Аптекер, Герберт

Герберт Аптекер
Herbert Aptheker
Дата рождения:	31 июля 1915(1915-07-31)
Место рождения:	Бруклин, Нью-Йорк, США
Дата смерти:	17 марта 2003(2003-03-17) (87 лет)
Место смерти:	Маунтин-Вью,Калифорния, США
Научная сфера:	история

Ге́рберт А́птекер (англ. Herbert Aptheker, 31 июля 1915 — 17 марта 2003) — американский историк-марксист, политический активист и публицист. Член Коммунистической партии США. В течение ряда лет являлся преподавателем истории в Школе социальных наук имени Джефферсона. Директор Американского института марксистских исследований (с 1964 года). Основные работы Аптекера посвящены истории афроамериканцев. Аптекеру принадлежат также публицистические работы, разоблачающие реакционную сущность современных буржуазных исторических концепций и расистских взглядов на историю США. Идеологизированные исторические труды Аптекера служили в 1950-70-х одним из основных источников представлений советских читателей об истории США и жизни американского общества.

Биография

Аптекер родился в Бруклине (Нью-Йорк) в еврейской семье успешного бизнесмена Бенджамина Аптекера и Ребекки Комар-Аптекер. Он был младшим из пяти детей в этой семье. В 1932 году, когда ему было 16, он вместе со своим отцом отправился в деловую поездку в Алабаму. Там он столкнулся с угнетением афроамериканцев и был потрясен увиденным. По возвращении в Бруклин он пишет статью для его школьной газеты «Тёмная сторона Юга» («Dark Side Of The South»).

В 1936 году окончил Колумбийский университет. Получив степень бакалавра в области геологии в Колумбийском университете, Герберт поступил в 1935 году на аспирантуру в области американской истории, планируя — под влиянием Уильяма Эдуарда Бёркхардта Дюбуа, которого считал своим наставником, — заняться историей рабства и сопротивления ему. Его магистерская диссертация (1937) была посвящена крупному восстанию рабов под предводительством Ната Тёрнера в 1831 году, за ней последовали более общие исследования по борьбе с рабством, в том числе статья «Slave Maroons» в журнале «Негритянская история», две статьи в журнале «Марксистские общественные науки» и докторская диссертация, впоследствии опубликованная под названием «Бунты американских негров-рабов» (American Negro Slave Revolts; Columbia University Press, 1943) и ставшая классической монографией по теме, а также 7-томная «Документальная история негритянского народа» (Documentary History of the Negro People).

Аптекер сотрудничал в профсоюзе работников пищевой и табачной промышленности, а также был секретарём комитета за упразднение пеонажа. В 1939 году он вступил в Коммунистичесую партию США, которая, по его мнению, занимала передовые позиции в борьбе за полное экономическое, социальное и политическое равноправия афроамериканцев. В ходе Второй мировой войны, он вступил в армию, приняв участие в операции «Оверлорд» и освобождении Франции. В артиллерийских войсках дослужился до звания майора, которого был лишён за «коммунистическую деятельность» в декабре 1950 года. После демобилизации занялся исследовательской работой.

В 1943 году получил ученую степень доктора. В 1948—1959 годах был главным редактором прогрессивного издания «Мэссмер энд мейнстрим», в 1957—1963 годах — главным редактором теоретического органа Компартии США, журнала «Политические известия» (Political Affairs, «Политикал Афферс»).

В годы маккартизма Герберт Аптекер как коммунист был внесён в «чёрные списки» и на протяжении более чем десятилетия был отстранён от преподавания в университете.

В 1964 году Аптекер возглавил Американский институт марксистских исследований, созданный в Нью-Йорке с целью поощрения марксистского радикального образования в Соединённых Штатах и оказании помощи в организации дискуссий о марксистском мышлении, проведении диалога между марксистами и немарксистами, учёными и писателями. Институт под руководством Г. Аптекера систематически проводил теоретические симпозиумы по различным проблемам: «Марксизм и отчуждение», «Марксизм и демократия», «Антикоммунизм и исторические исследования в США» и др.

Аптекер был членом Национального комитета КП США с 1957 по 1991 год. В 1966 году он выдвигался в Палату представителей от 12-го округа в штате Нью-Йорк как кандидат от Партии мира и свободы, получив 3562 голоса.

В конце 1960-х годов Герберт Аптекер, резкий противник войны во Вьетнаме, ездил с лекциями по США, выступая в колледжах и университетах в поддержку освободительной борьбы вьетнамских крестьян и рабочих, проводя параллели с афроамериканским сопротивлением. В 1966 году он посетил Вьетнам и был одним из первых учёных, осудивших Вьетнамскую войну.

Научная деятельность

Аптекер отмечал гуманистическую трактовку прав человека, содержащуюся в Декларации независимости и первых конституциях штатов, концепцию народного суверенитета и право на революцию (по Руссо и Пейну). В статье «Американская революция и право на революцию» он впервые в исторической литературе обосновывает: «идея права на революцию заключена не только в Декларации независимости, но и в ряде первых конституций штатов».

«Идея принятия писаной конституции, включающей перечень полномочий правительства, логически вытекала из революции», — отмечает Герберт Аптекер. Он оценивает противоречивый характер отношения Конституции США к предшествовавшей революционной идеологии. С одной стороны — воплотившаяся в ней доктрина договорного образования правительства и чёткого определения границ влияния и прерогатив государственного аппарата представляет отрицание произвола власти, характерного для феодально-абсолютистких обществ. Принятие конституции поэтому означало «реализацию политических принципов Века Разума». Но, с другой стороны, отказ от «Статей конфедерации» 1781 года, первоначального зыбкого договорного соглашения между 13 штатами в пользу Конституции, отразил «частичное поражение» левого, демократического крыла революции и победу её умеренных деятелей.

Среди работ Аптекера важное место занимает «История американского народа. Колониальная эра», являющаяся первым собранием документов по истории негров США.

Аптекер дважды (в 1939 и 1969 году) получал награды от Ассоциации по изучению жизни и истории негров (в настоящее время Ассоциация по изучению афроамериканской жизни и истории).

Выход в свет двух первых томов двенадцатитомника «История американского народа» Герберта Аптекера явился важным событием в литературной и политической жизни Соединенных Штатов. В основу этого труда положены принципы марксизма-ленинизма, является выдающимся событием в культурной жизни США. Это исследование, которое будет состоять из двенадцати томов, охватит всю американскую историю. Опубликованный первый том называется «Колониальная эра». В первом томе своего исторического исследования — Аптекер рассматривает целый комплекс проблем американской истории. Он описывает процесс развития американского народа, закладывание основ республики, что приводит читателей непосредственно к началу революционной эпохи — основному предмету исследования второго тома серии. «Американская революция» представляет собой второй том задуманного многотомного труда по истории народа Соединенных Штатов Америки. Аптекер дает блестящий анализ Американской революции и всесторонне обоснованный ответ на вопрос о том, каким образом великая и могущественная Англия потерпела решительное поражение от гораздо более бедных и менее развитых колоний.

Последующее влияние на общественные науки

В своих трудах Аптекер следовал целям революционной борьбы за социалистическое преобразование мира. Вклад Аптекера в марксистские исследования способствовал тому, что актуальность марксизма на современном этапе отнюдь не утрачена, причём марксизм интересен не только политически ангажированным коммунистам, но и широкому кругу читателей. А изучение истории американского народа, проблем негритянского народа повлияли на то, что в современном мире продолжаются изучение проблем расового угнетения и борьба с чёрным рабством во всем мире.

Личная жизнь

Жена Аптекера, Фэй, была профсоюзным организатором. Их дочь Беттина Аптекер — ныне профессор феминистских исследований в университете Калифорнии, Санта-Крус, и активистка ЛГБТ-движения. Беттина была в числе основателей коммунистической молодёжной организации «Клубы Дюбуа»; в числе её друзей детства — Анджела Дэвис. В своих мемуарах Беттина Аптекер утверждает, что она была растлена её отцом в возрасте от 4 до 13 лет. Впрочем, на этот счёт существуют серьёзные возражения, поскольку обвинения основаны на репрессии и диссоциации воспоминаний. Например, Марк Розенцвейг пишет: «Правда о Герберте и Беттине является недоступной для нас».

Книги Аптекера

Труды Аптекера, переведённые на русский язык:

• Лауреаты империализма: Монополистический капитал переписывает историю Америки. — М, 1955.
• «История американского народа». Колониальная эра. — М., 1961.
• «История американского народа». Американская революция. — М., 1962.
• «Американский негр сегодня» (1963)
• «Внешняя политика США и „холодная война“» (1963)
• «История Афро-американцев в современную эпоху». — М., 1975. [www.r-kniga.ru/book_3646940.html]
• «О природе демократии, свободы и революции». — М., 1970.

Литература

О нём

• Кристофер Фелпс. [chronicle.com/free/v53/i07/07b01201.htm «Герберт Аптекер: Противоречия истории»]

См. также

• Говард Зинн
• Уильям Дюбуа

Ссылки

• [www.spartacus.schoolnet.co.uk/HISaptheker.htm Herbert Aptheker ]
• [chronicle.com/article/Herbert-Aptheker-the/19897 Herbert Aptheker: the Contradictions of History]

Отрывок, характеризующий Аптекер, Герберт

– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.