Акаев, Абусуфьян Акай-Кадиевич

Акаев (Арсланбеков) Абусуфьян
Род деятельности:	ученый богослов, поэт
Место рождения:	в Нижнем Казанище Темир-хан-шуринского округа Дагестанской области
Отец:	Акай-Кади Арсланбеков

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Акаев Абусуфьян Акай-Кадиевич (1872, с. Нижнее Казанище, Дагестанская область — 1931) — учёный богослов, поэт, издатель и один из основателей первой исламской типографии в Темир-хан-Шуре.

Биография

Родился в Нижнем Казанище Темир-хан-Шуринском округе, Дагестанской области, по национальности кумык, в семье исламского поэта Акая-кади Арсланбекова (1829—1904), учился в исламском медресе сначала в Нижнем-Казанище, затем в Тарках, Нижнем Дженгутае, в Темир-хан-Шуре. Там изучал арабскую грамматику, юриспруденцию, хадис, риторику, логику и многие другие богословские и светские науки. Высшее исламское образование получил в селе Согратль, где учился 6 лет, там же сблизился с будущим основоположником печатного производства Магомед-Мирзой Мавраевым. В возрасте 28 лет написал первую свою рукописную книгу о логике «Хавлят ал усул» на арабском языке.

Общественная деятельность

В 1902 году выезжают с М-М. Мавраевым в Крым, для изучения типографского дела и устраиваются наборщиками в известную типографию Исмаила Гаспринского. В 1903 году в Бахчисарае издал первую свою печатную книгу «Сафинат ан-наджат» (Корабль спасения). В 1904 году в Порт-Петровске, выходит его книга на кумыкском языке — «Лёгкий календарь на сто лет и интересные сведения». После возврашения из Казани, посетил в городке Каргалы, под Оренбургом известного учёного Фатих-эфенди Каримова, где изучал арифметику, геометрию, и другие математические науки, а также новый метод обучения арабского языка «усул джадиде», как пишет он в своей автобиографии; «По возврашении на родину я обучил около ста детей по новому методу(„усул джадиде“), обучил ещё других преподавателей, я приложил усилия и старания для распространения новометодной системы».. В 1905 году выезжает в Стамбул, затем в Каир, там издает несколько статей в каирской газете, там же видные арабские учёные Саид Мухаммад Рашид Риза и Рафик-бег аль Азма, пишут в каирской газете статью, про Акаева А. под названием «Возрождение дагестанцев». За всю свою творческую жизнь Абусуфьян Акаев издал более 50 печатных книг на арабском, на кумыкском, на аварском и др. языках. Сотни публикаций в газетах и журналах. Некоторые изданые им книги; «Сафинат наджад», «аль-Хай а аль- Исламийа», «Хамсат-алсина» — пятиязычный словарь, «Китап жан Расул». В 1907 году Магомед-Мирза Мавраев в Темир-хан-Шуре открыл первую на Северном Кавказе исламскую типографию, где главным редактором и основным издателем становится Абусуфьян Акаев. Их совместная деятельность на благо просвещения дагестанских народов приносит им колоссальный успех не только в России, но и за рубежом. В период с 1913 по 1914 годы Акаев А. издаёт «Аджам фараид», «Янги мавлид», «Дуа маждму», «Жаграфия» (география), «Ильм-хисаб» (арифметика), «Къылыкъ китап» (этика), «Гиччи и уллу тажвид», для изучения арабского языка. Все эти книги он издал, для мактабов (школа), при мечетях, для обучения детей не только по религиозным наукам, но и светским.. Помимо родного кумыкского языка, он в совершенстве владел арабским, персидским, азербайджанским, татарским и крымско-татарским, знал и говорил по аварски, лакски, даргински, чеченски, не плохо изъяснялся и по русски. На многие эти языки он издавал словари, один из них «Суллам ан лиссан» (лестница языков). Издавал и переводы на местные языки многих классиков персидской и тюркской поэзии, исламской литературы. Из воспоминаний Абусуфьяна; «В тот период одна категория учёных выступила против нас, говоря будто создание книг на не арабском (аджам) языке является вещью запретной и недопустимой (харам), а писать стихи и тому подобное, было по их мнению, великим грехом. Тем не менее мы хладнокровно отнеслись ко всем таким словам». Он в отличие от многих ортодоксально настроенных исламских деятелей, прекрасно понимал в какое время живёт и какие чаяния у простого народа.

В годы революций и гражданской войны

Февральскую революцию 1917 года Абусуфьян Акаев, как и многое прогрессивно настроенная общественность встретил с воодушевлением, в эти годы он активно работал и внёс свой вклад в политико-общественную среду Дагестана. В апреле 1917 года по инициативе Абусуфьяна Акаева, Исмаилова Мустафа-Кади и др. в Темир-хан-Шуре, был создан исламский комитет «Джамиятуль исламия» («общество исламистов»). Программа комитета- возрождение ислама и решение проблем мусульман, мирным без гражданской войны методами. В сентябре 1917 года он один из создателей и активный член религиозного и общественно- политического; «Милли комитета» («национальный комитет»). В 1918 году его симпатии на стороне социалистов и большевиков, так в газете «Ишчи халкъ» («трудовой народ») он пишет статьи с разъяснениями пролетариату, кто такие социалисты, призывал народ поддержать большевиков в их стремлении избавить трудовой народ от тяжёлого гнёта беков и богатых. В его доме в Нижнем Казанище проходили подпольные заседания областного комитета партии большевиков во главе с У.Буйнакским, Дж. Коркмасовым, и не раз, он скрывал их и других подпольшиков от преследований контрреволюционеров, главным из которых был старшина села, помещик Джалав Тонаев. В октябре 1918 году в Темир-хан-Шуре Абусуфьян был арестован и по приказу князя Нух-Бека Тарковского, он находился под стражей, при штабе диктатора Дагестана. Когда установилась Советская власть в Дагестане, он продолжал верить, что большевики, которые неустанно боролись за свободу и счастье народа, создадут самое демократическое государство, в мае 1920 года на траурном митинге, посвящённым похоронам жертв борьбы; У.Буйнакскому, М.Дахадаеву, С.Казбекову, Г.Саидову выступил с речью; «Вы ушли из этого мира, не увидев того, к чему стремились, но народ этого уже достиг…». Позже в своих воспоминаниях в 1925 году, он излагает; «Мы, учёные-арабисты, в том числе и я в своё время, в 1918 году, присоединились к социалистам, пологая, что они будут и в дальнейшем проводить политику свободы религии и шариата. А когда поняли, что это не так, то отошли. Я никогда против религии и шариата не был и не буду».

В первые годы Советской власти

Поняв, что со стороны большевиков идёт сильная агитация среди народа направленная против ислама, шариата, мусульманского духовенства, Абусуфьян Акаев с другими религиозными авторитетами в 1924 году создаёт «Дини комитет» («религиозный комитет»), как противостояние методам влияния большевиков на население. В этот период он и его единомышленники часто, иногда тайно проводят собрания, для выработки тактики борьбы в этом противостоянии двух идеологий. В 1927-1929 годах со стороны Советской власти начались повальные аресты представителей мусульманского духовенства, везде закрывались мечети, медресе, и другие очаги религии, многих расстреливали или отправляли в Сибирь, без суда и следствия. Всё это его сильно возмущало, его выступления против властей нарастали, он очень сожалел, что в своё время помогал большевикам и способствовал им в становлении и укреплении советской власти в Дагестане. В июне 1929 года он и многие его соратники были арестованы.

Литература

• Литературное и научное наследие Абусуфьяна Акаева: Сборник статей и материалов. — Махачкала: Ин-т истории, языка и литературы им. Г. Цадасы, 1992. — 175 с.
• Алиева Ш. А. Поэтическое наследие Абусуфьяна Акаева (Жанровое и художественное многообразие): Дис. … канд. филол. наук. — Махачкала, 2006. — 160 с.
• Наследие, возвращенное народу: Материалы о жизни и творчестве репрессированных поэтов и писателей Дагестана. — Махачкала: Ин-т истории, языка и литературы им. Г. Цадасы, 1990.
• Абдуллаев М. А. Мыслители Дагестана: Досоветский период. — Махачкала: Эпоха, 2007.

Отрывок, характеризующий Акаев, Абусуфьян Акай-Кадиевич

Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.