Архиепархия Кашела и Эмли

Архиепархия Кашела и Эмли
лат. Archidioecesis Casheliensis et Emeliensis ирл. Ard-Deoise Chaisil agus Imligh
Церковная провинция и архиепархия Кашела и Эмли на карте Ирландии
Латинский обряд
Главный город	Тёрлс
Страна	Ирландия
Дата основания	1111 год
Кафедральный собор	Вознесения Пресвятой Девы Марии
Епархии-суффраганы	Керри, Киллало, Клойна, Корка и Росса, Лимерика, Уотерфорда и Лисмора
Приходов	46
Иерарх	Киран О’Рейли
Площадь епархии	3082 км²
Население епархии	83 710 чел.
Число католиков	82 118 чел.
Доля католиков	98,1 %
Официальный сайт	[www.cashel-emly.ie hel-emly.ie]

Архиепархия Ка́шела и Э́мли (лат. Archidioecesis Casheliensis et Emeliensis, ирл. Ard-Deoise Chaisil agus Imligh) — архидиоцез и церковная провинция Римско-католической церкви в Ирландии. Диоцезы Кашела и Эмли были основаны в 1111 году. Церковная провинция Кашела существовала с 1152 года. С 1718 года архиепископы Кашела являлись одновременно апостольскими администраторами Эмли. В 2015 году была учреждена церковная провинция Кашела и Эмли.

В настоящее время (последние данные представлены в 2013 году) площадь архидиоцеза составляет 3 082 км² с населением в 83 710 человек, из которых 82 118 человек исповедуют католицизм и являются членами Римско-католической церкви. Клир епархии включает 139 священников (86 епархиальных и 53 монашествующих), 69 монахов и 127 монахинь.

С 2014 года епархией управляет архиепископ Киран О’Рейли. Епархиальное управление находится в Архиепископском доме в городе Тёрлс, графство Северный Типперэри.

Территория

В юрисдикцию архиепархии входит 46 приходов на территории части графства Лимерик и большей части графства Типперэри в провинции Манстер, в Ирландии. Все приходы разделены на восемь деканатов: Баллингарри, Кашел, Фетхард, Галбалли, Хоспитал, Марро, Тёрлс, Типперэри.

В состав церковной провинции Кашела и Эмли входят шесть викарных диоцезов: епархия Керри, епархия Киллало, епархия Клойна, епархия Корка и Росса, епархия Лимерика, епархия Уотерфорда и Лисмора. Территория митрополии полностью совпадает с границами провинции Манстер.

Кафедра архиепископа находится в церкви Вознесения Пресвятой Девы Марии в городе Тёрлс.

История

Ранний период

Появление христианства на территории архидиоцеза относят к V веку и связывают с именами святых Эльве и Патрика. По преданию, святой Эльве проповедовал в Эмли ещё до миссии просветителя Ирландии. Он был хиротонисан в епископы римским папой и около 431 года основал здесь аббатство, ставшее важным духовным и просветительским центром в Манстере. Ныне святой Эльве является покровителем архиепархии Кашела и Эмли. Некоторые его преемники, будучи аббатами, также возводились в епископы. Согласно другому преданию, святой Эльве был учеником и другом святого Патрика.

Святой Патрик крестил Энгуса, короля Манстера около 450 года, однако нигде не говорится о том, что он основал кафедру в Кашеле — столице королевства. Первые документальные свидетельства о епископе Кашела относятся к 1101 году, когда Муйрхертах Уа Бриайн, король Манстера, передал крепость Кашел и прилегающие земли в дар «благородному епископу» О’Дунану. Вероятно, епархия имела более древнее происхождение. Значение местной церкви росло с усилением династии Эоганахтов. По преданию, вторжения язычников-викингов привели здесь к временному объединению королевской и епископской власти. Среди королей-епископов Кашела особого внимания заслуживает святой Кормак (ум. 903), сочетавший монашеский образ жизни с мудрым и мирным правлением. В некоторых источниках говорится о том, что святой Кормак был только королём Кашела и епископом какого-то другого города.

До-реформационный период

Несмотря на то, что в обеих центрах христианства на юге Ирландии уже были епископы, кафедры в них получили утверждение только в 1111 году на соборе в Рэтбрессиле. В том же году первым епископом официально возглавившим кафедру Эмли стал Диармайт Уа Флайнн Кхуа (ум. 1114), бывший аббат монастыря в Эмли.

В 1127 году Кормак, король Десмонда построил храм рядом со своим дворцом на скале в Кашеле, ныне известный как капелла Кормака. Храм был освящён в 1134 году, когда здесь состоялся первый собор. В 1152 году на соборе в Келлсе епархия Кашела была возведена в ранг архиепархии и стала центром церковной провинции на юге Ирландии, в которую также вошла епархия Эмли. Первым архиепископом Кашела стал Донат O’Лонарган (ум. 1158), который на соборе получил паллиум из рук кардинала Джованни Папарони, легата римского папы Евгения III.

В 1169 году близ капеллы Кормака в Кашеле был возведён собор в честь Господа Бога и святого Патрика. Он был построен Домналлом О’Брайеном, королём Манстера и освящён при архиепископе Домналле О’Хулликане (1158 — 1182). В 1172 году здесь состоялся второй собор в Кашеле, в заседаниях которого приняли участие почти все местные архиереи. Собор был созван по инициативе Генриха II, короля Англии, и способствовал продвижению григорианской церковной реформы в Ирландии.

Основными проводниками григорианской реформы в церковной провинции Кашела были монашеские ордена. В XIII — XIV веках среди архиереев, занимавших кафедры Кашела и Эмли, большая часть принадлежала к двум орденам — цистерцианцев и францисканцев . В управлении своими епархиями они часто сталкивались с вмешательством светской власти. Возникший в XV веке кризис в церковной жизни спровоцировал внутреннюю церковную реформу, но этот процесс был прерван начавшейся в XVI веке Реформацией.

Пост-реформационный период

С началом Реформации в XVI веке начался период гонений на местных католиков, продлившийся до XVIII века. Это время в истории кафедр Кашела и Эмли, часто остававшихся вакантными, отмечено подвигом многих мучеников и исповедников. Мориц Фицджеральд (ум. 1524), последний до-реформационный архиерей на кафедре Кашела, был арестован и умер в заключении. Его преемник, Эдмунд Батлер (ум. 1551) подписал акт о супрематии, разорвав отношения со Святым Престолом.

После архиепископа Роланда Барона (ум. 1561), возведённого на кафедру при королеве Марии I, католические архиепископы Кашела пребывали в изгнании. Тех же из них, кто осмеливался тайно служить на территории своего архидеоцеза, светские власти выявляли и убивали. Так при королеве Елизавете I был подвергнут жестоким пыткам и повешен блаженный архиепископ Дермод О’Хёрли (1530 — 1584). Часто католические аббатства уничтожались вместе с их насельниками. В 1570 году были вырезаны монахи в аббатстве Мур в Галбалли.

В XVII веке гонения на католиков на территории архиепархии и епархии были не менее кровавыми. В 1645 году протестанты убили более тысячи католиков во время резни в Кашеле. В это время были замучены блаженные доминиканец Теренс Альберт О’Брайен (1600 — 1651), последний епископ Эмли, и священник-францисканец Джон Керни (1618 — 1653), уроженец Кашела. В 1611 году архиепископ Кашела Дэвид Керни (ум. 1624) был одним из двух архиереев на всю Ирландию. Он умер в изгнании в Риме. Однако гонения не смогли снизить численность католиков среди местного населения. 10 мая 1718 года епархия Эмли была поставлена в ведение архиепископов Кашела, которые с того времени являлись также апостольскими администраторами Эмли. После спада гонений во второй половине XVIII века архиепископ Джеймс Батлер (ум. 1791) перенёс кафедру из Кашела в Тёрлс. Несмотря на массовую эмиграцию местного населения, с конца XVIII и весь XIX век на территории архиепархии велось строительство благотворительных и образовательных учреждений. Собор в Тёрлсе, который прошёл в капелле при колледже святого Патрика с 22 августа по 9 сентября 1850 года, стал первым поместным собором католической церкви в Ирландии после прекращения гонений.

При архиепископе Патрике Лихи (1806 — 1875) в 1865 году началось строительство кафедрального собора по проекту архитектора Джеймса Джозефа Маккартни. 21 июня 1879 года храм был освящён архиепископом Томасом Ульямом Кроуком (1824 — 1902) в честь Вознесения Пресвятой Девы Марии. В XIX — первой половине XX века многие священники и монашествующие из архиепархии служили на миссиях в Африке и Азии.

Современный период

В конце XX — начале XXI века против нескольких клириков архидиоцеза были выдвинуты обвинения в насилии над несовершеннолетними. К 2013 году насчитывалось 19 подобных обвинений против 13 священников, служивших в архиепархии с 1975 по 1999 год, из которых шестеро к тому времени умерли и семеро продолжали служение; из них шестеро обвинялись в сексуальном насилии в отношении одного лица. Из семерых пятеро священнослужителей были оправданы, двое, подозрения в отношении которых хотя и не были доказаны, но все же возникли, были немедленно удалены от служения архиепископом Дермотом Клиффордом (род. 1939).

В докладе Национальной службы по охране детства в католической церкви в Ирландии говорилось о незначительном числе обвинений подобного рода в архиепархии по сравнению с другими диоцезами. Тем не менее покойный архиепископ Томас Моррис (ум. 1997) не избежал обвинения в том, что рукоположил обвиняемого в педофилии священника, зная о его предпочтениях. В 2006 году жертвы педофила в США подали иск в суд штата Калифорния, требуя от архиепархии Кашела и Эмли компенсации за моральный ущерб. Однако все обвинения суд признал бездоказательными и иск отклонил.

22 ноября 2014 года римский папа Франциск назначил Кирана О’Рейли, епископа Киллало следующим архиепископом Кашела и апостольским администратором Эмли, отправив архиепископа Дермота Клиффорда на покой. Новый архиепископ взошёл на кафедру 8 февраля 2015 года. 26 января 2015 года тот же папа объединил архиепархию Кашела и епархию Эмли в архиепархию Кашела и Эмли. Церковная провинция Кашела стала именоваться церковной провинцией Кашела и Эмли. Таким образом, архиепископ Киран О’Рейли стал первым митрополитом новой церковной провинции.

Ординарии епархии

Последний епископ Эмли, Теренс Альберт О’Брайен был 38-м архиереем на кафедре. Предпоследний архиепископ Кашела, Дермот Клиффорд был 54-м, а его преемник 55-м архиереем на кафедре. В настоящее время римско-католическую кафедру Кашела и Эмли возглавляет 1-й архиепископ.

Литература

• Moody Th. W., Martin F. X., Byrne F. J. [books.google.ru/books?id=DephngEACAAJ&dq=editions:-5skQF-qDvAC&hl=ru&sa=X&ei=40xHVazwE6HMyAPxp4CwBQ&ved=0CC0Q6AEwAw A New History of Ireland: Maps, genealogies, lists: a companion to Irish history] : [англ.]. — Oxford, England : Clarendon Press, 1976. — P. 252–253, 297–298, 361, 416–417. — 736 p. — (A New History of Ireland). — ISBN 978-0-19-821739-8.</span>

Ссылки

• James J. Ryan. [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/Cashel Cashel]. Catholic Encyclopedia. — Статья Джеймса Дж. Райана «Кашел» в Католической энциклопедии за 1913 год. Проверено 4 мая 2015.  (англ.)
• [catholicsaints.info/archdiocese-of-cashel-emly-ireland/ Archdiocese of Cashel-Emly, Ireland]. Сatholic Saints. — Статья «Архиепархия Кашела и Эмли» на сайте Сatholic Saints. Проверено 4 мая 2015.  (англ.)

Отрывок, характеризующий Архиепархия Кашела и Эмли

Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.