Бивис и Баттхед уделывают Америку

Бивис и Баттхед уделывают Америку
Beavis and Butt-Head Do America (англ.)
Beavis and Butt-Head Do America
Тип мультфильма	Рисованная анимация
Жанр	комедия
Режиссёр	Айветт Каплан Майк Джадж
Продюсер	Майк Джадж
Автор сценария	Джо Стиллман Майк Джадж
Роли озвучивали	Майк Джадж, Брюс Уиллис, Клорис Личман, Деми Мур, Роберт Стак, Жаклин Барбр, Памела Блэр, Эрик Богосян, Тим Грини, Грег Киннир, Дэвид Спейд
Композитор	Джон Фриззел
Студия	Paramount Pictures, MTV Productions
Страна	США США
Дистрибьютор	Paramount Pictures
Длительность	81 мин
Премьера	20 декабря 1996 год
Бюджет	12 млн $
IMDb	ID 0115641

«Бивис и Баттхед уделывают Америку» (англ. Beavis and Butt-Head Do America) — полнометражный анимационный фильм в жанре road movie, снятый на основе комедийного мультипликационного телесериала «Бивис и Баттхед». Премьера фильма состоялась 20 декабря 1996 года.

Сюжет

Из дома Бивиса и Баттхеда похищают телевизор. В поисках любимого развлечения друзья встречают опасного преступника Мади, который, приняв их за наёмных убийц, отправляет в Лас-Вегас. Мади предлагает неплохие деньги за то, чтобы «мальчики сделали его жену», и Бивис и Баттхед соглашаются с надеждой, что им наконец-то «дадут»: им невдомёк, что под словами «сделали» Мади подразумевал убийство, а не секс.

Мади заказывает для Бивиса и Баттхеда билеты до Лас-Вегаса и парочка едет в аэропорт. Бивис и Баттхед садятся в самолёт, где знакомятся с пожилой пассажиркой, которая угощает Бивиса успокоительными таблетками. Тот, не зная чувства меры, вместо положенной одной таблетки принял целую пачку. В результате у него начинается синдром «Великого Кукурузо», во время которого Бивис, надев на голову футболку, кричит: «Я Корнхолио. Мне нужна бумажка для моей задницы. Вы мне угрожаете?».

После прилёта в Лас-Вегас Бивис и Баттхед прогуливаются в одном из казино Лас-Вегаса, откуда их выгоняют охранники из-за того, что они пытались залезть на обнаженную статую индейской девушки. А тем временем к преступнику Мади приходят настоящие наёмные убийцы. Мади догадывается, что его обманули, и начинает охоту на Бивиса и Баттхеда с целью их убийства.

В Лас-Вегасе Бивис и Баттхед знакомятся с Даллас, женой Мади. Она зашивает в штаны Бивиса похищенный из секретной исследовательской лаборатории блок «X-5» и заказывает билеты для мальчиков на туристический автобус, который направляется в Вашингтон.

Едва друзья уходят, в номер к Даллас врываются агенты ATF во главе с Флемингом, проводя безуспешный обыск гостиничного номера в поисках блока «X-5». После этого случайные свидетели сообщают агентам, что видели двух подозрительных молодых людей, и для общества Бивис и Баттхед становятся опаснейшими преступниками: их объявляют в розыск. И почти удалось поймать, но в ходе одной из экскурсий они перепутали автобус: вместо туристического автобуса, номера которого переданы в службу безопасности, Бивис и Баттхед оказываются в паломническом автобусе с монашками, который направлялся в ближайшую церковь.

После того, как автобус останавливается у церкви, Бивис и Баттхед заходят в исповедальную комнату, думая, что это туалет. Заходящим в исповедальню прихожанам они дают различные бредовые советы и идеи. Затем Бивис и Баттхед отправляются в пустыню, надеясь дойти до Вашингтона. А тем временем за ними идёт настоящая погоня: спецслужбы обыскали даже их дом в городе Хайленде, фургон их соседа Андерсона, а также школу, где учатся Бивис и Баттхед, при этом разрушив и разворотив всю мебель.

В пустыне Бивис и Баттхед встречают двух байкеров и остаются у их костра до утра. Байкеры сообщают, что они бывшие тур-менеджеры группы Mötley Crüe. Также один из них, толстый брюнет, рассказывает, как однажды в прошлом они оказались в Хайленде (родном городе Бивиса и Баттхеда), где переспали с двумя проститутками. Второй байкер, худой блондин в очках, подтверждает, что тоже участвовал в этом, но толстый его грубо обрывает и утверждает, что обе проститутки «дали» только ему одному. При этом байкеры внешне и манерой общаться напоминают Бивиса и Баттхеда в зрелом возрасте, из чего можно сделать вывод, что это отцы главных героев. Утром Бивис и Баттхед обнаруживают, что байкеры уехали, пока они спали, и продолжают идти пешком через пустыню. Через некоторое время они теряют сознание от жары и обезвоживания, перед этим Бивис, надеясь утолить жажду, откусывает часть растущего кактуса и некоторое время галлюцинирует.

На следующее утро Мади обнаруживает Бивиса и Баттхеда, приводит их в чувство, а затем угрожает их убить, но после того, как узнаёт, что они направляются в Вашингтон на встречу с Даллас — сажает их в багажник автомобиля и отправляется туда сам. Но Бивис и Баттхед, открыв багажник домкратом, выпрыгивают на ходу, чем провоцируют крупное ДТП, и, в общей суматохе незамеченными, садятся в туристический автобус, едущий в Вашингтон, на котором изначально уехали из Лас-Вегаса. В автобусе Бивис начал кричать: «Мы проехали тысячи миль, но нам так и не дали, и мы с Баттхедом так и останемся девственниками». Водитель тут же отлупил Бивиса, после чего тот взял у пожилой женщины успокоительные таблетки и, как обычно, проглотил целую упаковку.

Далее Бивис и Баттхед оказываются в Вашингтоне и случайным образом проникают в Белый Дом, где Бивис, находясь под действием таблеток, превращается в своё alter ego «Великий Кукурузо» и начинает совершать совершенно безумные поступки, например: говорить каждому встречному «Я Корнхолио, вы мне угрожаете, мне нужна бумага для моей задницы», звонить с президентского телефона и говорить полный бред, вроде «Я приказываю вам сдаться всем нашим врагам».

А тем временем Мади, приехав в Вашингтон, но никого не обнаружив в багажнике машины, мирится с Даллас, и они решают вместе убить Бивиса и Баттхеда. Вскоре супругов обнаруживают полицейские и арестовывают, посадив в полицейский фургон.

Во дворе Белого дома агенты ATF окружают Бивиса и Баттхеда, и Флеминг требует у Бивиса, чтобы тот отдал блок «X-5». Бивис, пребывая в роли «Великого Кукурузо» под действием таблеток, не понимает, что от него хотят, и продолжает говорить, что он Корнхолио и что ему нужна туалетная бумага. Не дождавшись, Флеминг приказывает стрелять в Бивиса на «счёт три», но в последний момент из стоявшего рядом фургона выходит Андерсон, держа в руке штаны Бивиса, который ранее заходил в его фургон помастурбировать.

Из штанов выпадает блок «X-5» и Андерсона тут же арестовывают, а Бивиса и Баттхеда объявляют Героями США, после чего президент Билл Клинтон назначает их почётными агентами «Бюро по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию» (ATF).

В заключительной сцене Бивис и Баттхед наконец-то находят телевизор и несказанно радуются этому.

В главных ролях

• Майк Джадж в роли Бивиса, Баттхеда, Тома Андерсона, учителя Дэвида ван Дриссена и Директора МакВикера.
• Брюс Уиллис в роли Мади.
• Дэми Мур в роли Даллас.
• Клорис Личман в роли бабушки.
• Роберт Стэк в роли агента Флемминга (аллюзия на Яна Флеминга).

Саундтрек

</td></tr>

Beavis and Butt-Head Do America: Original Motion Picture Soundtrack
саундтрек
Дата выпуска	05.11.1996
Записан	1995-1996
Жанр	саундтрек, хеви-метал, альтернативный рок, хард-рок, ска-панк
Длительность	49:00
Страна	США США
Лейбл	Geffen
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/album/beavis-and-butt-head-do-america-r241210 ссылка]

1. «Two Cool Guys» — Isaac Hayes — 3:06
2. «Love Rollercoaster» — Red Hot Chili Peppers — 4:37
3. «Ain’t Nobody» — LL Cool J — 4:38
4. «Ratfinks, Suicide Tanks and Cannibal Girls» — White Zombie — 3:53
5. «I Wanna Riot» — Rancid with Stubborn All-Stars — 3:59
6. «Walk on Water» — Ozzy Osbourne — 4:18
7. «Snakes» — No Doubt — 4:34
8. «Pimp’n Ain’t EZ» — Madd Head — 4:21
9. «The Lord Is a Monkey» (Rock Version) — Butthole Surfers — 4:44
10. «White Trash» — Southern Culture on the Skids — 2:03
11. «Gone Shootin'» — AC/DC — 5:05
12. «Lesbian Seagull» — Энгельберт Хампердинк — 3:39

Интересные факты

• Убегая от Мади, Бивис и Баттхед оказываются в пустыне, где встречают своих отцов. Их отцы, бывшие менеджеры Mötley Crüe рассказывают, как 15 лет назад останавливались в Хайленде и переспали с двумя женщинами. На основании этого можно сделать предположение, исходя из дня рождения Бивиса, что Баттхед родился в 1979 и что они были зачаты примерно одновременно.
• Перед премьерным показом «Бивис и Баттхед уделывают Америку» на MTV (7 августа 1999) из фильма была вырезана одна сцена. Во время экскурсии по Национальным архивам США Бивис пошёл в туалет. Не найдя туалетной бумаги, герой отправился в выставочный зал, где наткнулся на витрину с декларацией независимости США. В то время как охранник заснул, Бивис взял флаг США и разбил им стекло, защищавшее исторический документ. В зале сработала сигнализация, и работники службы безопасности бросились на поиски злоумышленника. Однако главному герою удалось остаться незамеченным и добраться до туалета, где Бивис справил свою нужду и «подтёрся» декларацией независимости США.
• Существовала сцена, где Бивис и Баттхед встречают Челси Клинтон, которая собирает вещи в своей спальне перед отъездом из Белого дома. Эпизод был создан на случай, если бы её отец, Билл Клинтон, не был переизбран в 1996 году. Это означает, что действие фильма происходит в 1996-м году, а следовательно, Б. и Б. родились в 1980 г.

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Бивис и Баттхед уделывают Америку

Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.