Motörhead (альбом)
Поделись знанием:
К:Альбомы 1977 года
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
| Motörhead | ||||
 | ||||
| Студийный альбом Motörhead | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска |
21 августа 1977[1] | |||
| Записан |
1977, | |||
| Жанр | ||||
| Длительность |
32:52 | |||
| Продюсер |
Джон Кин | |||
| Страна | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Motörhead | ||||
| ||||
Motörhead (рус. Моторхэд) — дебютный студийный альбом английской хэви-метал-группы Motörhead, вышедший в 1977 году.
Содержание
История
1 апреля 1977 года, после почти двух лет труда в безызвестности с надеждой на запись, Motörhead решили устроить последний концерт в клубе «Marquee», в Лондоне. Они попросили Теда Кэрролла, главу Chiswick Records, записать представление для потомков. Вместо этого он предложил группе записать сингл. Это был их последний шанс, они записали 13 минусовок всего за два дня, достаточно впечатлив Кэрролла для того чтобы он дал дополнительное время для завершения треков. Восемь из них были выпущены в этом одноименном альбоме. Альбом достаточно обеспечил группу для того чтобы остаться вместе, но следующий альбом, Overkill, стал их настоящим прорывом.[2]
Перед этим группа записала свой дебютный альбом On Parole для United Artists Records, но звукозаписывающая компания задерживала издание, не уверенная в его коммерческой успешности. Группа решила перезаписать этот альбом почти полностью, кроме песен «Fools» и «Leaving Here». В дополнение к этому были записаны две свои песни «White Line Fever» и «Keep Us on the Road», а также кавер «Train Kept A-Rollin'».
Первый трек «Motorhead» вместе с не входящим в альбом «City Kids» были выбраны для релиза на 7" и 12" пластинках в качестве синглов. Четыре оставшихся песни оставили до 1980 года, когда они были выпущены в Beer Drinkers and Hell Raisers EP. Вторая сторона и EP позже стали бонусами к CD изданию.[2]
Рисунок на обложке, клыкастая морда, позже ставшая логотипом группы, был сделан художником Джо Петагно (Joe Petagno). Внутренняя обложка содержала фотографии группы и их друзей, плюс благодарности от Лемми, Эдди и Фила. Рекламой для альбома, сингла и тура послужили слова «Внимание! Группа пленных не берёт!» («Achtung! This Band Takes No Prisoners»)[2].
Список композиций
Оригинальные треки
|
Бонус-треки
- «City Kids» (Уоллис, Дункан Сандерсон) — 3:24
- Издавался на второй стороне сингла Motorhead.
- «Beer Drinkers and Hell Raisers» (Билли Гиббонс, Дасти Хилл, Фрэнк Бирд) — 3:27
- «On Parole» (Уоллис) — 5:57
- «Instro» (Кларк, Килмистер, Тэйлор,) — 2:27
- «I’m Your Witch Doctor» (Джон Мейолл) — 2:58
- Треки 10 — 13 были изданы в Beer Drinkers and Hell Raisers EP в 1980.
Участники записи
- Иэн «Лемми» Килмистер — бас, вокал
- Эдди Кларк — гитара
- Фил Тейлор — барабаны
Некоторые релизы
- 12/Aug/1977 — UK vinyl — Chiswick, WIK2 — Первая тысяча черных обложек с серебряным логотипом. С внутренней обложкой.
- 10/Nov/1979 — UK vinyl — Chiswick/EMI, CWK3008 — 10000 копий изданных на белом виниле, с надписью «White vinyl fever» на обложке.
- 1981 — UK vinyl — Big Beat, WIK 2 — Красная надпись «Motörhead» и «Includes inner sleeve with rare pix» на обложке. С внутренней обложкой. Выпускались чёрные, чистые и красные пластинки (16000 экземпляров)
- Big Beat так же выпускали Direct Metal Mastered LP
- 1988 — UK CD — Big Beat, CDWIK 2 — Красная надпись «Motörhead» и «Plus 5 more headbanging tracks!!!» на обложке. Содержит бонусные композиции.
- 2/Apr/2001 — UK CD — Big Beat CDWIKM2 — Красная надпись «Motörhead». Содержит бонусные композиции.[3]
- 16/Jul/2007 — UK vinyl — Devils Jukebox, DJB006LP — Копия оригинальной серебряной обложки на 180g виниле, ограниченная 666 пластинками. Первые 100 включали односторонний 12" серебряный винил с 5 бонусными треками, и постер.[4]
- 8/Oct/2007 — UK CD — Big Beat, CDHP021 — Копия оригинальной серебряной обложки на CD, ограниченная тремя тысячами экземпляров.[5]
Напишите отзыв о статье "Motörhead (альбом)"
Примечания
- ↑ instagram.com/p/6qPaEkE-qr/ Official Motörhead в Instagram - «August 21st,1977 that Motörhead the self titled album was released»
- ↑ 1 2 3 Burridge, Alan (April 1991). «Motorhead». Record Collector (140): 16–18.
- ↑ [www.acerecords.co.uk/content.php?page_id=59&release=1542 Ace Records]
- ↑ [www.lamf.biz/djb6.htm Devils Jukebox]
- ↑ [www.acerecords.co.uk/content.php?page_id=59&release=7654 Ace Records]
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Motörhead (альбом)
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
