Белова, Елена Павловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Спортивные награды
Биатлон
Зимние Олимпийские игры
за Объединённую команду
Бронза Альбервиль 1992 7,5 км
Бронза Альбервиль 1992 Эстафета 3х7,5 км
Чемпионаты мира
за СССР
Золото Лахти 1991 эстафета 3x7,5 км
Золото Лахти 1991 командная гонка
за Россию
Бронза Боровец 1993 спринт 7,5 км
Бронза Боровец 1993 эстафета 3x7,5 км
Государственные награды

Елена Павловна Белова (Белова-Кальянова) (род. 25 июля 1965, Магнитогорск) — советская и российская биатлонистка, двукратный бронзовый призёр Олимпийских игр 1992 года. Заслуженный мастер спорта СССР.

В детстве занималась гимнастикой, акробатикой, плаванием, фигурным катанием, лыжами. После окончания школы поступила в Магнитогорский педагогический институт, где стала обучаться профессии учителя иностранного языка. В 1985 году, после смерти матери, начала заниматься биатлоном. На свой первый чемпионат мира в 1990 году Белова поехала в качестве запасной, где параллельно являлась переводчиком сборной. Дебют на международных соревнованиях состоялся в 1990 году на этапе Кубка мира в Лахти, где она заняла второе и третье места. В 1991 году стала чемпионкой мира в эстафете 3х7,5 км. На Олимпийских играх 1992 года в Альбервиле завоевала две бронзовые медали. Карьеру закончила в 1994 году. Работала администратором отеля. С 2005 года работает в АНО «ХК „Металлург“».[1]

Владеет английским и немецким языками. Обладатель звания «Почётный гражданин Магнитогорска».

Муж — тренер по биатлону Иван Федорович Кальянов, дочь — Валерия.

Напишите отзыв о статье "Белова, Елена Павловна"



Примечания

  1. [magmetall.ru/news/3028.htm MAGMETALL.RU — С ОЛИМПИЙСКИМ ПРИЦЕЛОМ]

Ссылки

  • [services.biathlonresults.com/athletes.aspx?IbuId=BTRUS22507196501 На сайте IBU]
  • [www.magsport.ru/modules/news/article.php?storyid=231 Интервью «Елена Белова: Иногда в жизни нужно что-то менять»]

Отрывок, характеризующий Белова, Елена Павловна

Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.