилизации".

Считаясь в первой четверти XIX в. одним из лучших учебников по политической экономии, курс Шторха имеет особое значение в истории экономической литературы в России. Хорошо знакомый с хозяйственным и общественным строем России, Шторх иллюстрирует свои теоретические воззрения примерами из русской жизни. Он резко осуждает крепостное право, в котором видит главную причину отсталости России. В неприкрашенном виде представлены порядки русской юстиции, и отмечены расточительность и задолженность вельмож. Книга Шторха не могла по цензурным условиям появиться в русском переводе[4]. Тем не менее, неопубликованная в России книга Шторха вывела российскую экономическую науку на мировой уровень, вызвала широкий резонанс и дискуссии в Англии, Франции, Германии, Голландии, США. В отечественной науке политэкономия Шторха оставалась долгое время в тени. Высокую оценку работ А. Шторха дал М. И. Туган-Барановский в своей статье "Экономическая наука", написанной им для "Энциклопедического словаря" Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона в 1898 г.

Следуя, главным образом, Адаму Смиту, Шторх пользуется также трудами Гарнье, Ж. Б. Сэя, Сисмонди, Тюрго, Бентама. Несмотря на то, что многие страницы его курса представляют заимствование из сочинений названных авторов, автору нельзя отказать в оригинальной разработке некоторых экономических доктрин (например, учения о ценности, которая, по его мнению, создается полезностью, и учения о «невещественных» благах), а равно в самостоятельной и искусной критике многих положений Адама Смита.

Как и Адам Смит, Шторх отрицательно относится к меркантилизму и является сторонником свободы торговли. В то же время Шторх отмечает относительное историческое значение различных направлений экономической политики. По мнению Шторха, каждой ступени хозяйственного развития соответствует наиболее выгодный род деятельности: в примитивном строе всего выгоднее сельское хозяйство; по мере развития хозяйственного быта выгоды от сельского хозяйства медленнее прогрессируют, чем прибыли в других сферах деятельности, и сельское хозяйство начинает отставать от быстро растущих торговли и промышленности, причем торговля развивается раньше, чем обрабатывающая промышленность.

Шторх расходится с Адамом Смитом в определении производительного труда. По учению Шторха, блага делятся на вещественные и невещественные; совокупность первых составляет национальное богатство (фр. richesse nationale), совокупность вторых — национальную цивилизацию (фр. civilisation nationale); и те и другие вместе составляют национальное благосостояние (фр. prospérité nationale). Невещественные блага делятся на главные — здоровье, знание, ремесленная ловкость, вкус, нравственность, религиозность — и вспомогательные — безопасность и досуг. Шторх полагает, что главные невещественные блага также могут быть накопляемы и обращаемы, как и вещественные блага; отсюда следует, что труд создающих невещественные блага — например, учителей, врачей, чиновников — следует считать в такой же степени производительным, как и труд земледельца и фабричного рабочего.

По Смиту, все, кто занимаются так называемыми услугами, живёт за счет труда земледельцев и промышленных рабочих. По мнению А. К. Шторха, с одинаковым основанием можно сказать, что земледельцы и промышленные рабочие живут за счет тех, кто создает им безопасность, снабжает их знаниями и заботится об их здоровье. Отличая народный доход от частного, Шторх относит в состав народного дохода и продукты духовного труда. Сохраняя деление первичного и производного частного дохода, Шторх считает производным доходом лишь такой, который приобретается безвозмездно или неправомерно, как, например, доход, получаемый путём дарения, милостыни, обмана, воровства; в основании первичного же дохода лежит труд физический или умственный.

По вопросу о бережливости, как источнике накопления богатства, Шторх отмечает некоторую односторонность Адама Смита, рекомендующего всевозможную бережливость с целью обращения чистого народного дохода на производительные отрасли труда. По Шторху, богатство заключается не в сокращении потребностей, а в возможности удовлетворения наибольшего их числа; сокращение потребностей ведет к одичанию и бедности; с умножением потребностей растет и производительность труда.

В истории мировой экономической мысли научная заслуга Шторха состоит в том, что он впервые выделил в политэкономии две теоретические части: теорию народного богатства и теорию цивилизации.

Библиография

Другие труды:

  • Storch H. F. Statistische Übersicht der Statthalterschaften des russischen Reichs nach ihren merkwürdigsten Kulturverhältnissen in Tabellen. Riga: Hartknoch, 1795. (содержит весьма ценный и хорошо сгруппированный материал для суждения о политических и экономических условиях русской жизни в конце XVIII в.)
  • тот же материал в более обширном виде представлен в 9-томном труде: «Historisch-statistische Gemälde des russischen Reichs am Ende des achtzehnten Jahrhunderts, Bd 1—8, (Suppl. 1—2) mit Karten», Рига—Лейпциг, 1797—1803, где мы находим весьма полное и точное описание русского хозяйственного строя того времени.
  • Продолжением к этому труду служит «Russland unter Alexander I», 27 выпусков, СПб.—Лейпциг, 18031811);
  • «Le revenu national considéré sous un nouveau point de vue» (1819; в изданиях Академии наук, там же напечатаны были 4 его статьи о теории ценности и одна о найме);
  • «Considerations sur la nature du revenu national» (П., 1824; и на немецком языке, Галле, 1825; составляет 5-й том его курса);
  • «Zur Kritik des Begriffs vom Nationalreichtum» (СПб., 1827).

Семья

Имел семь детей, из них наиболее известны:

Источники

Напишите отзыв о статье "Шторх, Андрей Карлович"

Примечания

  1. См. Приложение II к: Форсия де Пилес. Прогулки по Петербургу Екатерины Великой: Записки французского путешественника. СПб.: Паритет, 2014. С. 343—366.
  2. Там же. С. 348, 351
  3. Могила на плане кладбища (№ 12) // Отдел IV // Весь Петербург на 1914 год, адресная и справочная книга г. С.-Петербурга / Ред. А. П. Шашковский. — СПб.: Товарищество А. С. Суворина – «Новое время», 1914. — ISBN 5-94030-052-9.
  4. Книга А. Шторха вышла в России трудами Издательского Дома "Экономическая газета" в 2008 г

Литература

Ссылки

  • [institutiones.com/personalities/1064-pervij-rossijskij-ekonomik-statistik.html А. К. Шторх — первый российский академик в области политэкономии и статистики]


Отрывок, характеризующий Шторх, Андрей Карлович

– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.