Бояринцев, Тимофей Алексеевич

Тимофей Алексеевич Бояринцев
Дата рождения	14 (27) февраля 1910(1910-02-27)
Место рождения	д. Константиновка, Куртамышская волость, Челябинский уезд, Оренбургская губерния, Российская империя (ныне Куртамышский район Курганская область)
Дата смерти	20 октября 1943(1943-10-20) (33 года)
Место смерти	Фастов, Фастовский район, Киевская область, Украинская ССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1933—1934, 1941—1943
Звание	Старший сержант
Часть	109-й стрелковый полк 74-й стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Тимофей Алексеевич Бояринцев (14 (27) февраля 1910, д. Константиновка, ныне Курганская область — 20 октября 1943, Фастов, Киевская область) — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1943).

Биография

Тимофей Бояринцев родился 14 (27) февраля 1910 года в крестьянской семье в деревне Константиновка Челябинского уезда Оренбургской губернии (решением Курганского облисполкома № 291 от 29 июля 1970 года д. Константиновка Жуковского сельсовета Куртамышского района Курганской области исключена как сселившаяся).

Получил начальное образование, работал в колхозе. В 1928 году вместе с родителями переехал на Дальний Восток, в Тыгдинский район. Тимофей устроился работать на железной дороге. В 1931 году семья Бояринцевых переезжает на прииск Куликан, где молодой Тимофей работал на добыче золота. В 1933 году был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, служил на Дальнем Востоке в стрелковом полку.

Демобилизовавшись, остался жить в Читинской области, где работал золотодобытчиком на прииске. Работал золотодобытчиком на прииске, а в 1935 году переехал на прииск Яныр Тыгдинского района Читинской области (ныне Магдагачинского района Амурской области). На новом месте Тимофей Алексеевич любимое занятие — охоту сделал своей профессией. Он заключил с торгующими организациями договор на заготовку мяса. Организовал охотничью артель. В 1940 году Тимофей женился на Зинаиде Федоровне Авериной. Детей от брака не было.

В июле 1941 года был повторно призван на службу. Учился в школе сержантского состава. С мая 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны. Участвовал в боях на Центральном фронте, был тяжело ранен. К августу 1943 года старший сержант Тимофей Бояринцев был помощником командира взвода пешей разведки 109-го стрелкового полка 74-й стрелковой дивизии 13-й армии Центрального фронта. С 8 апреля 1943 года стал кандидатом в члены ВКП(б). 14 мая 1943 года был тяжело ранен. Лечился в госпитале. После госпиталя снова фронт.

В августе 1943 года разведгруппа Бояринцева в течение нескольких дней провела разведку и доставила командованию ценные сведения перед началом операции по форсированию Десны, захватив также и «языка». 21 сентября 1943 года разведгруппа в составе передового подразделения переправилась через Днепр и ушла на разведку. У деревни Колыбань разведчики обнаружили окапывающихся немецких солдат. Бояринцев принял решение уничтожить их, что и было успешно выполнено. Подоспевшее к месту боя советское подразделение вместе с разведгруппой освободило деревню.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 октября 1943 года за «образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками» старший сержант Тимофей Бояринцев был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

20 октября 1943 года Бояринцев погиб в бою за город Фастов, так и не успев получить награду. Похоронен в Фастове.

Награды

• Звание Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»
• Орден Отечественной войны 2-й степени, 2 октября 1943 года
• Орден Красной Звезды, 8 октября 1943 года
• Медаль «За боевые заслуги», 21 октября 1942 года

Память

• В преддверии 40-летия Победы бригада слесарей-сборщиков Ивана Ивановича Галайды из Куртамышского райпромкомбината в ноябре 1984 года зачислила в состав своего коллектива Т. А. Бояринцева. С этого времени бригада работала в составе одиннадцати человек за двенадцать. Заработанные на имя Тимофея Алексеевича средства в сумме полутора тысяч рублей были израсходованы на постройку и установку памятника на месте д. Константиновки. Почти два десятка лет стоял он на месте родины героя — бывшей деревни Константиновки, пока вандалы не сорвали с обелиска чугунные плиты с надписью и не увезли ограждение. Этот факт вандализма остался безнаказанным. В 2005 году силами курсантов автошколы под руководством А. П. Постовалова обелиск был восстановлен. С этого времени Куртамышская образцовая автошкола РОСТО шефствует над обелиском и ежегодно проводит урок мужества и районные соревнования по пулевой стрельбе, посвященные памяти Т. А. Бояринцева.
• Одна из куртамышских улиц названа его именем.
• Тыгдинская муниципальная средняя общеобразовательная школа и одна из улиц поселка Тыгда носит его имя, а на школе и железнодорожной станции установлены мемориальные плиты в память о Т. А. Бояринцеве.
• В г. Фастов, его имя носит одна из улиц города. 26 июля 1982 года решением Фастовского райисполкома на окраине села Волица, у семи дубов, где погиб Т. А. Бояринцев, была установлена мемориальная доска с надписью.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Золотое созвездие Зауралья. Кн. 1. Курган. Парус-М. 2000.
• Золотые Звёзды курганцев / сост. В. И. Гусев. — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1975. — 312 с.
• Навечно в сердце народном / редкол.: И. П. Шамякин (гл. ред.) и др. — 3-е изд., доп. и испр. — Мн.: Белорусская советская энциклопедия, 1984. — 607 с.

Отрывок, характеризующий Бояринцев, Тимофей Алексеевич

– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.