Волочаевский бой

Эта статья о сражении, о памятнике в честь этой битвы см. статью Волочаевский бой (памятник).

Волочаевские бои
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	5—14 февраля 1922
Место	район станции Волочаевка
Итог	Прорыв обороны белых, приведший к взятию Хабаровска
Противники
Дальневосточная республика Временное Приамурское правительство
Командующие
В. К. Блюхер В. М. Молчанов
Силы сторон
НРА ДВР 6300 штыков 1300 сабель 300 пулемётов 30 орудий 3 бронепоезда 2 танка FT-17 Белоповстанческая армия: 3850 штыков 1100 сабель 62 пулемета 13 орудий 3 бронепоезда
Потери
1128 человек: 128 убитых, 800 раненых, 200 обмороженных 1100 человек (до 400 убитых, свыше 700 раненых)

Волочаевский бой — одно из крупнейших сражений заключительной части Гражданской войны в России, произошедшее 5—14 февраля 1922 года в районе станции Волочаевка Амурской железной дороги, на подступах к Хабаровску. Составная часть Хабаровского похода. В результате боёв 5—14 февраля 1922 года оборона войск Белоповстанческой армии была прорвана частями Народно-революционной армии Дальневосточной республики, и 14 февраля без боя был взят Хабаровск. Стратегическая инициатива перешла к Народно-революционной армии, что создало условия для освобождения Приморья, а затем привело к окончательному разгрому сил белых на Дальнем Востоке.

Военно-политическая обстановка

К началу февраля 1922 года Белоповстанческая армия, не получая поддержки интервентов и утратив стратегическую инициативу, была вынуждена перейти к обороне. Недостаточное материальное обеспечение не позволило белогвардейцам использовать главное их преимущество — более профессиональный кадровый состав. В то же время Народно-революционная армия Дальневосточной Республики не испытывала таких проблем с боеприпасами и, получив кадровую поддержку из Советской России, имела возможность перейти в решительное наступление.

Планы сторон

Белоповстанческая армия

Целью Белоповстанческой армии было удержаться на занятых рубежах, выиграв тем самым время для развёртывания армии. Под руководством полковника Аргунова уже в январе началось лихорадочное строительство укреплённых позиций в районе Волочаевки. Центром обороны была сопка Июнь-Корань, занимавшая господствующее положение над безлесной равниной. Оборонительные линии Волочаевского укреплённого района включали ростовые окопы, ледяные валы, скрытые пулемётные гнёзда, оборудованные в инженерном отношении артиллерийские позиции и наблюдательные пункты, проволочные заграждения в 5—6 рядов (кроме того, с целью не допустить обхода позиций с фланга, колючей проволокой были опутаны деревья на опушке леса). Ширина фронта между Амуром и Тунгуской составляла 18 км, кроме того, на амурском направлении были созданы опорные пункты в Верхнеспасском и Нижнеспасском. Дополнительным препятствием для наступающих был глубокий снег и бездорожье.

К началу сражения силы Белоповстанческой армии под общим руководством генерала Молчанова располагались следующим образом:

• в Волочаевке находилась группа полковника Аргунова (свыше 2300 штыков и сабель, 37 пулемётов, 8 орудий), за её правым флангом, у деревни Даниловка — группа полковника Ширяева (900 чел. и 11 пулемётов), в деревне Архангеловка для обеспечения правого фланга — группа генерала Е. К. Вишневского (500 чел.);
• в Верхеспасском и Нижнеспасском находилась группа генерала И. Н. Никитина (500 чел., 6 пулемётов, 2 орудия);
• в деревне Дежнёвка — основной резерв, Поволжская бригада под командованием генерала Н. П. Сахарова (750 чел., 17 пулемётов).

Народно-революционная армия

Тактической задачей НРА было овладение Волочаевским укреплённым районом, стратегической — окружение главных сил белых в районе Хабаровска.

Сосредоточение сил НРА производилось в районе станции Ин. Перед началом наступления воинские части получили пополнение из местных партизан и 1000 коммунистов, были также приняты меры по увеличению производства боеприпасов в Благовещенске, снабжению армии тёплой одеждой, активизации партизанского движения в тылу белых. К началу сражения силы Восточного фронта под общим командованием В. К. Блюхера включали в себя две оперативные группы:

• Инская группа (командующий С. М. Серышев) включала сводную стрелковую бригаду Я. З. Покуса, 4-й отдельный кавалерийский полк, партизанские отряды Ф. И. Петрова-Тетерина и И. П. Шевчука и насчитывала 3120 бойцов, 121 пулемёт, 16 орудий, 2 танка, 3 бронепоезда.
• Забайкальская группа (командующий Н. Д. Томин) включала 1-ю Читинскую стрелковую бригаду, Троицкосавский отдельный кавалерийский полк и Читинский отдельный кавалерийский дивизион и насчитывала 4480 бойцов, 179 пулемётов и 14 орудий.

Инская группа должна была непосредственно штурмовать Волочаевку. Забайкальская группа должна была выйти в тыл Белоповстанческой армии.

Ход сражения

5 февраля 1922 года 2-й стрелковый полк из состава 1-й Читинской стрелковой бригады овладел станцией Ольгохта и отразил 7 февраля контратаку белых, обеспечив развёртывание Инской группы.

8 февраля было завершено сосредоточение сил НРА в районе Ольгохты, 9 февраля Забайкальская группа вышла из Ольгохты с целью выйти в тыл белым. В составе Инской группы были подготовлены несколько «штурмовых колонн», перед которыми была поставлена задача подготовить проходы в проволочных заграждениях: личный состав колонн довооружался ручными гранатами и получал ножницы, «кошки» и топоры для преодоления проволочных заграждений. Тем не менее, инструмента не хватало, и в первый день штурма бойцы были вынуждены рвать проволоку штыками, рубить шашками, сбивать прикладами.

Отряд красных партизан под командованием И. П. Шевчука, получив приказ активизировать действия в тылу у белых, приступил к диверсиям на линии железной дороги, что вынудило белогвардейцев снять с фронта и направить к Хабаровску один из трёх бронепоездов.

Первый штурм

10 февраля в 11 часов 50 минут начался первый штурм сопки Лумку-Корань. Штурм проходил в 35-градусный мороз. Не имея возможности использовать бронепоезда и отставшую артиллерию, Инская группа красных наступала в пешем строю при поддержке двух танков FT-17. На правом фланге им удалось прорвать проволочные заграждения, однако прорыв был ликвидирован. Наступление захлебнулось. Потеряв 480 бойцов убитыми, ранеными и замёрзшими, а также оба танка (один был подбит, а другой вышел из строя), штурмующие отошли на исходные позиции.

На севере Тунгусской группе удалось выбить белых из села Архангельское, однако дальнейшее её наступление было остановлено.

В этот же день, 10 февраля Забайкальской группе удалось выйти в тыл к белым и занять село Верхнеспасское, создав тем самым угрозу на южном фланге белых и получив возможность дальнейшего наступления.

11 февраля 1922 года Забайкальская группа заняла Нижнеспасское, разгромив группу генерала Никитина и начала продвижение на Казакевичево. В полночь 12 февраля генерал Молчанов направил против Забайкальской группы свой главный резерв — Поволжскую бригаду.

К вечеру 11 февраля 1922 года были восстановлены мосты у станции Ольгохта, по которым в район Волочаевки были немедленно направлены бронепоезда № 8 и № 9 .

Второй штурм

Основной штурм начался 12 февраля в 8 часов утра. Командование красных приняло решение наступать вдоль железной дороги. Это дало возможность реализовать преимущество в артиллерии и использовать бронепоезда. В течение двух часов, несмотря на огонь артиллерии и бронепоездов противника, красным удалось преодолеть заграждения. Бронепоезд № 8 (командир И. Дробышевский) по горящему мосту ворвался в расположение белых и открыл огонь, вызвав замешательство и потери среди оборонявшихся.

Около 10 утра белые начали отход, к полудню Волочаевка была полностью занята частями НРА.

В этот же день Забайкальская группа разгромила Поволжскую бригаду Белоповстанческой армии и начала движение в сторону железной дороги. Из-за усталости личного состава красным не удалось организовать преследование Белоповстанческой армии, организованно отходившей в сторону Хабаровска.

Вид с сопки Июнь-Корань, март 2015 г. Внизу — село Волочаевка.

Исход сражения

13 февраля войска красных возобновили преследование. 14 февраля без боя был взят Хабаровск, а 16 февраля части Белоповстанческой армии окончательно вышли из-под удара.

Итоги

По результатам сражения, орденами Красного Знамени были награждены 6-й стрелковый полк, 3-я лёгкая артиллерийская батарея, бронепоезд № 8 и 67.

После победы в Волочаевской операции и освобождении Хабаровска стратегическая инициатива перешла к Народно-революционной армии и были созданы условия для освобождения Приморья (что впоследствии привело к окончательному разгрому сил белых на Дальнем Востоке).

Памятники, отражение в культуре и искусстве

Волочаевский бой упоминается в известной песне Гражданской войны «По долинам и по взгорьям».

В 1927 году было принято решение о создании мемориала на месте битвы, и 11 ноября 1928 года здесь был создан мемориал и музей, посвящённый битве (ныне недействующий). Скульптором, выполнившим бронзовый памятник, был А. А. Бадоньи — бывший австрийский военнопленный, а впоследствии — интернационалист, и один из участников сражения.

В 1937 году был снят фильм «Волочаевские дни», посвящённый событиям на Дальнем Востоке.

Волочаевский бой упоминается в документальном фильме «Страна родная» (1942). Фильм был создан для подъёма людей на Великую Отечественную войну, но в нём кратко рассказывается об истории СССР, о Гражданской войне.

В 1975 году в Хабаровске была открыта панорама «Волочаевская битва» — одна из четырёх существующих в России, внесена в архив панорам мира.

Бой также описан в романе Ю. Семёнова «Пароль не нужен».

Панорама «Волочаевская битва» (Хабаровский краевой музей имени Н. И. Гродекова)   «И останутся как в сказке, Как манящие огни, Штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни…» Памятник героям гражданской войны на Дальнем Востоке на Комсомольской площади Хабаровска   Братская могила и часовня на вершине сопки Июнь-Корань   Памятник красным партизанам в селе Волочаевка-1

Литература

• Покус Я. З. Штурм Волочаевки и Спасска. — М.: Воениздат, 1938.
• Шапа Л. Дальневосточный Перекоп. — М.: Политиздат, 1959.
• Рябов Н. И., Штейн М. Г. Волочаевская победа. — Хабаровск, 1960.
• Беляев Б. Л. Дальневосточный Перекоп. — М., 1961.
• Кольцов П. С. Волочаевские дни. — М.: Госполитиздат, 1962. — С. 47.
• Кузнецов О. П. Волочаевка: Рассказы. — Хабаровск: Кн. изд., 1969. — 30 с.
• Огненные листья. Стихи. Сб. стихов об Октябрьской революции и гражданской войне на Дальнем Востоке. Сост.: П. Н. Богоявленский, С. И. Красноштанов. Худож. Г. Д. Павлишин. — Хабаровск: Кн. изд., 1972. — 190 с., ил. К сб. крепится патрон с землей с Волочаевки.
• Волочаевка (фотоальбом) / ред. Ю. В. Ефименко, худ. А. Н. Посохов, фото В. Янкова. — Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, 1976.
• Авдеева Н. А. Волочаевская победа и освобождение Хабаровского Приамурья // Из истории гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке. — Хабаровск, 1978. — С. 56-90.
• Сунцов Н. Под Волочаевском и Спасском // Военный вестник. — 1968. — № 3.
• Азовцев Н., Петров В., Селяничев А. Дальневосточный Перекоп // Правда : газета. — 1972. — № 42 (19550) от 11 февраля. — С. 3.
• канд. ист. н. В. Душенькин. Победа под Волочаевкой и Хабаровском // "Военно-исторический журнал", № 2, 1972. стр.118-121
• Двойных З. Я. Волочаевские дни // Как сражалась революция: рассказы участников гражданской войны. 2-е изд. — М., 1989. — С. 154-155.
• Захаров В. Ф. Волочаевские дни: Рассказы. — Хабаровск: Кн. изд., 1989. — 80 с., ил.
• Лёвкин Г. Г. Волочаевка без легенд. Приамурское географическое общество. — Хабаровск, 1999. — 287 с.
• Лёвкин Г. Г. Было, но быльем не поросло… Науч. исследование истории Российской Гражданской войны и иностранной военной интервенции на Российском Дальнем Востоке. О борьбе советских войск с японскими интервентами в ходе «апрельских событий 1920 г.», образование Хабаровско-Спасского и Хабаровского (Восточного) фронтов. — Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н. И. Гродекова, 2006. — 160 с.

Ссылки

• Комендровский И.Н. [web.archive.org/web/20070929150034/www.rustrana.ru/article.php?nid=19786 Волочаевские бои. Краткое описание] (рус.). Проверено 12 марта 2015.
• [www.museum.ru/xkm/5_6_1.htm Панорама «Волочаевская битва»] (рус.). Проверено 12 марта 2015.

Отрывок, характеризующий Волочаевский бой

– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.