Альберто III Пио
| Альберто III Пио | |
| итал. Alberto III Pio | |
 Альберто III Пио, портрет из Лондонской Национальной галереи приписываемый Бернардино Лоши | |
| Род деятельности: |
государственный деятель, дипломат |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Альберто III Пио (итал. Alberto III Pio; 23 июля 1475, Карпи — январь 1531, Париж)[1] — князь Карпи, итальянский правитель эпохи Ренессанса. Увлекался идеями гуманизма и был близким другом пап из рода Медичи.
Биография
Альберто родился в Карпи в 1475 году всего за 2 года до смерти своего отца. Он воспитывался своим дядей по отцовской линии Марко и дядей по материнской линии гуманистом Джованни Пико делла Мирандолой. Они руководили его образованием и наняли учителем Альда Мануция, основавшего впоследствии в Венеции знаменитый издательский дом Альда, который финансировал Альберто.
Альберто учился сначала в Ферраре, где он посещал лекции Пьетро Помпонацци и сдружился с Пьетро Бембо и Лодовико Ариосто, а затем в Падуе.
Большая часть его карьеры была посвящена дипломатической службе, сначала в качестве представителя Гонзага при французском дворе, а затем на службе короля Людовика XII. В 1508 году он был одним из участников переговоров Лиги Камбре, а в январе 1510 года стал послом Максимилиана I при папском дворе. Но в 1520 году, с восшествием на престол Карла V, допустил фатальную ошибку, перейдя на службу к королю Франции Франциску I.
Альберто был близким другом папы Льва X и известен тем, что содействовал избранию Джулио Медичи на папский престол под именем Климента VII. Он помог заключить брачный договор между Климентом и Франциском I, который был опубликован 5 января 1525 года и предполагал заключение брака между Катериной Медичи, племянницей Климента, и вторым сыном Франциска Генрихом II. Этот дипломатический успех имел свои последствия. Мендоса, представитель Карла V в Риме, описывал Альберто так: «Карпи дьявол, он знает всё и во всё вовлечен; Императору нужно или победить его, или устранить»[2]. Последнее осуществилось в судьбе Альберто, поскольку, после того как союз папы с Франциском стал достоянием гласности, Карл, как говорят, был просто взбешён. Вскоре после этого, 24 февраля 1525 года, войска Карла разбили и захватили в плен Франциска в битве при Павии, а 8 дней спустя его же войска заняли Карпи и отстранили Альберто от власти.
Альберто бежал в Рим и попытался потребовать возвращения своих земель, но безуспешно. В конце концов Карл передал их герцогу Альфонсо I из Феррары в 1530 году. Когда войска Карла грабили Рим в мае 1527 года, Альберто вместе с Климентом VII искал спасения в Замке Святого Ангела. Затем он бежал во Францию, где был тепло принят и где оставался вплоть до своей смерти в январе 1531 года.
Альберто был защитником Церкви с самого начала дискуссий о её реформировании, развёрнутых на Пятом Латеранском Соборе в декабре 1513 года, задолго до публикации 95 тезисов Лютера в 1517 году. С 1525 года он был вовлечён в продолжительный диспут с Эразмом, который длился до конца его дней и завершился публикацией спустя два месяца после смерти его XXIII Libri[3].
Напишите отзыв о статье "Альберто III Пио"
Примечания
- ↑ Хронология жизни Альберто III Пио дана по следующим источникам: Hans Semper, F.O. Schulze, & W. Barth, Carpi. Ein Furstensitz der Renaissance (Dresden 1882), pp. 2-18; Myron P. Gilmore, «Erasmus and Alberto Pio, Prince of Carpi» in T.K. Rabb, J.E. Seigel (eds.), Action and Conviction in Early Modern Europe (Princeton 1969), pp. 299—310; and M. P. Gilmore, «Italian Reactions to Erasmian Humanism» in H. A. Oberman & T. A. Brady Jr.(eds.), Itinerarium Italicum (Leiden 1975), pp. 70-72.
- ↑ Ludwig Pastor, The History of the Popes (London 1923), v. IX, p. 241.
- ↑ The full title of the XXIII Libri is Alberti Pii Carporium illustrissimi et viri longe doctissimi praeter prefationem et operis concusionem tres et viginti libri in locos lucubrationum variarum D. Erasmi Roterdami quos censet ab eo recognoscendos et retractandos.
Отрывок, характеризующий Альберто III Пио
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
