Эспронседа, Хосе де

Хосе́ де Эспронсе́да (исп. José de Espronceda), полное имя Хосе Игнасио Хавьер Ориоль Энкарнасьон де Эспронседа-и-Дельгадо (исп. José Ignacio Javier Oriol Encarnación de Espronceda y Delgado; 25 марта 1808, Альмендралехо, провинция Бадахос — 23 мая 1842, Мадрид) — испанский поэт эпохи романтизма. Считается крупнейшим представителем байронического направления в Испании.

Жизнь

Родился в небольшом городке Альмендралехо в провинции Бадахос (Эстремадура) в семье военного. Учился в мадридском училище св. Матвея у его основателя, либерального мыслителя Альберто Листа. Уже в юности Эспронседа отличался склонностью к радикальным взглядам. В 1823 году вместе с друзьями, впоследствии видными оппозиционерами Вентура де ла Вега и Патрисио де ла Эскосура он основал тайное общество «нумантийцев» (los numantinos), ставившее целью борьбу с абсолютизмом Фердинанда VII и отмщение за казнь лидера военной революции 1820 г. Рафаэля Риего. За участие в обществе Эспронседа был арестован и приговорён к пятилетнему заключению в монастыре-тюрьме в Гвадалахаре, но благодаря хлопотам отца освобождён. В 1826 году он через Гибралтар покинул Испанию и долго путешествовал по Европе (Португалия, Бельгия, Нидерланды, Франция, Великобритания — где познакомился со своей будущей возлюбленной Тересой Манча). Эспронседа активно участвовал в жизни испанской либеральной эмиграции, отправился в Париж во время революции 1830 года, чтобы сражаться на баррикадах. Вскоре после его участия в революции Тереса по настоянию родителей вышла замуж за богатого негоцианта; тем не менее они снова встретились в Париже в 1833 году и вместе вернулись в Испанию, где после смерти Фердинанда VII была объявлена амнистия политическим эмигрантам. В 1838 Тереса рассталась с поэтом и вскоре умерла.

После смерти возлюбленной Эспронседа полностью посвятил себя общественной жизни и журналистской работе. Он вступил в Национальную гвардию, избирался в кортесы от прогрессистской партии, был назначен секретарём испанского посольства в Гааге. Умер в возрасте 34 лет от дифтерии.

Творчество

Эспронседа писал стихи с ранней юности. Во время заключения в монастыре он начал поэму «Пелайо», историческую поэму в духе классицизма, оставшуюся незавершённой. Затем Эспронседа обратился к прозе, создав исторический роман «Санчо Салданья» (Sancho Saldaña). В 1840 году вышел сборник его стихотворений, пользовавшийся мгновенным успехом и оказавший огромное влияние на становление испанского романтизма. Погружённый в европейскую байроническую традицию, Эспронседа создал цикл стихов, затрагивавший важнейшие для романтической поэзии темы одиночества, свободы, любви, разочарования, социального протеста. Особое место в его творчестве занимает «ролевая лирика»: стихотворения, написанные от лица изгоев общества (пирата, казака, палача, нищего), презирающих его законы и отрицающих его мораль. Эспронседа ввёл в испанскую поэзию новые ритмы, заметно разнообразил употреблявшиеся до него стихотворные размеры.

Две поэмы, созданные Эспронседой, «Саламанский студент» (El estudiante de Salamanca, 1837) и «Мир-дьявол» (El diablo mundo, 1841), связаны с «вечными образами» мировой литературы — Дон Жуаном и Фаустом. В «Саламанкском студенте» Эспронседа, используя испанские легенды о «севильском обольстителе» и традицию байронической поэмы, создаёт образ вольнодумца и имморалиста Феликса де Монтемара, бросающего вызов как человеческим, так и божественным законам. В незавершённой философской поэме «Мир-дьявол» автор стремился изобразить вечные трагические противоречия человеческой жизни, невозможность вернуться к первозданному состоянию неведения и невинности, силу угнетающих человека социального и мирового зла. Её герой, старик, носящий имя Адам, благодаря вмешательству сверхъестественных сил снова обретает молодость и невинно-восторженное восприятие мира. В дальнейшем, познавая грубость и жестокость окружающей его действительности, побывав на дне общества и пережив смерть возлюбленной, Адам испытывает жесточайшее разочарование. В поэме видны автобиографические черты, возвышенные лирические и философские фрагменты смешаны с романтической иронией и социальной сатирой.

Эспронседа в России

В России творчество Эспронседы получило известность в 1880-е годы благодаря статьям и переводам Ю. В. Доппельмайер и М. В. Ватсон. Д. К. Петров, один из отцов российской испанистики, анализировал «Песню казака» в статье «Очерки политической поэзии XIX в. Россия и Николай I в стихотворениях Эспронседы и Россети» (1909). Значительное количество переводов принадлежит К. Д. Бальмонту. Они были выполнены в 1919 году по заказу издательства Academia, частично изданы в сборнике Бальмонта «Из мировой поэзии» (Берлин, 1923); неизданные переводы, хранящиеся в РГАЛИ, готовятся к печати издательством «Водолей Publishers». В 1958 году вышел сборник «Избранное», куда вошли основные стихотворения и обе поэмы Эспронседы.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Хосе де Эспронседа

В Викитеке есть статья об этом авторе — см. Хосе де Эспронседа

• Эспронседа, Хозе // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [feb-web.ru/feb/ivl/vl6/vl6-2332.htm Эспронседа в «Истории всемирной литературы»]
• [vekperevoda.com/1855/balmont.htm Переводы К.Д. Бальмонта из Х. де Эспронседа] на сайте «Век перевода»
• [az.lib.ru/e/espronseda_h/text_0030.shtml Избранные стихотворения Эспронседы в переводе Марии Ватсон]

Отрывок, характеризующий Эспронседа, Хосе де

– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?