Вельяминов, Николай Александрович

Николай Александрович Вельяминов
Место смерти:	Петроград, РСФСР
Научная сфера:	врач, хирург
Место работы:	Императорская военно-медицинская академия
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Императорский Московский университет
Известен как:	лейб-хирург императора Александра III, начальник Императорской военно-медицинской академии
Награды и премии:

Никола́й Алекса́ндрович Вельями́нов (1855—1920) — русский врач, лейб-медик, академик медицины, профессор Императорской Военно-медицинской академии, директор Максимилиановской клиники, издатель журнала «Русский хирургический архив». Внук генерала А. Ф. Арбузова.

Биография

Родился 15 февраля 1855 года в Санкт-Петербурге в семье офицера Преображенского полка Александра Николаевича Вельяминова (1825—1868) от брака его с Екатериной Алексеевной Арбузовой (1827—1897). В детстве жил в Германии, обучался в гимназиях сначала в Висбадене, затем в Варшаве.

В 1872 году Вельяминов поступил на физико-математический факультет Московского университета, затем перешёл на медицинский факультет.

В 1877 году (при объявлении Русско-турецкой войны) Вельяминов сдал досрочно экзамены и был выпущен младшим ординатором в Тифлисский военный госпиталь, а затем служил в действующей армии с 1877 по 1878 год.

До 1884 года работал ассистентом у К. К. Тейера в Николаевском военном госпитале, а также на на Женских медицинских курсах.

В 1880—1881 годах Вельяминов отправился в качестве отрядного хирурга в Ахал-Текинскую экспедицию под началом генерала М. Д. Скобелева. Вельяминов оставил «Воспоминания хирурга из Ахалтекинской экспедиции».

В 1883 году получил степень доктора медицины.

В 1884 году Вельяминов работал в больнице Крестовоздвиженской общины сестёр милосердия, принимал деятельное участие в работе Санкт-Петербургского медицинского общества. Имея опыт военного врача, в летнее время на маневрах в Красном Селе служил консультантом-хирургом при Красносельском госпитале, где лично познакомился с Александром III.

В 1885 году основал авторитетный научный журнал «Хирургический вестник» (затем называвшийся «Русский хирургический архив»), редактирование которого продолжал всю последующую жизнь.

C 1893 года — директор Максимилиановской клиники в Санкт-Петербурге.

В 1894 году получил придворное звание лейб-хирурга. Пользовался расположением императора Александра III, лечил императора во время его последней смертельной болезни в Ливадии и присутствовал при его кончине. Оставил интересные воспоминания об Александре III.

В 1894 году Вельяминов был назначен профессором Академической клиники Виллие, где проработал 19 лет. С 1898 года — инспектор Придворной медицинской части (подразделение Министерства Императорского Двора).

В 1900 году, во время участия российской армии в событиях в Китае — Главноуполномоченный Российского общества Красного Креста по оказанию помощи больным и раненым на Дальнем Востоке.

С 1905 года — тайный советник. В 1907 году награждён орденом Св. Анны I степени.

В 1910 году Вельяминов был избран начальником Императорской Военно-медицинской Академии и пробыл им до декабря 1912 года. Подал в отставку 12 января 1913 года. Избран в академики медицины.

В годы Первой мировой войны Вельяминов принял участие в работе Главного управления Красного Креста. Затем он был назначен консультантом-хирургом при Ставке, занимался организацией санитарной службы.

После Октябрьской революции занял критическую позицию по отношению к Советской власти, в официальных учреждениях не работал. Жизнь Н. А. Вельяминова в этот период была полна невзгод и лишений. В 1919—1920 годах по заказу журналиста Л. М. Клячко написал обширные мемурары, частично опубликованные.

Умер 9 апреля 1920 года от приступа стенокардии. Похоронен на Волковском православном кладбище в Санкт-Петербурге.

Был женат на Елизавете Марквардовне Корф (1853—1890) и имел одного сына Александра (1889—1953). Владел имением Гарболово.

Научная и общественная деятельность

Автор монографий «О вылущении прямой кишки с предварительной и одновременной колотомией по Schin zinger Madelung'y» (СПб, 1889, диссертация); «Сифилис в хирургии» (1903); «Истерия в хирургии» (1904); «Пирогов и вопросы частной помощи на войне» (1907); «Классификация заболеваний суставов» (1908); «Клиника болезней суставов. Сифилис суставов» (1910) и «Учение о болезнях суставов с клинической точки зрения» (опубл. 1924). Всего написал более 100 научных работ.

Вельяминов одним из первых указал на значение эндокринологии в хирургии. Им описана новая форма заболеваний суставов (тирео-токсический полиартрит), дана классификация заболеваний суставов и щитовидной железы. Много ценного внёс в учение о хирургическом лечении туберкулёза; одним из первых в России применил светолечение волчанки, положив начало научной разработке этого вопроса.

Основал Санкт-Петербурское медико-хирургическое общество, организовал в Виндаве (Вентспилс) приморский санаторий для больных костным туберкулёзом, первым начал изучать профессиональный травматизм, интересовался страхованием рабочих и организовал Бюро экспертизы для рабочих (1907), первую станцию скорой помощи в Петербурге, приют для калек.

Литература

• Вельяминов Николай Александрович // Большая медицинская энциклопедия: В 30 томах / Главный редактор Б. В. Петровский. — 3-е издание. — М.: Советская энциклопедия, 1976. — Т. 4. Валин — Гамбия. — С. 103. — 576 с. — 150 000 экз.
• Воспоминания Н. А. Вельяминова об императоре Александре III // [feb-web.ru/feb/rosarc/ra6/ra6-377-.htm Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах] / Редкол.: А. Д. Зайцев, Н. С. Михалков, А. Л. Налепин (гл. ред.), С. А. Небольсин, Т. Е. Павлова, Т. В. Померанская, В. В. Шибаева, О. Ю. Щербакова.. — Рос. Архив. — М.: Студия ТРИТЭ, 1994. — Т. V. — 672 с. — (249-314).
• Воспоминания Н. А. Вельяминова о Д. С. Сипягине // [feb-web.ru/feb/rosarc/ra5/ra5-249-.htm Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах] / Редкол.: А. Д. Зайцев, Н. С. Михалков, А. Л. Налепин (гл. ред.), С. А. Небольсин, Т. Е. Павлова, Т. В. Померанская, В. В. Шибаева, О. Ю. Щербакова.. — Рос. Архив. — М.: Студия ТРИТЭ, 1995. — Т. VI.
• Корнеев В. М. Н. А. Вельяминов (1855—1920). — Л.: Государственное издательство медицинской литературы, 1962. — 180 с. — (Выдающиеся деятели отечественной медицины). — 2500 экз.
• Юдин С. С. [elib.uraic.ru/handle/123456789/5777 Образы прошлого и силуэты некоторых военно-полевых хирургов : [Н. И. Пирогов, В. А. Басов, Н. В. Склифосовский, Н. А. Вельяминов, Н. Н. Бурденко] : вступительная лекция проф. С. С. Юдина в Госпитальной хирургической клинике Медицинского института Наркомздрава РСФСР 18 октября 1943 г.]. — Москва: Медгиз, 1944. — 48 с.

Ссылки

• [www.ap-pavel.ru/istor.php Подробная биография Н. А. Вельяминова]

Отрывок, характеризующий Вельяминов, Николай Александрович

– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.