Роган, Анри де
| Анри де Роган | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: |
28 февраля 1638 (58 лет) |
Герцог Анри II де Роган (фр. Henri II de Rohan; 25 августа 1579 — 28 февраля 1638) — первый герцог Роган, возглавлявший французских протестантов (гугенотов) при Людовике XIII.
После восшествия Генриха IV Наваррского на французский престол традиционные лидеры гугенотов из числа Бурбонов и Конде перешли в католичество. Верность кальвинизму сохранили только Роганы — следующие за Бурбонами в линии наследования наваррского престола. Многие гугеноты видели своего лидера в юных братьях Роганах — Анри и его младшем брате Бенжамене. После ранней смерти отца, принца Рене де Рогана, воспитанием мальчиков занималась мать, ревностная кальвинистка Катрин де Партене.
Генрих IV пытался привязать Роганов (своих троюродных братьев по материнской линии) ко французскому двору. С 16 лет они находились в Париже, в 24 года Анри был пожалован герцогским титулом и назначен главнокомандующим швейцарцами, в 1605 году — женился на дочери всемогущего Сюлли. Он много путешествовал по протестантским владениям Стюартов и при крещении Карла Стюарта выступал в качестве крёстного отца.
После убийства Генриха IV герцог Роган стал главой гугенотов уже не на словах, а на деле. Он активно отстаивал их интересы при дворе, стараясь выступать посредником между гугенотами и правительством Марии Медичи, отличился на полях сражений в Лотарингии, а ещё при жизни своего царственного тёзки — при взятии Юлиха (1610). 
Когда началось возвращение католической церкви секуляризированных гугенотскими правителями владений, Роган убеждал своих единоверцев взяться за оружие (1621), но в 1622 году подчинился двору, получив маршальский жезл (договор в Монпелье). Ещё меньше успеха имел он в восстании гугенотов против Ришелье (1625—1629), центральным событием которого была осада его брата Бенжамена в Ла-Рошели.
После подавления гугенотских выступлений Роган бежал в Венецию, предполагая создать на Кипре убежище для всех преследуемых протестантов, о чём вел деятельные переговоры с османским султаном. Осознав несбыточность этого прожекта, Роган в 1633 году включился в Тридцатилетнюю войну. Приняв начальство над французскими отрядами в Швейцарии, он изгнал испанцев и австрийцев из Вальтелины, а в 1636 году победил испанцев при озере Комо.
В 1637 году граубюнденцы восстали против французского владычества, но неприязнь наперсника Ришелье, отца Жозефа, лишила Рогана всякой поддержки. Отозванный за самовольное заключение невыгодного договора (1637), герцог удалился в лагерь герцога Саксен-Веймарского, и в 1638 году в битве при Рейнфельдене получил смертельную рану. Дочь его через несколько лет вышла замуж за аквитанского дворянина Анри де Шабо, который с дозволения короля унаследовал все титулы и владения покойного тестя.
Сочинения
Анри де Роган оставил мемуары:
- «Mémoires sur les choses advenues en France depuis la mort de Henri IV jusqu’à la paix au mois de juin 1629» (Париж, 1630; 8 изд., Амстердам, 1756),
- «Mémoires et lettres sur la guerre de la Valteline» (Женева и Париж, 1758; [books.google.fr/books?id=GoVBAAAAcAAJ том 1], [books.google.fr/books?id=PoVzm1SfwyMC т. 2], [books.google.fr/books?id=HXP0AAHZVd0C т. 3]) и др.
Напишите отзыв о статье "Роган, Анри де"
Ссылки
- Роган, Генрих // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Роган, Анри де
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
