Босилков, Евгений

Евгений Босилков<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Никопольский
7 октября 1947 — 11 ноября 1952
Церковь:	Католическая Церковь
Предшественник:	Дамиан Йоханнес Теелен
Преемник:	Васко Сейреков
Имя при рождении:	Викентий Левиджов Босилков
Рождение:	16 ноября 1900(1900-11-16) Белене, Княжество Болгария
Смерть:	11 ноября 1952(1952-11-11) (51 год) София, Народная Республика Болгария
Принятие священного сана:	25 июля 1926
Принятие монашества:	1920
Епископская хиротония:	7 октября 1947
Лик святости:	мученик
День памяти:	13 ноября
Почитается:	в Католической Церкви

Евгений Викентий Левиджов Босилков; 16 ноября 1900 — 11 ноября 1952) — болгарский католический епископ, блаженный мученик.

Биография

Викентий Босилков родился 16 ноября 1900 в городе Белене на севере Болгарии, в семье болгарских католиков латинского обряда.

В 14 лет вступил в монашескую конгрегацию пассионистов. Учился в пассионистских обителях в Голландии и Бельгии. Принял монашеское имя Евгений. В 1920 принес обеты, 25 июля 1926 рукоположен в священный сан. В 1924—1927 продолжал обучение в Болгарии, затем был направлен в Рим, в Папский Восточный Институт (докторская диссертация на тему единства Болгарской Церкви со Святым Престолом в первой половине XIII века, 1931). Вновь вернувшись в Болгарию в 1934, служил в разных епархиях, предпочитая активную работу с мирянами. Был настоятелем прихода в селе Бырдарски-Геран.

После советского вторжения в Болгарию в ходе Второй мировой войны и установления в стране коммунистического режима, в условиях антицерковной политики властей, 26 июля 1947 году назначен епископом Никопола (рукоположен в епископский сан 7 октября 1947).

В 1948 с разрешения властей совершил визит ad limina в Рим. Отказался от предложения властей объявить о независимости болгарских католиков от Святого Престола.

16 июля 1952 году в рамках кампании по аресту католических священнослужителей задержан в Софии.

На показательном процессе, состоявшемся 29 сентября — 3 октября 1952, в качестве улик были предъявлены два пистолета, обнаруженных в софийском католическом колледже, где они хранились в качестве музейных экспонатов, и старый радиоприемник. Четыре человека (еп. Евгений Босилков и оо. Камен Вичев, Павел Джиджов и Йосафат Шишков) были приговорены к смертной казни через расстрел.

На встрече с племянницей после оглашения приговора он сказал: «Я знаю, что Господь дал мне Свою благодать. Я хочу умереть. Не плачь. Матерь Божия нас не оставит. …Завтра принесли мне два коврика, потому что спать приходится на цементном полу».

Епископ Евгений Босилков был расстрелян на территории тюрьмы, в 23 ч. 30 мин. 11 ноября 1952. Его тело было сброшено в общую могилу и до сих пор не может быть найдено.

Приговор был публичным (Папа Пий XII упоминал еп. Босилкова в своей энциклике, обращенной к Восточным Церквам — «Orientales ecclesias» — от 15 декабря 1952), однако был ли он исполнен и при каких обстоятельствах, известно не было. Вплоть до 18 ноября (неделю спустя после расстрела) у родственников осужденных принимали продуктовые передачи на их имя. Даже в 1975 году председатель госсовета НРБ Тодор Живков на вопрос Папы Павла VI во время личной встречи ответил, что «Босильков умер в тюрьме».

15 марта 1998 Папа Иоанн Павел II беатифицировал вл. Евгения Босилкова. На проходившей в Риме церемонии присутствовали заместитель председателя Народного собрания Болгарии Иван Куртев, а также епископы Христо Пройков, Петко Христов и Георгий Йовчев и паломники со всей страны.

Отрывок, характеризующий Босилков, Евгений

– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.