Корейская архитектура

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Архитектура Кореи»)
Перейти к: навигация, поиск

Корейская архитектура — совокупность всех строений и сооружений, построенных на территории Корейского полуострова, начиная с древнейших времён и до наших дней, которые, как правило, выдержаны в традиционном для корейской культуры стиле.





Введение

Здания обычно строятся на каменном основании и увенчиваются изогнутой крышей с черепицей, держащиеся на кронштейнах и поддерживающиеся столбами. Стены сделаны из земли (наносно-глинистые стены), или, иногда, полностью состоят из подвижных деревянных дверей. Расстояние между двумя столбами — около 3,7 м, здания спроектированы так, чтобы всегда было пространство между «внутренней» и «наружной» частями дома.

Консольная, или скобочная структура — специфический архитектурный элемент, оформлявшаяся различными способами на протяжении долгого времени. Если простые кронштейны уже использовалась в период существования государства Когурё (37-668 годы), то во дворцах Пхеньяна, например, использовалась изогнутая версия (кронштейны размещались только на капителях колонн здания), которая была разработана в период династии Корё (918-1392 годы). Ярким примером можно назвать зал Амита храма Пхусок в Андонъе. Позднее, начиная с середины династии Корё и ещё до начала династии Чосон, под влиянием монгольской династии Юань (1279-1368 годы), была разработана сложная консольная система, в которой кронштейны также были размещены на поперечных горизонтальных балках. Намдэмун в Сеуле — национальное достояние Кореи, является, возможно, самым известным примером строений с такой структурой.

В середине Чосонской эпохи появились кронштейны в форме крыльев (один из примеров — зал Ённёнджон, «зал вечного покоя», Чонмё в Сеуле), которые хорошо подходили для слабой экономики полуострова в учловиях постоянных вторжений. Только в таких важных зданиях как дворцы, а иногда и храмы, например, Тхонъдоса, по-прежнему использовали многокластерные скобы. Корейское конфуцианство также привело к более умеренным и простым решениям в архитектуре.

История архитектуры

Первобытное время

Первые обитатели Корейского полуострова, жившие в доисторической Корее, использовали в качестве жилья пещеры, каменные заслоны от ветра и переносные ночлежки. Находки переносных ночлежек датируются 30 000 лет до н. э., обнаруженные на участке Сокчанъ-ри в провинции Чхунчхон-Намдо[1]. Более ранние примеры архитектуры ямочных домов относятся к керамической эпохи Чыльмун[1].

Бревенчатые дома были построены посредством горизонтального наложения одного бревна на вершину другого. Промежутки между брёвнами замазывали глиной, чтобы не было сквозняка. Подобного рода дома до сих пор существуют в горных районах провинции Канвондо в Южной Корее[2].

Раскопанные дома, которые, возможно, появились в южных регионах, как считается, были построены в качестве складов для того, чтобы уберечь зерно от животных и хранить его в отличном состоянии. Этот стиль архитектуры сохранился в виде двухэтажных укрытий и наблюдательных постов в садах в сельской местности[2].

В керамическую эпоху Мумун здания были жилыми ямами со стенами-мазанками или кровельными крышами[1]. Фальшпол впервые появился на Корейском полуострове в середине эпохи Мумун (850—550 годы до н. э.)[1].

Мегалиты, иногда называемые дольменами, использовались как погребальные сооружения для очень важных и знатных людей керамической эпохи Мумун (1500—300 годы до н. э.). Они были обнаружены в большом количестве и, вместе с каменными гробницами, являются главными примерами погребальной архитектуры эпохи Мумун. Существует три типа мегалитов: 1) южный тип (низкие, зачастую это просто плита для поддержания камней), 2) северный тип (большие мегалиты, напоминают столбы), 3) верхний тип (облицовочный, без поддержки камней). Распространение дольменов могло бы подразумевать некое отношение к мегалитическим культурам по всему миру.

Период Ранних корейских государств (примерно 1-2 столетие до н. э. — 3-4 столетия н. э.)

Археологическое свидетельство наличия онодоля — напольной системы обогрева дома, было найдено в сохранившихся архитектурных объектах, датируемых начальным периодом Ранних корейских государств[1].

По данным китайских текстов Сань-го чжи, существовало три типа корейского жилища в этот период: землянка, бревенчатый дом, или сруб и надземные дома. Однако идентифицировать удаётся только остатки землянок. Землянки состояли из ямы, глубиной 20-150 см и пролётного строения из травы и глины, поддерживаемое треугольной деревянной структурой, защищающей от ветра и дождя. Землянки в неолите имели круглую или овальную яму около 5-6 м в диаметре с очагом в центре. Большинство ранних землянок размещались на холмах. После того, как эти жилища стали строится рядом с реками, ямы приобрели прямоугольную форму, а также стали крупными и с двумя раздельными очагами[2]. В 108 году до н. э., после падения королевства Кочосон, было установлено китайское правление. Правительственные здания этого периода были построены из дерева, кирпича и кровли с черепицей, имеющая особенности китайского строения. Китайская архитектура повлияла на корейскую.

Эпоха трёх корейских государств (примерно 3-4 столетие — 668 год)

Общая архитектура

В эпоху трёх корейских государств некоторые люди жили в землянках, в то время как другие жили в домах с фальшполом. Например, в поселении Хансонъ-пэкче района Сонъдонъ-ри в провинции Кёнгидо были только землянки, а в поселении Силла района Сиджи-донъ в Великом Тэгу все дома были с фальшполом.

Архитектура крепостей

Когурё — самое крупное из трёх корейских государств, известно за свои горные крепости, которые строились на наклонной поверхности. Одна из хорошо сохранившихся крепостей государства Когурё — крепость Пэгам (백암, 白巖), была построена ещё до VI столетия на территории нынешней юго-западной Маньчжурии. Один китайский историк подметил, что люди государства Когурё любят строить великолепные дворцы. Узорчатая черепица и декоративные скобочные системы были использованы во многих дворцах Пхеньяна, а также в других городах-крепостях, которые находились на территории современной Маньчжурии.

Религиозная архитектура

Строительство буддистских храмов было воспринято с энтузиазмом после распространения буддизма в 372 году из Северного Китая. Серия раскопок, проведённых в 1936-1938 годах, позволила обнаружить места с несколькими крупными храмами около Пхеньяна, а также в районах Чхонгам-ри, Воно-ри и Санго-ри. Раскопки дали понять, что храмы были построены в стиле Когурё, известном как «Три зала — одна пагода», зал был на восточной, западной и северной сторонах пагоды, а на южной находились входные ворота. В большинстве случаев пагоды имели восьмиугольную планировку. Дворцовые здания, по-видимому, были устроены таким же образом.

Государство Пэкче было основано в 18 году до н. э. и его территории включали западное побережье Корейского полуострова. После падения королевства Нанънанъ, государство Пэкче установило дружеские отношения с Китаем и Японией. Великие храмы были построены в это время. Наиболее ранняя каменная пагода из храма Мирыкса в Иксане вызывает особый интерес, потому что она показывает особенности перехода от деревянных пагод к каменным. Государство Пэкче усвоило разные влияния на архитектуру: пагоды особо подчёркивали своё происхождение от китайских образцов. Позднее, важные элементы архитектурного стиля Пэкче были переняты Японией.

Пэкче находился под сильным влиянием Когурё и Южного Китая. Как только границы государства расширились на юг, столица из Вире была перенесена в Унджин (ныне Конджу) в 475 году, а в 538 году в Саби (ныне Пуё). В этот период искусство достигло совершенства и превзошла искусство Когурё. Также одной из особенностей архитектуры Пэкче является использование криволинейных конструкций. Хотя ни одно из зданий Пэкче не сохранилось, в настоящее время обнаруживаются только остатки недеревянных строений всех трёх ранних корейских государств, в том числе и Пэкче. Сделать какие-либо выводы о архитектуре Пэкче можно, благодаря детальному рассмотрению храма Хорю-дзи из Японии, который помогали строить архитекторы и техники из государства Пэкче. Архитектура Пэкче в Японии достигла расцвета, благодаря проникновению буддизма в 384 году. На участках, где во времена трёх ранних корейских государств находились здания, обнаруживают узорчатые плитки и прочие остатки, а также каменные пагоды, пережившие плохие времена, свидетельствующие о высокоразвитой культуре Пэкче.

Участок храма Мирыкса, наиболее крупный в Пэкче, был обнаружен в 1980 году в Иксане провинции Чолла-Пукто. Раскопки, проводившиеся на этом участке, позволили обнаружить много фактов об архитектуре Пэкче, раннее неизвестных миру. Каменная пагода в храме Мирыкса является одной из двух существующих пагод архитектуры Пэкче. Храм Мирыкса имел необычное строение трёх пагод, которые были установлены в прямую линию, идущей с востока на запад. Каждая пагода имела зал на северной стороне. Каждая пагода и зал, по-видимому, были окружены крытыми коридорами, которые создавали впечатление трёх отдельных храмов в стиле «Один зал — одна пагода». Пагода, обнаруженная в центре храма, была сделана из дерева, а все прочие из камня. Участки большого главного зала и центральных ворот были обнаружены к северу и к югу от деревянной пагоды.

Когда в 1982 году на участке храма Чхонънимса проводились раскопки, где также находился участок пагоды архитектуры Пэкче, один за другим были обнаружены к северу от неё остатки главного и лекционного залов, расположенных на главной оси. Остатки центральных ворот, главных ворот и водоёма, находящиеся на главной оси один за другим, были также обнаружены к югу от той самой пагоды. Выяснилось, что храм был окружён коридорами от центральных ворот к лекционному залу. Стиль «Одна пагода» был типичен для архитектуры Пэкче. Это подтверждают результаты раскопок, проведённых в 1964 году на территории района Кунсу-ри и храма Кумганъса в Пуё. Однако, участки зданий храма Кумганъса, расположенных на главной оси, идут, скорее, с востока на запад, чем с юга на север.

Силла был последним из трёх королевств, который стал развитым королевством. В этом королевстве было построено много буддистских храмов. Один из самых известных примеров архитектуры Силла — это Чхомсондэ, считающийся первой каменной обсерваторией в Азии. Чхомсондэ был построен во время правления королевы Seondeok (632646). Это строение известно за свои уникальные и элегантные формы.

Силла попал под буддистское влияние в 527 году. Поскольку Силла не граничил с Китаем, то влияние китайской культуры на храмы было минимальным.

Хваннёнса — один из ранних храмов государства Силла, о важной роли которого стало известно после проведения раскопок и исследований в 1976 году. Он стоял на площади, окружённой прямоугольной стеной 288 метров в длину. Площадь местности, ограниченной коридорами, составла 19 040 м². В «Самгук саги» («Воспоминание о трёх королевствах») написано, что на этом месте стояла девятиярусная деревянная пагода высотой в 80 м, построенная в 645 году. В главном зале хранится большое изображение Будды Шакьямуни на каменном пьедестале. Построенный в середине VI века, храм Хваннёнса процветал более, чем 680 лет, в течение которых его залы подвергались многократным перестройкам. Незадолго до объедения полуострова под властью Силла 668 году, храм был выполнен в стиле «Три зала — одна пагода», что резко отличает его от храма Мирукса времён Пэкче, который построен в стиле «один зал — одна пагода».

Другим главным храмом государства Силла был Пунхванса, ныне имеющий три яруса, хотя в летописях говорится, что он был девятиярусным. Судя по руинам, она была построена из отёсанных каменных блоков. Среди прочих каменных артефактов сохранились камни колонны-флагштока пагоды.

Дворцовая архитектура

Многие дворцы, согласно летописям, были построенные в Пэкче. Следы дворцовой архитектура обнаружены в Пхусосансоне (третий дворец) и на месте водоёма Кхуннамджи, который упоминается в «Самгук саги». «Кхуннамджи» означает «водоём на юге дворца».

Погребальная архитектура

Погребальная архитектура периода трёх королевств обычно монументальна. Например, в период Когурё существовало два типа погребальной архитектуры: первый тип — это ступенчатые каменные пирамиды, второй — огромные земляные насыпи.

Захоронения-насыпи «Чхонмачхон» — пример монументального стиля погребальной архитектуры в древней столицы Силла — Кёнджу. Росписи на могилах, датируемые периодом Когурё, рассказывают об архитектуре того периода: в изображениях присутствуют, которые имели колонны с энтазисом. Многие имели венцы наверху. Захоронения показывают, что деревянные кронштейны и окраска на деревянных крепах — все особенности поздних корейский строений, уже использовались в то время.

Корея также имеет богатое архитектурное наследие из гробниц и городских стен. Кирпичная могила короля Мурёна (501523) примечательна за свой сводчатый потолок и арочную конструкцию.

Архитектура периода Объединённого Силла

Религиозная архитектура

Буддийские храмы того времени характеризовались тем, что перед центральным залом, симметрично друг от друга, находились две пагоды на оси север-юг вместе с другими зданиями. Храм Пульгукса, построенный на каменной платформе у подножия горы Тохам рядом с Кёнджу — самый старый из существующих храмов в Корее. Храм был основан в начале VI века и был полностью перестроен и расширен в 752 году. Первоначальная платформа и фундамент находятся в нетронутом состоянии и в наше время, но существующие деревянные здания были перестроены во времена династии Чосон.

Королевская архитектура

См. также

Напишите отзыв о статье "Корейская архитектура"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Jipjari [House]. In Hanguk Gogohak Sajeon [Dictionary of Korean Archaeology], edited by National Research Institute of Cultural Heritage, Seoul, 2001, pp.1130-1131.
  2. 1 2 3 [www.asianinfo.org/asianinfo/korea/arc/prehistoric_period.htm Korean Architecture — Prehistoric Period]

Ссылки

  • [www.indiana.edu/~easc/resources/korea_slides/architecture/3-1.htm История корейской архитектуры от Shin Young-hoon]
  • [nongae.gsnu.ac.kr/~mirkoh/korb01.html Краткая история корейской архитектуры]
  • [www.enhr2004.org/files/papers/Sohn,%20S.K.%20-%20The%20modernisation%20of%20the%20Korean.pdf Доклад Jun, N.I., Hong, H.O. и профессора Yang о корейской архитектуре в период японской оккупации на конференции ENHR]
  • [www.ucnet.pe.kr/Architecture%20in%20Korea/KA-Contemporary%20Building-Seoul-01.htm Показ корейских современных зданий и городских пейзажей для определения изменений]
  • [www.koreasociety.org/dmdocuments/2009-07-16-doojin.mp3 Корейский общественный подкаст: новые тенденции в корейской архитектуре с Doojin Hwang]
  • [www.koreasociety.org/dmdocuments/2007-04-05-land-of-apt.mp3 Корейский общественный подкаст: как Корея стала страной квартирных домов?]
  • [www.pem.org/library/collections/offen Исследовательская коллекция Герберта Оффена из Библиотеки Филиппа в музее Пибад-Эссекс]

Дополнительная литература

  • Fletcher, Banister; Cruickshank, Dan, [books.google.com/books?id=Gt1jTpXAThwC&printsec=frontcover Sir Banister Fletcher’s a History of Architecture], Architectural Press, 20th edition, 1996 (first published 1896). ISBN 0-7506-2267-9. Cf. Part Four, Chapter 25.
  • [www.koreanbook.de/index.php?main_page=product_info&cPath=84_125&products_id=1238 Sung-woo Kim: Buddhist Architecture of Korea], Hollym Publishers 2007, ISBN 978-1-56591-226-7.

Отрывок, характеризующий Корейская архитектура

– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.