Goerz

C. P. Goerz
Основание	1886
Упразднена	1926
Причина упразднения	слияние
Расположение	Германия Германия: Берлин
Отрасль	оптическое машиностроение, электроизмерительные приборы
Продукция	фотоаппараты, объективы, телескопы, амперметры, вольтметры, трансформаторы тока
Число сотрудников	2500

К:Компании, основанные в 1886 годуК:Компании, упразднённые в 1926 году

C. P. Goerz — несуществующая ныне немецкая компания, производитель фотоаппаратов, оптического оборудования и прецизионных электроизмерительных приборов.

История компании

Компания C. P. Goerz была основана в Берлине в 1886 году Карлом Паулем Гёрцем (Carl Paul Goerz 1854—1923). Компания продавала математические инструменты для школьников, а с 1887 года начала продавать фотоаппараты. В 1888 году компания приобрела мастерские F. A. Hintze и сама стала производить фотоаппараты. С 1890 года компания начала называться Optische Anstalt C. P. Goerz. Компания располагалась в берлинском районе Фриденау.

Компания владела эксклюзивными правами на производство затвора с экспозицией 1/1000 сек. Конструкцию затвора создал в 1883 году изобретатель Ottomar Anschütz (1846—1907). В 1890 году компания начала выпуск своего фотоаппарата под названием Goerz-Anschütz-Moment-Apparat (размер кадра 9×12 см). Камера могла снимать быстродвижужщиеся объекты и пользовалась популярностью. Компания также производила метеорологическое оборудование, бинокли, оптические прицелы, перископы для подводных лодок, телескопы (с 1897 года).

В 1891 году компания получила первый военный заказ. В 1903 году компания создала отдел военной оптики, который вскоре стал крупнейшим в мире производителем военной оптики. Goerz поставляла оптику для армии и флота Германии.

В 1895 году компания Goerz открыла своё отделение в Нью-Йорке. В 1902 году нью-йоркское отделение начало выпуск своей собственной продукции. В 1905 году отделение стало самостоятельной компанией с названием C. P. Goerz American Optical Co. Компания сохраняла свою независимость до 1972 года. В 1972 году Goerz American была присоединена к Schneider Kreuznach.

До Первой мировой войны компания Goerz активно сотрудничала с крупными оптическими предприятиями. Например, компания Rochester Optical Co. в 1902 году устанавливала объективы производства Goerz на свои фотоаппараты Snappa Camera. В 1901 году Kodak устанавливал объективы Goerz на фотоаппараты No. 3 Folding Pocket Kodak. В 1893 году компания Ross (Лондон) приобрела лицензию у Goerz на производство объективов Dagor.

В 1903 году Goerz преобразовалась в акционерное общество с капиталом 3,5 млн рейхсмарок. В 1908 году в берлинском районе Целендорф была создана компания Goerz Photochemisches Werk GmbH. Компания производила плёнку для кинокамер. В 1910 году Goerz приобрела компанию Sendlinger Optische Glaswerke — производителя оптического стекла из Мюнхена (во время Первой мировой войны производство было перенесено в Берлин). В это время компания имела свои заводы в Берлине, Вене, Братиславе (с 1908 года), Нью-Йорке, офисы в Берлине, Париже (с 1893 года), Лондоне (с 1899 года), Нью-Йорке (с 1895 года) и Санкт-Петербурге (с 1905 года). В 1911 году в компании работали 2500 человек.

Во время Первой мировой войны компания производила оптические приборы для армий Германии и Австрии, а также начала выпуск электрических прожекторов. После Версальского договора компания прекратила выпуск военной продукции, пыталась организовать производство механических счётных машин и научных инструментов, но без прежнего успеха.

В 1926 году германское отделение Goerz, чтобы избежать банкротства, было вынуждено слиться с компаниями ICA, Contessa-Nettel и Ernemann. Таким образом появилась компания Zeiss Ikon. В новой компании Carl Zeiss приобрёл 53 % акций. Австрийское отделение C. P. Goerz Wien продолжало свою самостоятельную деятельность до конца 1950-х годов, выпуская (по крайней мере с 1948 по 1959 год) в т.ч. и электроизмерительные приборы (амперметры, вольтметры, трансформаторы тока и т.д.).

В 1958 году подразделение C. P. Goerz в Братиславе было переименовано в Meopta. В 1968 году Meopta была национализирована.

Продукция компании

Фотоаппараты

• Goerz-Anschütz-Moment-Apparat
• Ango — Название происходит от Anschütz и Goerz. Большая серия фотоаппаратов. Производилась с 1894 года. Складной корпус. Объектив Goerz Dogmar f/4,5. Выпускалась с размерами кадра: 3¼x4¼ дюйма, 4x5 дюймов, 5x7 дюймов и 10x15 см. Выпускалась до 1921 года.
• Plate Tenax (Vest Pocket Tenax) — Производилась с 1909 года в Берлине. Размер кадра 4,5х6 см. Объектив Dagor f/1:6,8 75 мм. Минимальная наводка на резкость 2 метра.
• Pocket Tenax — вариант Plate Tenax с большим размером кадра — 6,5х9 см.
• Roll-Tenax
• Rollfilm Tenax — Производилась с 1921 года в Берлине. Складной мех. Корпус металлический, покрыт чёрной кожей. Размер кадра 6х9 см. Объективы Tenastigmat f/1:6,3 10 см или Dagor f/1:6,8 10 см.
• Taro Tenax — Корпус металлический, покрыт чёрной кожей. Размер кадра 6х9 см. Объективы Tenastigmat f/1:6,8 130 мм, или Tenastigmat и Dagor с фокусным расстоянием 150 мм.
• Manufok-Tenax
• Stereotenax
• Stereo-Pocket-Tenax — вариант Plate Tenax с размером кадра 4,5х10 см.
• Goerz-Anschütz Stereo-Klapp-Camera
• Roll-Tengor
• Box-Tengor — Камера для начинающих коробочного типа. Продавалась Goerz, а позднее Zeiss Ikon. Формат плёнки 116, 120 и 129. Производилась с 1934 по 1938 год. Объектив Goerz Frontar.
• Piccolissima
• Universal-Reise-Camera Insuperabilis
• Spezial-Ballon-Camera
• Jagd-Reflex-Ango
• Minicord — двухобъективный фотоаппарат. Выпускался в Австрии в 1950-е годы.

Затворы для фотоаппаратов

• Goerz-Anschütz rouleau shutter
• Goerz Sektoren-Verschluss

Объективы для фотоаппаратов

• Doppel-Anastigmat
• Hypergon (Goerz-Hypergon) — разработан в 1900 году. Широкоугольный объектив, угол обзора 135°. Объектив обладал большими значениями апертуры: 1/22 до 1/32. На основе конструкции Hypergon созданы объективы Topogon, Hologon и Biogon компании Carl Zeiss (1935 год).
• Artar
• Pantar
• Tenaxiar
• Tenastigmat
• Hypar
• Hycon
• Certar
• Gotar
• Frontar
• Dialyt
• Syntor
• Celor
• Kalostigmat
• Paraplanat
• Choroskop
• Lynkeioskop
• Dogmar
• Dagor — симметричный анастигмат. Шесть линз в двух группах. Разработан в 1892 году Emil Von Höegh. Производился по лицензии компаниями Ross в Лондоне и Karl Fritsch в Вене.
• Tengor для фотоаппаратов Tenax.

Электроизмерительные приборы (неполный перечень)

• Трансформатор тока Тип GE 4410/400 (400 Гц, класс точности 0,2) для измерения токов 5, 10, 25, 50, 100, 250 и 500 А. Поставлялся в СССР.
• Прецизионный вольтметр магнитоэлектрической системы Type JE134323 (класс точности 0,2) для измерения постоянного напряжения с пределами 1,5-3-15-30-150 В. Поставлялся в СССР.
• Прецизионный амперметр электромагнитной системы ТИП 334312/400 (класс точности 0,5) для измерения силы переменного тока с частотой от 15 до 400 Гц. Имеет пределы измерения 1 А, 5 А и К (амперметр зашунтирован). Поставлялся в СССР.
• Прецизионный амперметр электромагнитной системы ТИП 334311/400 (класс точности 0,5) для измерения силы переменного тока с частотой от 15 до 400 Гц. Имеет пределы измерения 0,2 А, 1 А и К (амперметр зашунтирован). Поставлялся в СССР.

Ссылки

• [www.butkus.org/chinon/goerz/goerz.htm каталог объективов Goerz с 1916 года]
• [www.bolexcollector.com/lenses/40goerz.html C.P. Goerz American Optical Co.]
• [www.camerapedia.org/wiki/Goerz Goerz в camerapedia]
• [periscope.com.ua/posts/20-seriinye-nomera-obektivov-c-p-goerz-berlin-etapy-razvitija.html Серийные номера объективов Goerz. Годы производства, этапы развития]

Отрывок, характеризующий Goerz

– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!