Война Короля Филипа
| Война Короля Филипа | |||
 Театр действий Войны короля Филипа | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа колонистов | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война́ Короля́ Фили́па (англ. King Philip's War) — война между частью индейских племен северо-восточной части Северной Америки с одной стороны и английскими колонистами Новой Англии, а также их индейскими союзниками с другой в 1675-1676 годах. Была наиболее кровопролитной из индейских войн, происходивших на территории современных США; сопровождалась исключительными взаимными жестокостями. Война Короля Филипа стала поворотной точкой в истории освоения англичанами Северной Америки, после которой преобладание европейцев и доминирование их культуры приобрело необратимый характер.
Содержание
Предпосылки возникновения
Быстрота расселения англичан на территории современной Новой Англии вызывали недовольство и противодействие со стороны индейцев и их вождей, видевших в пришельцах прямую угрозу своим земельным владениям, свободе и традиционной культуре. Особое неудовольствие вызывали попытки переселенцев — пуритан вести среди индейских племён миссионерскую деятельность. Эта деятельность пуритан приводила к тому, что индейцы, принявшие крещение, покидали родные племена и пастыри расселяли их в особых поселениях, городах молитвы.
Под руководством вождя (сахема) племени вампаноагов Метакомета, принявшего имя Филип и получившего от англичан прозвище Король Филип, в течение нескольких лет тайно подготавливалось вооружённое восстание индейцев, целью которого было по возможности истребить или навсегда изгнать англичан с территорий колоний Новой Англии. Так как сил одних воинов вампаноаг было явно недостаточно (в племени было лишь около 1.000 мужчин, в то время как английское население южной части Новой Англии составляло 35 тысяч человек), Король Филип заключил союз с племенами нипнук, покумнук и, позднее, наррагансетт. Манёвры индейского вождя не прошли для англичан незамеченными, к тому же англичане обладали сетью информантов среди индейцев. В 1671 году Король Филип был вызван в английское поселение Таунтон, где ему были предъявлены обвинения во враждебных действиях. Метакомет был вынужден подписать с англичанами мирный договор и пообещал сдать им имеющееся у его племени огнестрельное оружие (чего на самом деле не сделал и подготовка к восстанию продолжалась).
Начало войны
В январе 1675 года англичане обнаружили убитым одного из крещёных индейцев, служившего им Джона Сассамона. По этому делу были схвачены, осуждены и повешены три воина из племени вампаноагов. После случившегося Король Филип собрал в своём стойбище на Маунт-Хоуп военный совет, на котором большинство из вампаноагов поддержали его призыв напасть на поселения белых. К вампаноагам присоединились со временем племена покамтук, массачусет, нипмук, наррагансетт, западные и восточные абенаки, отдельные могикане и мохоки. Английские колонии же ещё в 1643 году объединились в Конфедерацию Новой Англии, имевшую общее военное командование и вооружённые силы. Кроме этого, колонисты получали военную помощь из Англии. Союзниками их были крещёные индейцы и племя мохеган под предводительством вождя (сахема) Онеко, сына великого вождя Ункаса[en].
Первый период
Война началась в конце июня 1675 года после убийства одного из воинов вампаноаг близ английского поселения Суонси. Индейцы напали на поселения Суонси, Таунтон, Тивертон и Дартмут в южном Массачусетсе. Каждое из союзных племён направило в войско Метакомета по тысяче воинов; племена же, формально соблюдавшие нейтралитет, оказывали помощь восставшим продовольствием и различными припасами. Огнестрельное оружие индейцы могли приобрести в Канаде у французов. Ещё одним источником пополнения армии восставших стали дезертиры и перебежчики из числа крещёных индейцев.
В июле 1675 года английский отряд вышел из Плимута в направлении Маунт-Хоупа (близ нынешнего Бристоля на Род-Айленде), разоряя по дороге селения вампаноаг. Воины Короля Филипа и члены их семей, бежавшие от англичан, были окружены на болотах. Однако индейцам удалось переправить под носом у врага на сушу своих женщин и детей, которых приютили индейцы наррагансетт. Затем и сами воины скрытно для противника сумели выйти из окружения и уйти в центральный Массачусетс.
После этих событий война приняла ещё более ожесточённый характер. Племена нипмук напали на Брукфилд и Уорчестер, после чего объединились с индейцами-покамтук и отправились в поход против английских поселений на реке Коннектикут. После нападения индейцев на городок Нортфилд, южнее его в засаду был заманен английский отряд капитана Бэра и разгромлен; погибло не менее половины солдат. С сентября 1675 года индейцы устраивают набеги на Дирфилд и Хэдли, вынудив колонистов, бросив всё имущество, бежать. В связи с наступающей зимой, в Хэдли был отправлен отряд из 80 солдат под командованием капитана Томаса Лотропа, которому было поручено вывезти заготовленное в городке зерно. На обратном пути, у Блуди Брукс, английский отряд подвергся неожиданному нападению более чем 700 индейцев-покамтук. На помощь Лотропу был срочно брошен ещё один отряд из 60 солдат и группы союзников-мохеган, однако он опоздал и обнаружил лишь семерых чудом уцелевших. После разорения поселений на севере Коннектикута отряды Короля Филипа устремились на юг и напали на городки Хатфилд, Спрингфилд, Уэстфилд и Нортгемптон. Несмотря на помощь мохеган, поселенцы вынуждены были отступить и укрыться в нескольких укреплённых фортах.
К этому времени Метакомет оценивал своё положение настолько прочным, что перевёз свою семью с Род-Айленда на новую зимнюю квартиру в Хусике, на границе Массачусетса и Нью-Йорка. В войско индейцев влились отряды племён западных абенаков и даже некоторые могикане и мохоки. Количество жителей Хусика постоянно возрастало, и зимой 1675/76 годов составило более 2 тысяч человек. Скученность населения привела к длительному голоду и болезням среди восставших.
В декабре 1675 года в войну на стороне Короля Филипа вступило также племя наррагансетт, прежде провозгласившее нейтралитет, но тайно оказывавшее помощь восставшим и укрывавшее женщин и детей народа вампанаог в своём укреплённом поселении на болотах Род-Айленда. Губернатор Уинслоу из Плимута отправил против этого индейского форта на болотах отряд из 1000 солдат и 150 союзных мохеган. После того, как вождь наррагансеттов Канончет отказался выдать прятавшихся у него восставших, англичане атаковали форт. В результате этого главное поселение наррагансеттов было взято и сожжено. В этом сражении погибли 600 индейцев и 20 вождей индейцев наррагансетт. Части осаждённых вместе с Канончетом всё-таки удалось спастись бегством на болотах и присоединиться к отрядам Короля Филипа в Хусике.
Одной из целей Метакомета было привлечение на свою сторону племён мохоков. Однако в этом ему решительно противодействовал губернатор Нью-Йорка Эдмунд Андрос, видевший катастрофу в возможном вступлении ирокезских племён в войну. После того, как близ лагеря восставших при загадочных обстоятельствах погибли несколько мохоков, последние сами вынудили Короля Филипа оставить свою ставку в Хусике. Армия индейцев переместилась в долину реки Коннектикут, к границе между Массачусетсом и Вермонтом. В феврале 1676 года она разорила и сожгла множество поселений на юге Новой Англии. Дважды крупные английские отряды были опять заманены в засады, и воины наррагансеттов во главе с вождём Канончетом убили более 130 солдат противника. Узнав об этих победах, множество индейцев различных племён направились в Скуакит, где находился тогда Король Филип — однако он не смог распорядиться таким большим количеством воинов. В первую очередь не хватало съестных припасов, и весной наррагансетты вновь атаковали английские поселения Дирфилд и Нортфилд, надеясь захватить в них запасы возделываемого колонистами маиса, но были отбиты с большими потерями среди нападавших. Тогда вождь Канончет отправился на родину, в Род-Айленд, где у него были укрыты значительные запасы продовольствия. На обратном пути он был схвачен мохеганами, выдан англичанам и расстрелян.
Окончание войны
Смерть Канончета стала поворотным пунктом в этой войне. Король Филип со своей армией отошёл на Маунт-Вачусет, где организовал военный лагерь. Англичане перехватили инициативу в боевых действиях, стали более успешно использовать преданных им крещёных индейцев. В мае 1676 года капитан Уильям Тёрнер захватил вражеский лагерь у Тёрнер-Фолл, уничтожив при этом более 400 индейцев-покамтуков вместе с их вождём Санкумачу. В этом лагере англичане разрушили имевшиеся там оружейные мастерские и кузницы, снабжавшие восставших вооружениями. При отходе отряд Тёрнера в результате атаки индейцев потерял 43 человека. Однако потери среди самих индейцев в результате как этой, так и других операций английских войск были столь велики, что образованный Королём Филипом союз индейских племён начал постепенно распадаться. Каждое племя теперь заботилось в первую очередь о собственном выживании. Так, часть индейцев нипмук и покамтук приняли предложение могикан Нью-Йорка и перешли под их покровительство. Другие восставшие рассеялись на север (среди ковасуик) и далее среди племён миссико и оданак в Квебеке. Король Филип и его вампаноаги отправились в родные края, на юго-восток Массачусетса. В течение всего лета остатки войска Филипа преследовали английские и союзные им индейские отряды под командованием капитана Бенджамина Чёрча. Метакомет же отступал в свой старый лагерь на Маунт-Хоуп. 1 августа 1676 года англичанами было атаковано родное селение Метакомета, его жена и сын захвачены в плен, однако самому вождю удалось ускользнуть. 5 августа англичане заняли селение индейцев-покассет, в котором скрывалась вдова брата Метакомета. При попытке сбежать от врагов она утонула, и англичане отрубили у трупа голову, выставив её затем в Таунтоне. 12 августа Король Филип был окружён солдатами в Маунт-Хоупе и застрелен. Отрубленная голова вождя простояла на шесте 25 лет в Плимуте, а тело его было четвертовано. По некоторым сведениям, жена и сын Короля Филипа были проданы в рабство в Вест-Индии, по другим — им удалось бежать из плена.
Итоги
Окончательный мир между колонистами и племенами был заключён лишь через 2 года после смерти Короля Филипа, однако военные действия прекратились практически сразу после неё. Во время войны обе стороны понесли огромные потери. Племя вампаноаг было практически истреблено, в живых остались лишь около 400 индейцев из этого народа. Сходные потери понесли и племена наррагансетты и нипмуки. Народ покамтук фактически прекратил своё существование. Англичане потеряли убитыми более 600 колонистов; погиб каждый пятый мужчина-поселенец, годный к военной службе. 90 английских поселений за время войны подверглись нападениям, 13 были полностью уничтожены. Если перед войной число индейцев на юге Новой Англии составляло 15 тысяч человек, то к 1680 году это количество сократилось до 4 тысяч. В то же время большинство британских солдат, посланных из Англии в помощь поселенцам, после окончания войны не пожелали возвращаться из колоний на родину. Война Короля Филипа в целом укрепила позиции колонистов на территории Новой Англии.
См. также
- Пекотская война
- Мэри Роулендсон — автор мемуаров о своём похищении индейцами в ходе данной войны
- Уитаму — жена Короля Филипа и одна из активных участниц конфликта
Напишите отзыв о статье "Война Короля Филипа"
Ссылки
- [books.google.com/books?id=6c0pAAAAYAAJ&pg=PA141&dq=Killed+march+26,+1676&ei=RRwSTOvwEZXOM9OQ1NYI&cd=10#v=onepage&q=Killed%20march%2026%2C%201676&f=false King Phillip’s War]
Отрывок, характеризующий Война Короля Филипа
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
