Ади, Эндре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эндре Ади
Ady Endre
Псевдонимы:

венг. Ida

Место рождения:

Эрминдсент, Трансильвания, Австро-Венгрия

Место смерти:

Будапешт, Королевство Венгрия

Род деятельности:

поэт, журналист

Жанр:

стихотворения

Язык произведений:

венгерский

Дебют:

Стихи (венг. Versek). Дебрецен, 1899

Э́ндре А́ди (венг. Ady Endre; 22 ноября 1877, Эрминдсент, Австро-Венгрия, ныне Румыния — 27 января 1919 Будапешт, Королевство Венгрия) — венгерский поэт, публицист и общественный деятель, представлявший радикальную революционную демократию.





Биография

Родился в деревне Эрминдсент[ro] (ныне находится в румынском жудеце Сату-Маре и переименована в честь поэта). Отец Эндре Ади — обедневший трансильванский дворянин Лёринц Ади (Ady Lőrinc) — был мелким землевладельцем, мать, Мария Пастор (Pásztor Mária), происходила из семьи протестантского проповедника.

Образование Ади получал сначала в реформатской школе, которую окончил с отличием, имея только две оценки «хорошо» (по математике и древнегреческому языку), а затем — на юридическом факультете Дебреценского университета. С 1899 года работал журналистом в местной газете Debreceni Hírlap до своего переезда в Орадеа (венг. Nagyvárad, рум. Oradea).

Первый сборник Эндре Ади — «Стихи» (1899) — продемонстрировал литературные возможности поэта. В дальнейшем именно благодаря ему венгерская литереатура пережила тематическое и лексическое обновление. Гражданская лирика Ади начинает выходить на передний план в сборнике «Ещё раз» (1903) — протест против гнетущей буржуазной действительности. Ади приветствовал революционные события 1905—1907, посвятив Декабрьскому вооружённому восстанию 1905 в Москве статью «Землетрясение» (1906). Дальнейшее развитие освободительной борьбы в Венгрии накануне Первой мировой войны нашло своё отражение в лирике Ади, посвящённой призывам к революции в Венгрии (сборник «На колеснице Ильи-пророка», 1908; стихотворение «Несёмся в революцию», 1913). Первая мировая война окончательно сломила душевные силы Ади: все его знакомые с энтузиазмом выступали за агрессивную войну и вступали добровольцами в австро-венгерскую армию. Во время написания своего последнего стиха, «Приветствие победителю» (Üdvözlet a győzőnek), он уже был серьёзно болен. Ади похоронен на будапештском кладбище Керепеши. Значение Эндре Ади не ограничивается его литературным наследием. Ади был выразителем настроений радикальной венгерской интеллигенции и даже вступил в радикальную организацию «Двадцатый век» (Huszadik Század), часть членов которой принадлежала к Венгерской социал-демократической партии. Вокруг него (и в частности, журнала «Нюгат» («Запад»)) сплачивались представители всей демократической интеллигенции — от умеренных либералов-идеалистов до левых социалистов: Жигмонд Мориц, Дежё Костолани, Арпад Тот, Фридеш Каринти и даже Дёрдь Лукач.

На русский Ади переводили Леонид Мартынов, Давид Самойлов, Юнна Мориц, Олег Чухонцев, Борис Дубин, Олег Россиянов, Майя Цесарская; несколько его стихотворений (например, «Впереди доброго князя тишины»[1], венг. Jó Csönd-herceg előtt) стали песнями группы «Наутилус Помпилиус».

Сборники

  • Versek («Стихи») (1899)
  • Még egyszer («Ещё раз») (1903)
  • Új versek («Новые стихи») (1906)
  • Vér és arany («Кровь и золото») (1907)
  • Illés szekerén («На колеснице Ильи-пророка») (1909)
  • Szeretném, ha szeretnének («Хочется быть любимым») (1909—1910)
  • Minden-Titkok versei («Стихи всех тайн») (1911)
  • A Menekülő Élet («Спасающаяся жизнь») (1912)
  • A magunk szerelme («В себя влюблённо») (1913)
  • Ki látott engem? («Кто видел меня?») (1914)
  • Utolsó hajók («Последние корабли») (1915, 1923)
  • A halottak élén («Во главе мертвецов») (1918)

Книги на русском языке

  • Стихи. — М., 1958.
  • Стихи / Пер. с венг. Леонида Мартынова. — М.: Худ. лит., 1975.
  • Избранное. — Будапешт: Корвина, 1981.
  • Стихи // Иностранная литература. 1977, № 12.
  • Стихи // Иностранная литература. 2002, № 11.
  • Снова и снова коня (М. Комментарии 2004 сост. и пер. О. Россиянова)
  • Стихи, статьи и биография в альманахе // Те: Страницы одного журнала In memoriam Nyugat, 1908—1919. — М.: Водолей, 2009.mek.oszk.hu/08000/08097/

Библиография

  • Россиянов О. К. Творчество Эндре Ади. — М., 1967.
  • Ady Endre. Osszes versei, 1—2 kot. — Bdpst., 1955 (в рус. пер.: Ади Э. Стихи. — М., 1958).
  • Те: Страницы одного журнала. In memoriam Nyugat. 1908—1919. Стихи. Публицистика. / Сост. и пер. с венг. М. Цесарской. — М.: Водолей Publishers, 2009. ([magazines.russ.ru/inostran/2010/4/fa8.html Обзор])

Напишите отзыв о статье "Ади, Эндре"

Примечания

  1. [ogorods.blogspot.com/2010/02/blog-post.html «Впереди доброго князя тишины» в переводе Л. Мартынова]

Ссылки

  • [www.peoples.ru/art/literature/poetry/oldage/ady/ По следам «Князя тишины»] (Э. Ади на сайте [www.peoples.ru People’s History]).
  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Эндре Ади

Отрывок, характеризующий Ади, Эндре

– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.