HMS Leviathan (1790)
HMS Leviathan (1790) — 74-пушечный линейный корабль третьего ранга. Второй корабль Королевского флота, названный HMS Leviathan в честь мифического левиафана. Третий линейный корабль типа Courageux. Заложен в мае 1782 года. Спущен на воду 9 октября 1790 года на королевской верфи в Чатеме [1]. Относился к так называемым «обычным 74-пушечным кораблям», нёс на верхней орудийной палубе 18-фунтовые пушки. Принимал участие во многих битвах периода французских революционных и наполеоновских войн, в том числе в Славном первом июня и Трафальгарском сражении.
Служба
Французские войны
В начале французских революционных войн он был частью средиземноморского флота, который в 1793 году находился в Тулоне по приглашению роялистов, но был вынужден покинуть город после нападения революционных войск под предводительством капитана Наполеона Бонапарта, который здесь положил начало своей блестящей карьеры.
В 1794 году Leviathan, под командованием лорда Хью Сеймура, присоединился к Флоту Канала, которым руководил лорд Хау. Весной 1794 года Leviathan вместе с Флотом Канала вышел в море на перехват важного французского конвоя с зерном из Северной Америки. Найдя 5 мая французский флот все еще в Бресте, эскадра повернула в Атлантику, с намерением встать между конвоем и его будущим охранением.
28 мая фрегаты лорда Хау обнаружили французский флот, но те оказались с наветра, так что британцам было затруднительно принудить их к бою. Только летучая эскадра контр-адмирала Пасли из самых быстрых двухдечных сумела добраться до хвоста французской линии. Французский 110-пушечный Révolutionnaire, бывший Bretagne, по собственной инициативе повернул им навстречу и по очереди попал под огонь 74-пушечных Russell, Bellerophon, Leviathan, Thunderer и Audacious. Французский корабль был тяжело поврежден и как будто даже спустил флаг, но несогласованность и плохая связь в сумерках между не меньше него поврежденными Audacious и Thunderer дала ему возможность бежать и под охраной 74-пушечного L’Audacieux уйти в Брест.
29 мая Хау попытался с подветра прорвать французскую линию. С дюжину британских кораблей вступили с серьезную перестрелку, и хотя некоторые имели повреждения, ни один не нуждался в помощи верфи, все остались в строю. Иначе обстояло у французов: нескольким пришлось вернуться в Брест, но их заменили 5 кораблей Нейи, которым повезло найти свой флот на следующий день.
1 июня оба флота сформировали линию на расстоянии 6 миль друг от друга. Leviathan был третьим кораблем британской колонны; он внёс важный вклад в британскую победу. Leviathan два часа вёл близкий бой с французским America, которому он нанес серьезные повреждения. Leviathan также был сильно поврежден, попав под огонь Eole и Trajan в ходе сражения. Всего в бою он потерял 11 человек убитыми и 32 ранеными [2].
В ноябре 1798 года Leviathan под командованием капитана Генри Дигби был флагманом эскадры коммодора Джона Томаса Дакворта, отправленной для захвата Менорки. Поздно вечером 11 ноября коммодор Дакворт стоял на якоре в Форнельсе, когда получил информацию что четыре корабля «предположительно линейные» были замечены между островами Менорка и Майорка. Коммодор сразу же вышел в море на Leviathan в сопровождении Centaur, Argo, и нескольких вооруженных «купцов» и направился к Сьюдадела. На рассвете 13 ноября на расстоянии восьми или девяти миль к юго-востоку от Сиудаделы, были замечены пять кораблей[3]. Немедленно началось преследование. Неизвестные суда оказались четырьмя испанскими фрегатами — Flora, Casilda, Proserpine и Pomona, идущими из Барселоны в Маон. За день до этого, 12 ноября, испанцам удалось захватить британский шлюп Peterel и теперь они буксировали его на Майорку. Peterel был отбит Argo, но испанским фрегатам удалось уйти от погони [4].
6 февраля 1799 года Leviathan под командованием капитана Джона Бьюкенена вместе с 44-пушечным кораблем Argo (капитан Джеймс Боуэн) шли вдоль восточной оконечности Майорки, когда были обнаружены два испанских фрегата, стоящих на якоре под защитой береговой батареи. Фрегаты, которыми оказались 34-пушечные Santa-Teresa и Proserpine, сразу снялись с якоря и поставив все паруса двинулись на северо-восток. С наступлением сумерек фрегаты разделились и британские корабли, не сразу поняв это, продолжали преследовать Santa-Teresa. В полночь Argo догнал испанский фрегат и открыл по нему огонь из носовых орудий, но тот, даже видя, что Leviathan тоже почти настиг его, упорно не желал сдаваться. Он спустил флаг лишь получив бортовой залп Argo, который ранил двух человек и нанес заметный ущерб его такелажу [5].
Наполеоновские войны
5 апреля 1800 года Leviathan (капитан Джеймс Карпентер, контр-адмирал Джон Томас Дакворт) был частью английской эскадры, которая находясь в Кадиском заливе обнаружила испанский конвой из 13 судов и бригов, который 3 апреля вышел из Кадиса в Южную Америку под защитой трех фрегатов, два из которых были Carmen и Florentina, оба 34-пушечных 12-фунтовых [6]. На рассвете 6 апреля эскадра догнала один из бригов, и катера с Leviathan и Emerald, по командованием Чарльза Григори, второго лейтенанта Leviathan, устремились за ним в погоню. После 40-минутной перестрелки бриг сдался, и британцы устремились в погоню за конвоем. На рассвете 7 апреля Leviathan и Emerald догнали испанские фрегаты Carmen и Florentina и вынудили их сдаться. Emerald погнался за третьим фрегатом, но был отозван чтобы захватить торговые корабли. До наступления сумерек британцам удалось захватить четыре корабля, и они вместе со своими призами двинулись в Гибралтар [7].
После того как Вильнев отплыл из Тулона в Вест-Индию 29 марта 1805 года с эскадрой из одиннадцати линейных кораблей, шести фрегатов и двух шлюпов, Leviathan присоединился к эскадре Нельсона, которая устремилась за ним в погоню. Британцам так и не удалось обнаружить там франко-испанский флот, а 12 июня Нельсон узнал об уходе союзников и он с 11 кораблями вновь пустился в свою неутомимую погоню. Однако Вильнёв взял курс на Ферроль, а Нельсон на Кадис, полагая что противник направляется в Средиземное море.
В Трафальгарском сражении Leviathan под командованием капитана Генри Уильяма Баунтуна, был третьим кораблем наветренной колонны адмирала Нельсона на HMS Victory. Он прорезал линию противника и открыл огонь по Сантисима Тринидад. Затем он вступил в близкий бой с San Augustin и заставил его капитулировать. После битвы приз был подожжен и разрушен. Levithan потерял в сражении только 4 человека убитыми и 22 ранеными [8].
В октябре 1809 года Leviathan (капитан Джон Харви) был частью эскадры контр-адмирала Джорджа Мартина, которая находилась у
берегов Каталонии и была отправлена на перехват небольшой французской эскадры контр-адмирала Франсуа Бодена, идущей из Тулона. Утром 23 октября HMS Volontaire обнаружил французскую эскадру и британцы устремились в погоню, но потеряли её из вида. HMS Tigre обнаружил Robuste, Borée, Lion и Paulineу на рассвете 24 октября, но флоты снова потеряли друг друга. Контакт был вновь установлен утром 25 октября, и погоня возобновилась. Пытаясь уйти от преследования Robuste и Lion сели на мель возле Фронтиньяна. После двух часов бесплодных попыткок спасти корабли, Боден приказал им затопить. Они были подожжены и взорвались в 22:30 [9].
9-10 мая 1812 года Leviathan под командованием капитана Патрика Кэмпбелла вместе с 74-пушечным кораблем America и 18-пушечным шлюпом Eclair напали на французский конвой из 18 тяжелогруженых судов, которые укрылись под защитой береговых батарей у города Лайгуэлья. На рассвете 10 мая морские пехотинцы с обоих кораблей (около 250 человек) высадились на берег и уничтожили две береговые батареи, после чего с кораблей были отправлены шлюпки для захвата торговых судов. Британцам удалось отбуксировать 16 груженых судов, еще одно было сожжено в гавани, а другое было слишком повреждено выстрелом и затонуло. В этой операции англичане потеряли 16 человек убитыми и 20 ранеными.
В 1816 году, после окончания наполеоновских войн, Leviathan был преобразован в плавучую тюрьму, и оставался ею до 1848 года, когда он был продан на слом [1].
Напишите отзыв о статье "HMS Leviathan (1790)"
Ссылки
Литература
- Lavery, B. The Ship of the Line. The development of the battlefleet 1650-1850. — Conway Maritime Press, 2003. — Vol. I. — ISBN 0-85177-252-8.
- William James. The Naval History of Great Britain, from the Declaration of War by France in 1793, to the Accession of George IV. — R. Bentley, 1837. — ISBN 0-85177-906-9.
- William James. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/Naval_History/Vol_II/Contents.html ] = The Naval History of Great Britain, Volume 2, 1797-1799. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.
- William James. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/Naval_History/Vol_IV/Contents.html ] = The Naval History of Great Britain, Volume 4, 1805-1808. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.
Напишите отзыв о статье "HMS Leviathan (1790)"
Ссылки
- [www.ageofnelson.org/MichaelPhillips/info.php?ref=1326 HMS Leviathan] Index of 19th Century Naval Vessels and a few of their movements (англ.)
- [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/18-1900/L/02711.html HMS Leviathan] Ships of the Old Navy (англ.)
Отрывок, характеризующий HMS Leviathan (1790)
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
